Во мне закипало волнение. Это было оно. Я бы рассказала ему, что я на самом деле чувствую на этот раз, больше не будет танцевать вокруг разговора, как делал все это время. Хихиканье вырывает меня из моего писательского пыла. Мои глаза сужаются, и я прислоняюсь к стене, отделяющей меня от Хадсона. Уинслет снова в своей комнате? Как он мог перейти от того, что почти целовал меня, к тому, чтобы снова слоняться с Уинслет? И над чем она могла смеяться? Я смотрю на экран своего компьютера, желая выкинуть Хадсона из головы. Он протопал в дом, даже не взглянув в мою сторону после нашего почти поцелуя ранее. Ну, мы поцеловались, это было не почти… это был просто самый легкий поцелуй. Возможно, он даже не почувствовал его, настолько он был легким. Я рвано выдохнула и вместо того, чтобы плакать, как мне хотелось бы, сосредоточилась на своей истории. Я остановилась на стоянке перед океаном и огляделась, чтобы убедиться, что он уже здесь. Он был. Он стоял у воды, и вместо того, чтобы смотреть на воду, он смотрел на меня. Я не могла сказать, заметил ли он меня, но он выжидательно смотрел. Это должно быть хорошим знаком, верно? Я громко вздыхаю и чувствую, что на моей спине висит тысяча фунтов. Эта история меня угнетает. Я уже хочу перейти к поцелую, а это только четвертая глава. Слишком рано для поцелуя. Я снова слышу хихиканье и уверен, что это очень громко смеется Уинслет, просто чтобы я ее услышал. Я начинаю печатать быстрее, чем Джим Керри в «Брюсе Всемогущем» . Я направился к нему, и он закрыл глаза рукой, усмехнувшись, когда заметил меня. Он шел ко мне, встречая меня на полпути, и воздух между нами был перенасыщен энергией и искрами. — Эй, — сказал я. "Ты пришел." — Ну да, ты же не ожидал, что я тебя подставлю, не так ли? Я пожала плечами, и он слегка нахмурился, прежде чем протянуть руку и положить руки мне на талию. Я пропиталась теплом, соленым влажным воздухом, но все остальное было обжигающе горячим. — Я скучал по тебе, — сказал он. — Я думал о тебе без остановки. Что мы ждем?" Его голова склонилась к моей… Громкий крик пугает меня, и я выпрыгиваю из писательского ступора. Я закрываю ноутбук и наклоняюсь вперед. Ты ведешь себя нелепо, Саммер. Он думает, что ты с кем-то встречаешься. Он свободный человек. Даже если бы он поцеловал тебя раньше, он все равно был бы свободным человеком. Ты поцеловала Лиама — ну, он поцеловал тебя — но технически все, что Хадсон знает, это то, что ты и Лиам целовались, так почему бы ему не делать все, что он хочет? Я бьюсь головой о стол, устав от своих мыслей и жалея, что не могу ненадолго отключить свой мозг. Я выхожу в холл, подальше от хихикающего гостя Хадсона, и останавливаюсь на кухне. Мой папа там с Беллой, и Ханна идет позади меня. Вот вам и тайный набег на холодильник. Я беру несколько закусок и убегаю, желая захватить и мороженое, но не желая тратить время на то, чтобы принести его на глазах у всех. Я так тороплюсь вернуться в свою комнату и спрятаться, что натыкаюсь на твердое, мускулистое тело. — Куда ты торопишься? — говорит Хадсон. Ты моя раша , я думаю. Мой желудок опускается на землю, а затем возвращается к моему горлу за одну долю секунды. Его руки все еще на мне, удерживая меня от столкновения, и я хочу остаться здесь навсегда. — Хочешь перекусить? Я спрашиваю. Самая глупая фраза, когда я действительно хочу сказать: «Хочешь поцеловаться?» но я никогда не заявляла, что хорош в сиюминутных сексуальных подшучиваниях. Его глаза мерцают, хотя рот представляет собой ровную линию, как будто он пытается не рассмеяться. «Я мог бы немного перекусить», — говорит он. Я возвращаюсь в свою комнату, и он следует за мной, и я бросаю все на кровать, прежде чем закрыть дверь. Я прислоняюсь к двери, и он поворачивается ко мне лицом. "Вяленая говядина?" Я спрашиваю. Снова с моим тупым ртом перед моим мозгом. Он качает головой и делает шаг ко мне. «Пшеничные хлопья и сырный свисток?» Как будто у меня болезнь. Он делает еще один шаг ближе, и наши пальцы ног соприкасаются. Я босиком. Как и он. Жарко. Он протягивает руку и касается моей щеки, самые легкие прикосновения трепещут по моей коже, и я вздрагиваю. Его голова опускается, и я чувствую головокружение. Я встаю на цыпочки, чтобы встретить его на полпути. Наши губы врезаются друг в друга. Окончательно. Вся моя неуклюжесть вылетела в окно, вся его трудночитаемая загадочность тоже исчезла, и если бы я знала, что таким образом мы так прекрасно пообщаемся, я бы позаботилась о том, чтобы мы поцеловались намного раньше. 21 НЕ ИДИ Губы Хадсона сотрясают мой мир, а его руки на моей талии и в моих волосах тоже делают сумасшедшие вещи с моими внутренностями. Мое тело прижато к его, и я здесь ради всего этого. Поэтому, когда кто-то стучит в дверь, заставляя меня отпрыгнуть от него, как горящую женщину, у меня перехватывает дыхание и я дезориентируюсь. Я смотрю на Хадсона, и его грудь быстро вздымается и опускается. Его зубы тянутся и скользят по нижней губе, и я хочу вернуться к целованию с ним. Фунт, фунт, фунт. Я распахиваю дверь, и это мой папа. Худшее время когда-либо. Он указывает на Хадсона. — Искал тебя повсюду. Просто человек, которого я хотел видеть. Думаю, здесь есть то, что нам нужно. Я готов вылететь сегодня вечером и хотел бы, чтобы ты пошел со мной, Хадсон. Мы можем подготовить все для съемок послезавтра». Как будто он только что заметил, что я здесь, и переводит взгляд то на меня, то на Хадсона, прежде чем снова заговорить. — Лиам искал тебя. Вы, ребята, прилетите обратно утром. Я съеживаюсь, потому что понимаю, как это звучит для Хадсона, и хочу исправить это, пока мой отец здесь. «Могу ли я вернуться с вами, ребята?» Папа поднимает брови. "Это необязательно. Все остальные завтра улетают обратно, и это даст вам время насладиться последней ночью на Гавайях». Он смотрит на Хадсона. «С Лиамом». Я смотрю на Хадсона, и все его поведение изменилось за те несколько минут, что мой отец был в комнате. Он выглядит так, будто хочет сбежать. — Мы можем сказать Хадсону правду, папа, — шепчу я. Затем Хадсон смотрит на меня, и наступает долгая многозначительная пауза. — Верно, — говорит мой папа. «Правда в том, что мне не нужно место в первом ряду для любовной жизни моей дочери, так что будет хорошо, если мы пойдем дальше и уйдем с дороги». Мои глаза сужаются, глядя на отца. Не знаю, какую чушь он несет, но я не ожидал этого. Ничего про это лето не было. — Я имею в виду правду обо мне и Лиаме, — говорю я сквозь стиснутые зубы. «Контракты — дело непростое», — тихо говорит папа. — На твоем месте я бы с этим не связывался. На этот раз я закатываю глаза и стону. Но я обнаруживаю, что шепчу так, словно стены слушают, когда произношу следующую фразу. «Я собираюсь быть девушкой Лиама на бумаге какое-то время. Только на бумаге». Я жду, что Хадсон что-нибудь скажет, но его губы лишь слегка дергаются. Эти губы, которыми я хотела бы, чтобы мой отец не прерывал мое времяпрепровождение… "Что ж?" Я больше не могу выносить его молчание. Я не могу понять, злится ли он, или ревнует, или… Он начинает смеяться, и я тоже смеюсь, потому что вид смеющегося Хадсона — это мгновенный афродизиак, и меньше всего я хочу, чтобы папа увидел, насколько я сейчас возбужден. Мой папа смотрит между нами двумя в замешательстве. — Что смешного? И я жду ответа Хадсона, потому что тоже хочу знать. Он явно не смеется по той же причине, что и я. «Лиам сказал мне, — говорит Хадсон. Он многозначительно смотрит на меня, и я чуть не растворяюсь в луже на полу. — Прямо перед тем, как я пришел сюда сегодня вечером. Но почему Уинслет хихикала в твоей комнате? Если это точно была она. Я хочу спросить, а разве это важно? Он подошел, как только узнал, и поцеловал меня в лицо. Мой рот расплывается в широчайшей ухмылке, и лицо Хадсона соответствует ей. Папа странно смотрит на нас обоих, прежде чем схватить Хадсона за плечо. — Ты можешь быть готов уйти через час? Хадсон кивает. "Конечно." Отец открывает дверь и делает паузу, как будто ожидая, что Хадсон выйдет вместе с ним. Хадсон кладет руку ему на затылок и избегает смотреть на моего отца. Он выглядит нервным, и это чертовски мило.