– Скажете тоже… – Конюхов шевельнулся и неловко поежился. – С какой целью приехали в пансионат «Орион»? – Качалин купил путевку, вот и приехал. – Я спросил не кто вам путевку купил, а что вы собирались там делать. – Да вы наверняка уже знаете… – А теперь от вас хотел бы услышать. – Богданов взял ручку и попробовал ее расписать. – Ах черт! – Он отшвырнул ее и достал из ящика стола другую. – Слушаю! – Качалин попросил снять плитку в заброшенном доме, – сказал Конюхов. – Для чего, объяснил? – А мне это незачем знать. Он заплатил аванс, я согласился. Две недели в пансионате, не клят, не мят. Работа не особо тяжелая. Оторвал пятьдесят штук, отвез, получил деньги. Жить можно. – Домой к нему привозили? – Куда же еще… – Жена Качалина вас не опознала. – Так я приезжал, когда ее не было. Иной раз в машине подожду, пока из подъезда выйдет. Так приказал Качалин. – Как вы с ним познакомились? – спросила Ульяна. Конюхов уткнулся глазами в пол и тяжело вздохнул, как будто о чем-то сожалея. – На сайте меня нашел. Я там имею собственный профиль как плиточник и строитель. – Ну хорошо, – продолжил допрос Богданов. – Качалин вас нанял, вы начали снимать плитку и отвозить ему. Но потом что-то пошло не так? Верно? – Это уж точно! – Конюхов недовольно крякнул, взглянул на потолок и заерзал на стуле. – Точнее не скажешь. – Что именно? Расскажите. – Когда я снимал плитку со стены, наткнулся на кирпич, который вынимался. Там, в нише, я нашел газетный сверток, в котором были три перстенечка, браслет и две брошки. Я сразу понял, что они золотые, и сдуру поперся к оценщику. – В Зареченск? – уточнила Ульяна. – В Москву. – Не собирались отдавать драгоценности Качалину? На этот вопрос Конюхов отреагировал с возмущением: – Что я, дурак? – Но потом, опустив голову, он протянул: – Хотя лучше бы отдал. – Почему? Объясните. – Буквально через день после того, как я отыскал сверток, мне позвонили с неизвестного номера. – Кто? – Какой-то мужик. – Что сказал? – Он знал о кладе и предложил поделиться с ним. – Много запросил? – Все. Иначе, сказал, убьет. – Что вы ему ответили? – спросил Богданов. – Послал на три буквы. Он еще раза два звонил, с разных телефонов, конечно. Ну, я как голос его услышу, сразу давал отбой. Тут и началось… Как-то пришел поздно вечером в усадьбу, захожу в дом, а меня доской по башке – хрясь! Ну пролежал до утра. Утром очухался, смотрю, все карманы вывернуты, подкладка в сумке порезана. Подошвы и каблуки на ботинках и те оторваны! – Номер ваш не обыскивали? – Однажды показалось. Но я же не дурак, чтобы драгоценности там держать. – А где вы их прятали? – как будто между прочим спросил Богданов. Казалось бы, простой вопрос вогнал Конюхова в долговременный ступор. Минуты через две он покачал головой: – Как хотите, но этого не скажу. Рассказывать дальше? – Давайте. – С тех пор в тот дом, на работу, стало быть, начал ходить с большим молотком. – Помогло? – сочувственно поинтересовалась Ульяна. – Ни черта! В лесу подкараулили, избили, отпинали, нож приставили к лицу и пообещали глаза вырезать. Ну я и согласился, сказал, что все им отдам. Они, конечно, сразу хотели все получить, но я-то знал: как только отдам драгоценности, меня сразу же убьют. Так и сказал им: как хотите, но только принесу в условленное место и там положу. А нет, хоть режьте, но ничего не получите. – Согласились? – Куда бы они делись! Сказали, жди указаний, положишь, куда скажем. Сначала я хотел сбежать. Потом подумал: все равно найдут, а так остается шанс. – И вы стали ждать указаний? Расскажите об этом подробнее. – День прошел, два… Как-то вечером, перед самым отъездом из пансионата, пошел к машине. Догоняет меня этот, со стойки, тощенький такой пацаненок, и записку в руки сует. Ну, включил я фонарик, прочитал ее да и вломил как следует этому дрищу, чтоб не ходил шестеркой. Богданов долго записывал, потом оторвался от протокола и распорядился: – Продиктуйте мне текст записки. – А то вы не знаете! – Диктуйте! – с нажимом повторил следователь. Конюхов скривился так, как будто увидел крысу, но все же продиктовал: – Этой ночью, после двенадцати, все положишь под белую голову. Богданов старательно записал его слова в протокол, не забыв поставить кавычки. – Что было дальше? – Белая голова… Черт его знает, что это? Я же не местный. Пошел к Инютину, в тот вечер на КПП он дежурил. – Откуда знаете его? – Года два назад на одном заводе вместе в охране работали. Как только приехал в пансионат, смотрю – а на воротах Инютин дежурит. Ну, поговорили: здравствуй, как дела, давненько не виделись. Заходил иногда к нему. Как-то раз он ко мне заглянул. – Конюхов опасливо покосился на Ульяну. – Без бутылки обошлось. Так посидели, поговорили о том, о сем. – Вернемся к нашей последовательности, – остановил его Богданов. – После того, как вы побили Лурье… – Кого? – с подозрением прищурился Конюхов. – Того дрища с регистратуры. – А-а-а… – После этого вы пошли к Инютину на КПП. – Сказал ему, что есть одно дело, – подхватил Конюхов. – Заодно спросил, что это за белая голова. Он объяснил. Я сразу по-быстрому смотался туда. Огляделся, пошарился вокруг. Никого не заметил, но у самого поджилки тряслись. – Почему? – Чувствовал, что живым мне оттуда не уйти. Я же эти побрякушки нашел. А эти двое, по всему видно, – живодеры. Что я им? Тьфу и размазать. – Когда они напали на вас в лесу, лица видели? – Темно было, не разглядел. – Давайте дальше! – сказал Богданов и приготовился записывать.