– Обязательно пришлю, обещаю. Люблю тебя. Я слышу еще какие-то голоса, его слов уже не разобрать. Женский голос зовет его по имени. – И я тебя… Связь прерывается. Я тяжело вздыхаю. Когда у тебя кризис, тебя на каждом углу подстерегает соблазн. Знаю, Эйден спал с кем-то до меня, но у меня он первый и единственный. Только услышав голос Нико, я спохватываюсь, что он подходит ко мне. – Проблемы? – озабоченно спрашивает он и изучает мое лицо. Я силюсь превратить свой встревоженный вид в улыбку, но получается из рук вон плохо. – Нет, просто семейный разговор. Разные часовые пояса, это мешает. Он сочувственно смотрит на меня. – Я пришел попросить прощения за вчерашний вечер. Если я что-то натворил, то… – Все хорошо, не надо ничего объяснять. Я просто была рада помочь. Он смущенно и рассеянно роет носком кроссовки дерн. – Вчера была годовщина смерти моего отца. Похоже, даже лежа в могиле, он не дает мне покоя. Не надо, конечно, слишком часто оглядываться в прошлое, но оно умеет застигать врасплох. Я ценю ваше благоразумие, Ферн, очень ценю. Сказав это, он разворачивается и уходит решительным шагом в направлении студии живописи. 9. Чужая душа – потемки Обед проходит в молчании. Марго приготовила для всех коробочки с ланчем и убежала. Похоже, она не вернется до вечера, потому что вчера отработала полный день. Жаль, я не попала на ее урок по приготовлению круассанов, хотя те, кто на нем присутствовал, сказали, что у нее все получается удивительно легко. На следующей неделе постараюсь не пропустить. – Не возражаете, если я к вам подсяду? Я поднимаю голову и щурюсь. Из-за солнца над головой Келли сияет нимб. Я с улыбкой киваю. – Конечно. Я вышла прочесть длинное письмо и отправить мужу фотографии. Все, готово. Мать держит меня в курсе всех последних домашних новостей, ни одной не пропускает. – Я не скрываю, что это меня забавляет. – Мать есть мать, я очень ее люблю. – Наверное, вы по всем им скучаете. Приезд сюда должен быть для вас большой переменой в жизни. Я сажусь поудобнее, так, чтобы в спину не впивалась жесткая кора дерева. – Да, но иногда бывает полезно покинуть свою зону комфорта. Начинаешь иначе воспринимать жизнь. Вижу, ты не пошла ловить рыбу? Там, у озера, наверное, прохладно, живительная тень… Келли опускается рядом со мной и испытующе на меня смотрит. – Я не против половить рыбку, но подцепить живое существо на крючок – это жестокость. Неплохо, конечно, поесть вечером рыбки, приготовленной Марго, а так я щепетильная. Если не перестану думать о том, откуда берется моя пища, то, пожалуй, сяду на одни чипсы. Я уже через это проходила пару лет назад, мне не понравилось. – Ты через это прошла – это главное. Я согласна, но с пищевой цепочкой ничего не поделаешь, без еды нет жизни. Ненавижу расточительство, но у меня нет проблем с рационом. Мы обе умолкаем. Я убираю обертку от ланча, закрываю крышку пластмассовой коробки. Келли кусает яблоко, любуясь, как и я, садом. Истинное блаженство! Дома либо слишком мокро, либо слишком холодно, либо слишком жарко. Здесь даже в жару находишь спасительную тень – и она тебя врачует. Внутри тепло, настроение зашкаливает. Воздух благоухает, добавляя восторга. Не знаю, почему так: то ли вспоминаются другие отпуска, то ли таково очарование Прованса. Наверное, у любого есть неповторимое место, где ему особенно хорошо, и для меня это Прованс. – Можно попросить у вас совета, Ферн? – Сколько угодно, только помни, что это будет всего-навсего мое мнение. – Думаю, я не прочь продлить свое пребывание здесь, если Нико позволит. Мои родители смогут платить, им будет только легче, если я не буду мозолить им глаза еще неделю или две. Мне нравится работа в саду, и Тейлор хорош. Он считает, что я хорошо играю, и очень терпелив. – Как я погляжу, ты уже приняла решение. Уверена, Нико согласится, только тебе придется сменить комнату. Тебя что-то смущает? – Хотела спросить: вы здесь надолго? Знаю, Патриция уезжает в пятницу, и вы – единственная, кроме Тейлора, с кем я успела поладить. С другой стороны, вы же преподаватель? Как трогательно это слышать! – Да, я поселилась здесь надолго. – Вы сказали, что ваш муж сейчас путешествует. Вдруг он соскучится по вас и прилетит в Британию раньше времени? Вы тоже можете заскучать по дому. Я делаю долгий, медленный вдох. Она умница и заслуживает честного ответа. – Мы давно друг друга знаем, Келли, познакомились еще школьниками. Нам повезло, мы много лет росли вместе, но этот разрыв поможет нас осознать наши индивидуальные интересы. Да, нам друг друга недостает, но для обоих это полезно, поможет нам открыть самих себя. Такого шанса может больше не представиться. Во мне есть творческая жилка, требующая развития, но семейные заботы и работа пожирают почти все время. Эйден всегда мечтал о путешествиях в далекие края, но его удерживали мои страхи. Он пожертвовал своей тягой к приключениям из-за любви ко мне. Иногда мы будем тосковать по дому, я уже начала испытывать это чувство, но таким уникальным шансом нельзя пренебречь. Никому не понравится всю жизнь жалеть о несделанном. Она обдумывает мои слова. Нам обеим хорошо здесь, среди трепещущей листвы. Несчетные оттенки зеленого и шелест листьев над головой от легкого ветерка несут покой. Время ненадолго замирает, и я не могу не гадать, чувствует ли Келли то же умиротворение, что и я. – Я слышу в вашем голосе озабоченность, как бы он не обвинил вас в том, что вынужден отказаться ради вас от своей мечты. Я потрясена ее проницательностью. Я сижу к ней боком и чувствую на своем лице ее взгляд. С наслаждением глажу ладонью колючую траву. Прежняя жизнь уже кажется нереальной, больше похожей не готовое стереться воспоминание. – Все не так просто. Знаю, он понимает, как трудно преодолеть глубоко укоренившуюся фобию. Я ценю его понимание, меня устраивает моя жизнь, что же здесь прощать? – Я никогда еще никого так не любила. Надеюсь, когда-нибудь это со мной произойдет. Очень не хочется повторить судьбу родителей: они никогда не ставили друг друга на первое место и не поставят. Наверное, ради Эйдена вы готовы на все. Разве что из самолета не выпрыгнете. Я с трудом сглатываю слюну. – Моя старшая сестра погибла в две тысячи десятом году в авиакатастрофе над Средиземным морем. Из тридцати девяти пассажиров и членов экипажа не выжили шестнадцать. – Мне кажется, что это рассказывает кто-то другой: обстоятельно, почти без эмоций, потому что сейчас это кажется нереальным. – О, Ферн, мне так жаль! Я не собиралась допытываться, не думала, что… Я стискиваю ей руку, чтобы успокоить. – Все в порядке, теперь я редко думаю об этом. Я научилась принимать тот факт, что кое-что в жизни нам неподконтрольно, хоть и влияет на то, как мы проживаем свою жизнь. Я поделилась с тобой своей тайной, потому что хочу, чтобы ты знала, что я рядом на случай, если тебе тоже захочется чем-то со мной поделиться. Она смотрит на меня со слезами на глазах. Я тянусь к ней и заключаю ее в объятия. – Не знаю, как вы догадались… Обязательно поделюсь, когда буду готова. Голоса заставляют нас посмотреть в сторону рощи за огородом. Это возвращаются рыбаки. – Вы пойдете сегодня на урок живописи? – спрашивает Келли. – Да, а ты? – Я бы лучше почитала в саду книжку. Я взяла эту книжку вчера в гостиной. До полуночи не спала, все читала. – О чем там? – О женщине, у которой жизнь пошла кувырком. Она сбегает, чтобы все начать сначала. Местами очень грустно, местами смешно. Очень хочется узнать, чем все кончится. Все мы хотим счастливого исхода. Раньше я думала, что живу вполне счастливо. Сейчас я надеюсь, что, вернувшись домой, буду думать так же. – Не спорю, – тихо отзываюсь я. Мы встаем, добродушно друг другу улыбаемся и расходимся. По-моему, я правильно сделала, что пошла на откровенность с Келли, как ни странно было слышать саму себя: давно с моих уст не срывались такие слова. Я бреду обратно во двор, оставаясь в своем отдельном мире. Кто-то трогает меня за плечо, я вздрагиваю. Оглянувшись, я вижу Джона. Он в нашей компании главный шутник, к тому же лондонец. – Вчера вы утащили свой шедевр, прежде чем я успел на него взглянуть. – Он торопится придержать для меня дверь в студию. – Спасибо, Джон. Просто это мой первый опыт, он не вполне удачен. Я отправила его в корзину и жду не дождусь сегодняшней попытки. – Вы бы видели мою мазню! Никто не отличит на ней яблоки от груш! Меня разбирает смех. – Мне показалось, что вы сотворили нечто уникальное, Пикассо, увидев это, потерял бы сон. Он запрокидывает голову и от души хохочет. – Все равно я горю желанием продолжить. Никогда не испытывал такого удовольствия.