Часть 3 из 49 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Наверное, пришло время поговорить начистоту, Ферн.
Для меня его слова – как удар наотмашь.
– Я думала… надеялась… что мы всегда были друг с другом откровенны.
Он качает головой:
– Не знаю, в чем причина, но у меня такое чувство, будто из моей жизни что-то ушло, и понимаю, что это несправедливо по отношению к тебе. Как это ни бессмысленно, это отражается на всем, что я делаю. Или пытаюсь делать. Каждое утро, просыпаясь, я уже предвижу, что и как будет дальше.
Он смотрит на свою чашку, не поднимая глаз на меня.
– Предвидишь? А я вот не предвидела, что так будет. Не проще ли назвать это скукой?
– Скорее, однообразием, – поправляет он меня, и я чувствую, как у меня уныло опадают плечи.
– Однообразие? – повторяю я за ним. – Если ты говоришь о нормальной семье, появление которой мы все время откладываем, хотя в наших планах всегда было завести ребенка ближе к тридцати. Хочешь об этом поговорить – так и скажи. Все решаемо. Эйден, ты же знаешь. Нужна только уверенность, что мы готовы. Это ведь очень серьезно, милый.
– Речь не об этом. Не думаю, что сейчас было бы правильно усугубить напряжение.
Ничего хорошего эти его слова, мягко говоря, не предвещают.
– Послушай, мне очень жаль. Я знала, что у нас уже давно не все ладится. Зря я прятала голову в песок. Но при любой моей попытке затронуть эту тему ты заговаривал о другом. Я думала, что ты не готов к такому разговору.
Он выглядит удрученным, даже убитым.
– Я думал, что превратности жизни только сильнее нас сплотят. – Его тон становится мягче, я вижу, как он старается подыскать слова, чтобы выразить то, что чувствует. – Иногда каждый шаг дается с трудом, Ферн, нам ли этого не знать… Согласен, у нас бывали взлеты и падения, но мы всегда со всем справлялись вместе.
Он старается меня подбодрить, потому что не хочет продолжать этот разговор. Нет уж, Эйден, сколько ни увиливай, все равно нам придется разобраться, что у нас не так.
– Пора посмотреть правде в глаза. – Знаю, это звучит как вызов, но раз разговор пошел начистоту, нельзя давать задний ход. – Я никак не найду правильные слова, чтобы объяснить мои чувства, поэтому не удивлена, что ты не понимаешь… Я знаю одно: я тебя люблю, люблю всем сердцем, и для меня невыносимо, когда я так тебя огорчаю.
Он наконец поднимает глаза, наши взгляды встречаются. Выражение отчаяния в его глазах немного смягчается.
– Помнишь, как мы столкнулись друг с другом на школьных танцах? – Он щелкает пальцами. – Тогда что-то произошло, что-то важное, мы оба поняли, что все переменилось.
Я бы скорее назвала тот эпизод столкновением. И это были не просто танцы, а выпускной бал. Все мы были легковозбудимыми подростками, когда нам было по шестнадцать-семнадцать лет. Мы тогда впервые заговорили друг с другом, потому что Эйден был спортсменом, а я всего лишь болельщицей.
Я киваю, не желая его перебивать.
– Помню первое наше свидание через три дня. Назавтра ты мне позвонила и сообщила, что отец запрещает тебе со мной встречаться, потому что я вернул тебя домой на час позже обещанного и, уезжая, трижды погудел. Из-за этого во всем вашем тихом районе включился свет. Я просто выпендривался, хотел произвести на тебя впечатление и вообще был безумно счастлив.
Я в то время готовилась поступать осенью в прогрессивный Эмерсли-колледж. Отец, волновавшийся по любому поводу, решил, что Эйден слишком заносчив и самоуверен, что явно шло ему в минус. Но с годами отец понял, что приобрел еще одного сына, мужчину, которому можно доверить упрямую дочь.
– Ты тогда сказала: «Мне все равно, ничто мне не помешает с тобой встречаться», – продолжает Эйден. – Ты не шутила. Я почувствовал себя непобедимым. Ничто в жизни уже не могло сбить меня с пути, ведь я нашел свою вторую половинку. Двое сильнее одного.
Мои глаза наполнились слезами, потому что при всей своей вдумчивости и даже романтичности Эйден нечасто рассказывает о своих чувствах. Если он этого желает, значит, на то есть причина… У меня уже холодеет, позвонок за позвонком, спина.
– Мы были очень настойчивы, – поддакиваю я ему.
Все твердили, что это ненадолго, потому что после получения аттестатов о среднем образовании мы оба намеревались поступить в университет и после этого вряд ли продолжили бы двигаться в одном направлении. Всем известно, что большие расстояния не способствуют отношениям. Но как ни страшна была мысль о разлуке, мы ни секунды друг в друге не сомневались.
Оглядываясь назад, трудно поверить, что у нас были шансы остаться вместе, – но мы использовали те немногие шансы, которые все же оставались. Оказалось, разлука даже способствует привязанности, и наши встречи складывались все лучше.
Эйден вглядывается в меня, и я гадаю, что он видит.
– Ты бы хотела что-то изменить? – спрашивает он. – По части карьеры ты меня обогнала, и я понимаю, что стал для тебя тормозом. Ты решительно отвергла предложение потрясающей работы в Лондоне, чтобы мы могли купить этот дом и пустить корни. Неудивительно, что твой папаша не сразу меня простил, не сразу смирился с тем, что ты согласилась на меньшее, чем заслуживала.
Он знает, что это не совсем так. Мне нужно было оставаться поблизости к своей семье по множеству причин, поэтому пустить корни именно здесь было правильным решением. Не вывело ли его из равновесия мое недавнее повышение? Надеюсь, он все-таки не считает, кто зарабатывает больше, а кто меньше: не хочется в нем разочароваться. Если у Эйдена настолько хрупкое эго, значит, я делаю что-то не то. Он для меня – всё: важнее денег, важнее должности. Он совсем меня не знает, если думает, что мне важны такие мелочи.
Эйден тоже вырос в плане работы. Пусть у него маловато дипломов, чтобы увешать ими стену, но набор его профессиональных навыков вполне востребован на рынке. Он блестяще мотивирует коллектив, занимающийся сбором средств на благотворительные проекты. В этом деле он незаменим, но я знаю, что он не самого лучшего мнения о самом себе, и мне грустно оттого, что у него заниженная самооценка.
Нельзя не ответить на его вопрос, хотя лучше бы не отвечать…
– Нет, конечно, я бы ничего не хотела изменить. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?
Я смахиваю слезы, полная самых противоречивых чувств. Не намекает ли он на то, что я изменилась?
Он вздыхает – у меня от его вздоха душа переворачивается.
– Даже не знаю, как объяснить это чувство… А ЧТО, ЕСЛИ?..
Я ошеломленно смотрю на него.
– Ты жалеешь об этих семи годах? Жалеешь о выборе, который мы сделали?
– Нет! – Это слово впивается в меня как пуля и вдребезги разбивает тишину. – Он выразительно крутит головой, выбрасывает вперед руки, сжимает кулаки.
Он смотрит в потолок, а мне нечего ему сказать, потому что я не понимаю, что творится у него в голове.
Год назад его выбила из колеи кончина бабушки. Но сейчас происходит что-то другое, что-то такое, чего я никогда раньше в нем не замечала, и это меня пугает.
Наконец-то я не прячусь от страха, который одолевает меня вот уже полгода. Но я не знаю, что делать, что сказать.
Эйден наклоняется вперед и протягивает мне над столом руку. Я невольно делаю то же самое, и наши пальцы переплетаются.
– Я люблю тебя, Ферн. Всегда любил и никогда не разлюблю. Просто порой я перестаю понимать, кто я такой за тем фасадом, который показываю внешне… Разным людям я кажусь разным, но внутри у меня ощущение растерянности. Знаю, надо быть благодарным за нашу жизнь, ведь я счастливчик… Я не перестаю себе напоминать об этом, но…
НО? Я жду в невыносимой тишине. Наши пальцы постепенно расплетаются.
– …но это как-то не помогает разобраться с мучающим меня чувством, что я… чего-то не понимаю. Будто от меня требуется большее, что-то очень важное, вот только я никак не пойму, что именно.
– Что-то лучше, чем МЫ? Не знала, что у тебя такие ощущения, Эйден. Почему ты раньше молчал?
Кажется, он не ждал услышать в моем голосе гнев.
– Ферн, я просто пытаюсь объяснить что-то такое, чего сам толком не понимаю. Дело не в сожалении, прости, если это так прозвучало. Ты достигла расцвета, и мне это очень нравится. Ты не просто красивая, умная и заботливая жена, дочь и сестра, ты способна достигнуть всего, чего пожелаешь. Ты заслуживаешь, чтобы рядом с тобой был такой же сильный и сосредоточенный мужчина, а я… Я вдруг начал сомневаться во всем, что делаю. Из-за этого я чувствую себя слабаком, обманщиком, избравшим линию наименьшего сопротивления.
– У меня такое чувство, что ты меня за что-то наказываешь, а ведь я всегда ставила и ставлю тебя – НАС – на первое место. В любом деле я выкладываюсь на сто десять процентов – уж такой я человек, и ты это знаешь, Эйден. Я не соревнуюсь с тобой, ничего не пытаюсь доказать, просто хочу, чтобы мы были счастливы.
Я встаю, негодование сменяется во мне возмущением. Это совершенно не тот человек, за которого я выходила замуж!
Эйден вскакивает, чтобы не дать мне уйти.
– После смерти бабушки у меня такое чувство, будто жизнь – тикающие часы. День за днем я должен двигаться вперед, но я застрял на месте. Я опустошен. Не могу разглядеть самого себя, я превратился в автомат, совершающий запрограммированные движения, вместо того чтобы нормально жить.
– Почему же ты не открылся мне, твоей жене? Вместо этого ты затих и позволил, чтобы возникшая между нами трещина с каждым днем становилась все шире.
Из-за слез его лицо плывет у меня перед глазами.
– Не уходи, любимая, не отворачивайся от меня! – Он заключает меня в объятия, тепло его тела действует на меня как успокоительное. – Я сам со всем этим справлюсь, обещаю, – шепчет он мне на ухо. На короткий момент возвращается прежний, уверенный в себе Эйден. Какое облегчение знать, что, возможно – разве нет? – не все еще потеряно.
– Думаю, нам обоим необходимо подумать о том, куда двигаться дальше. Я упираюсь, потому что чувствую, что ты тащишь меня назад, мне больно, но я думаю, что ты смущен этим не меньше, чем я. Это уже хорошо, правда?
От этих моих слов он еще крепче меня обнимает. Если у меня и были сомнения в его любви, это объятие уверенно их рассеивает.
– Я знаю, что не смогу без тебя. Но, может быть, чтобы обрести себя, я должен разобраться в себе вне наших отношений.
Вот оно! Перемена, о которой меня предостерегал внутренний голос, была неотвратима.
Неожиданно земля начала уходить у меня из-под ног. У него не депрессия, которой я опасалась. Нет, тут другое: Эйден стал чувствовать себя как в клетке, как в капкане. Его влечет неведомое, его уже перестал устраивать покой наших тринадцатилетних отношений. Жизнь, которую знала я – знали мы, – осталась в прошлом. И теперь я уже никак не могу это изменить.
Меня преследует прошлое. Отец сказал однажды: «Ты должна выяснить, кто ты такая как личность, Ферн, прежде чем строить отношения. Узнай себя – все остальное приложится».
У меня две сестры и брат, поэтому я хорошо знала саму себя. Дом был шумный, но мы были счастливы, невзирая на обычные перепалки и мелкие огорчения жизни в семье. Мы прислушивались друг к другу, всегда были готовы помочь, я чувствовала ответственность за брата и сестер. Мама называла меня прирожденной переговорщицей и всегда смеялась, когда я утихомиривала спорщиков, неспособных поделить удобное кресло перед телевизором.
В подростковом возрасте я, вторая по возрасту, стала, как ни удивительно, раздвигать границы дозволенного и сводить родителей с ума. Я была настолько уверена в своей правоте, что отказывалась слушать любые советы. Но часто им бывало не до меня, и отец ставил меня на место. Такие периоды шли мне на пользу, помогали увидеть перспективу.
Эйден – другое дело: как единственный ребенок, он был в своей семье пупом земли. Не решил ли он поэтому, что его роль – всегда радовать, никогда не разочаровывать? Только теперь, приближаясь к тридцати годам, он начинает бунтовать против этой роли. А достается от этого бунта мне.
Мой внутренний голос продолжает разговор, внутри звучат слова, которые я просто не могу произнести вслух. «Я не хочу, чтобы ты мне угождал, Эйден, я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Пока мы строим нашу жизнь, я воображаю, что стремлюсь именно к этому. Как видно, именно тогда, когда это стало по-настоящему важно, я потерпела неудачу. Никогда себе не прощу, что так тебя подвела, милый!» Я борюсь с собой, чтобы не разрыдаться.
3. Вечеринка