– Как она вас! Но и ей пришлось несладко, учитывая ее чувство к вам. Он кивает: – Со временем она наверняка кого-нибудь найдет. Она мало кому доверяет, я – во многих смыслах ее зона комфорта, потому что мало кто знает правду об ее первом муже. Граница между нездоровой одержимостью и жестокостью очень нечеткая. Он ее не соблюдал. Мы с Изабель привыкли все обсуждать открыто, поэтому я не оскорбился. Я сказал ей, что до встречи с вами не понимал, какую боль может причинить любовь. Потом я это оценил, это было прямо как божественный экстаз. Никогда не узнать эту правду – вот настоящая боль. Нико – человек глубоких чувств, это и делает его вдохновенным живописцем, но подобная чувствительность имеет изъяны. – Это она заставила вас написать письмо? – спрашиваю я, стараясь не волноваться. – Да, я не хотел. Какое я имел право вас тормошить? Но чем больше я бился над текстом, тем лучше понимал, что нет ничего плохого в признании в любви, даже безответной. По крайней мере, для Изабель и для меня это так. Сейчас мы с ней не разговариваем, я трачу больше времени на преподавание, чем на живопись. Это ее раздражает, но она меня простит, потому что наша дружба преодолевала и худшие испытания. Я думала, что потребую уничтожить картину. В действительности, стоя перед ней, я чувствую только невыносимое вожделение и чувство причастности. – И вы счастливы? – рискую я спросить. – Счастливее не бывает. Меня больше не мучают кошмары – почти никогда. Я позволяю себе просматривать старые наброски и все больше убеждаюсь, что мои сны были вещими. Женщиной, являвшейся мне в них, были вы, но тогда наши пути еще не пересеклись. Вашим предназначением было спасти меня, что вы и сделали. Вы отдались мне тем единственным способом, которым могли. И это значило для меня все. Я обнимаю Нико за шею, он привлекает меня к себе так ласково, что мне кажется, что сейчас у меня лопнет сердце. – Я не ангел, Нико, – шепчу я, касаясь губами его плеча. – Я всего лишь женщина, думавшая, что знает, что такое любовь, но убедившаяся, что не знает ровным счетом ничего. Декабрь 2020 г. 35. Два человека, одна жизнь Выдался напряженный день, а теперь я направляюсь в мастерскую Нико, меня зовет холст. Этим вечером я намерена наложить последние мазки на картину, которую Изабель торопит закончить для своей следующей выставки. Но когда я распахиваю дверь, в комнате, к моему величайшему удивлению, перемигиваются несчетные греющие свечи. Нико сидит на ковре среди россыпи подушек и подушечек. Рядом с ним ведерко для льда, из него торчит бутылка какого-то невиданного вина и любовно собранный букет голубых зимних ирисов. Я смотрю на него с недоумением, слегка приправленным осуждением. – В чем дело? – спрашиваю я, подходя к нему. У Нико загадочный, немного насмешливый вид – Моне Лизе с ее сардонической улыбкой до него далеко, когда он что-то затевает. Он вскакивает, я легко касаюсь губами его губ: меня не проведешь. Но его руки скользят по моему телу, один поцелуй превращается в два, в три. Беда в том, что он неотразим и знает это. – Как вкусно! Даже сладко. Ты ела торт? Мне смешно, он с осуждением отстраняется. – Я бы, конечно, польстилась на стряпню Марго, если бы она оказалась у меня под самым носом. Увы, я всего лишь несла пустое блюдо в посудомоечную машину. – Тогда понятно, почему ты задержалась. Скорее садись на середину ковра. Я корчу гримасу: – На пол? – На пол. – Но мне надо работать. – Работа подождет. Мягкий мигающий свет свечей действует расслабляюще. Он берет меня за руку и помогает опуститься на ковер. Я устраиваюсь поудобнее, потом поднимаю на него глаза. – Ты тоже садись. Когда ты так надо мной возвышаешься, я нервничаю. Мне полагается бокал этой безалкогольной шипучки, или это так, для натюрморта? Неожиданно он падает на одно колено. – Ферн Эмилия Слейтер, вы выйдете за меня замуж? Я, смеясь, смотрю, как он достает из кармана коробочку. За выражение лица, с которым он это делает, можно отдать все на свете. – Нет. Но это шаг вперед по сравнению с твоим первым предложением. Тесный чулан был не самой лучшей идеей. Он смущенно опускает глаза: – Согласен, тогда я дал маху. В этот раз я попытался приподнять планку. – Подход засчитан. Нико выхватывает из ведерка шампанское и тянется за бокалами. – Это категорическое «нет»? – Оно самое. Неужели я сейчас почувствую настоящий вкус? Он садится рядом со мной и выстреливает пробкой. Мы со смехом следим за траекторией ее благородного полета через всю мастерскую. Держа перед собой бокалы, он начинает их наполнять. – Это вряд ли. Альтернативой был апельсиновый сок. Как наш животик? – Неплохо. Не знаю, правда, как с ним карабкаться на чердак… – Прости. Я думал, будет романтично напомнить тебе о том твоем позировании в обнаженном виде. Как трудно мне было тогда совладать с соблазном заключить тебя в объятия и доказать свою любовь! – Романтика романтикой, но на восьмом месяце беременности у меня одно желание: поработать кистью час-другой, а потом понежиться в теплой ванне и помассировать себе ступни. У Нико разочарованный вид. – Но есть и положительная сторона: когда ты снова сделаешь мне предложение, мы сможем выпить за мой очередной отказ настоящего шампанского. Он широко улыбается. Мы чокаемся. Напиток не так уж плох, но чтобы оценить его по достоинству, нужна привычка. – А я думал, ты сделаешь мне одолжение и наконец-то скажешь «да». – Ты, главное, продолжай, глядишь, рано или поздно услышишь «да». А пока ответь: мы ведь решили назвать нашу дочь Оливией? Нико утвердительно кивает, мы смотрим друг на друга, и у меня усиливается сердцебиение. От такого его взгляда у меня всегда ощущение, будто я тону. Дыхание перехватывает, ничего не могу с собой поделать. Я не хочу формализовать наши отношения, Нико, знаю, тоже. Он просто проверяет, не передумала ли я, раз близятся роды. Наша любовь неизмеримо глубже, чем узы, фиксируемые свидетельством о браке. Вместо того чтобы, держась за руки, получить благословение перед толпой гостей, мы пришли солнечным днем к озеру и признались друг другу в любви. Я давно знаю, что клочок бумаги ничего не значит, Нико тоже понял это, и за это я еще сильнее его люблю. Не хочу, чтобы он стал моим вторым мужем, ведь наш союз – это не просто брак, а две души, слившиеся воедино. Начиная вместе каждый новый день, мы ручаемся, что нашей любви и преданности друг другу не будет предела. Каждый раз, когда он делает мне предложение, мы оба знаем, что я отвечу «нет», потому что это напоминает, что мы наносим краску не только вне строк, но и ВНУТРИ. Наши различия не дают забыть, кто мы и что. Два человека, соединившиеся вопреки всем трудностям. Союз, скрепленный на небесах. Когда наступит время, когда наша дочь вырастет и будет слышать вопросы, почему ее родители так и не поженились, мы решим, что справились со своей родительской задачей, если она в ответ будет просто пожимать плечами и улыбаться. «Потому что они уже получили благословение». Слово «конец» создает у вас желание узнать больше? У меня неизменное чувство, что конец истории – это всего лишь сигнал о начале новой главы в жизни персонажей. Когда я пишу эти слова, в голове звучит вопрос: «Что было потом?» Меня никогда не покидает любопытство, мне всегда трудно их отпускать. Впрочем, теперь вы знаете их не хуже, чем я, и, вероятно, имеете собственное представление об их будущем. Но если у вас велик соблазн узнать, куда их ведет мое воображение, то читайте дальше. Жизнь неоднозначна, не всегда в ней можно надеяться на счастливый конец, но порой он все же наступает… Нико и Ферн В конце концов Нико написал портрет Ферн, сидящей над озером в глубокой траве. Спустя много лет его приобрела лондонская галерея живописи за сумму, сильно превысившую сто тысяч фунтов стерлингов. Картина называлась «Ангел любви», ею Нико Галлегос сумел заворожить взор смотрящего. Это была дань женщине, которую он полюбил, лишь только впервые увидев. Однажды Ферн призналась дочери, что, когда она наконец сказала себе, что любит Нико, у нее возникло чувство, что она видит все вокруг впервые в жизни. Мир вдруг расширился, стал светлее и заманчивее. И с каждым днем, прожитым ими вместе, это чувство нарастало. Многие считали, что ее счастье обусловлено успехом как плодовитой и очень популярной художницы, но сама она, оглядываясь на свою жизнь, не кривила душой, когда говорила: «Это была только глазурь на торте. Нико и моя красавица дочь Оливия – вот ярко блещущие звезды, озаряющие мой маленький рай на земле».