Леонид Владимирович похлопал меня по плечу. – Пойдем? Чай, с бубликами и блинами? А? Чая я не хотел, лучше бы остался с Лихачевым. Но вот глянуть на чужое Гнездо… Дарина не возражала, и мы пошли. Металлические двери защищенной зоны мягко сомкнулись у нас за спиной. Все Гнезда непохожи, но это оказалось совсем уж странным. Все внутри было заставлено фанерными и пластиковыми щитами, превратившими помещения в лабиринт из узких проходов. Кое-где к перегородкам добавлялись поперечные балки и грубо сколоченные подиумы – приходилось нагибаться или карабкаться вверх. В нескольких местах по перегородкам струилась вода, стекая в решетчатые дыры в полу. Свет был тусклым, почти как в Гнездниковском Гнезде, но странного синеватого оттенка. И запах – тяжелый, гнилостный, животный. Мать шла впереди, ловкая и грациозная, несмотря на свои габариты, рядом с ней держалась одна из стражей, вторая замыкала процессию. Третья осталась с Лихачевым, хранителем и монахами. – У нас своеобразно, – сказала мать, словно извиняясь. – Поставляли бойцов для планет с пещерами? – спросил я. – Есть шесть карстовых миров, важных для Инсеков, – признала мать. – И везде так воняет? – не удержался я. – Нет. Это слоны. – Мать Гнезда повернулась на ходу, улыбнулась. – Мы поселились здесь, а слоны остались. Считалось, что временно, но как-то все привыкли, они почти как часть Гнезда. Куколки очень любят слонов. И мышей, они тоже остались. Идущая рядом с матерью стража обернулась и сказала: – Все любят мышей. И подмигнула. Только после этого я узнал ее. Эта стража вчера приходила играть в волейбол. Я кивнул в ответ: – Кроме слонов. Леонид Владимирович фыркнул. Надо же, мне казалось, что он не склонен веселиться просто так. В театре зверей тоже было кафе, к которому мы и вышли, не встретив по пути никого из Измененных. Такое ощущение, что им всем велели не показываться на глаза. И в самом кафе тоже никого не оказалось, хотя на одном, самом большом столе кипел огромный расписной самовар, стояло варенье в вазочках, на блюдах лежали баранки, бублики, блины. Надо же, угадал генерал! Хотя почему угадал? – Это по случаю нашего прихода? – спросил я громким шепотом. – Или поставили Гнездо на довольствие? Леонид Владимирович кивнул: – Поставили. – Похоже, первая российская высадка на Луну обошлась бюджету не слишком дорого, – пробормотал я. Мать посмотрела на меня укоризненно, а вот Дарина едва заметно кивнула. – Хорошо быть молодым и прямолинейным, – сказал генерал без всякой обиды. – Теперь понимаю, почему Лихачев за тебя горой стоит. – Что ж вы ссоритесь-то, – вздохнула мать. – Садитесь… Она сама принялась разливать кипяток, подливать заварку из красного фарфорового чайника. – Тебе покрепче, Максим? Я хмуро кивнул. – Трудно стало, когда ушли Продавцы, – мать покачала головой. – Нескольких куколок забрали родители, но одна уже вернулась. Им нелегко жить с людьми, не слыша Гнезда. Две жницы тоже ушли. А несколько стражей шепчутся, хотят на Саельм… думают, я не знаю. – Вы меня упрекаете? – спросил я. – Нет, Максим. И ты нас не упрекай. Я посмотрел на Лару и подумал, что матерями их называют неправильно. Наверное, их стоило звать бабушками. Обычно бабушки мудрее и мягче, они уже на своих детях потренировались, внуков им воспитывать проще. – Ладно, больше не буду… – сказал я и осторожно глотнул чая. А в следующий миг подскочил, будто ошпаренный. Гнездо! Из рук матери выпал чайник, ударился о край стола – и разлетелся вдребезги, разбрызгивая густую заварку. Гнездо не говорит, оно посылает эмоциональные волны, в которых можно прочесть информацию. Если бы сейчас на месте Гнезда был человек, он издал бы крик, в котором смешались страх и призыв о помощи. С прежними скоростью и грацией мать Гнезда кинулась к двери и выскочила из кафе. Стражи, которые оставались у входа, метнулись за ней. – Что… блин! – Леонид Владимирович, едва успевший устроиться за столом и протянувший руку за бубликом, вытаращился на меня. Исчезновение матери пробило его самообладание. – Максим! – Вы лучше сидите! – крикнул я, выбегая вслед за Ла. Дарина кинулась за мной. Матери и стражей уже не было, где-то в лабиринте перегородок слышался топот ног. Дарина сориентировалась быстрее, я побежал за ней. Гнездо вопило. Гнездо призывало на помощь. Может быть, в Гнездниковском я сумел бы добиться от него большей информации. Да там и двигался бы уверенно, призванный чувствует кратчайший путь. Здесь я лишь старался не отстать от Дарины. Как мы ни бежали, но догнать мать и стражей не успели, они ворвались в защищенную зону первыми. А вот что я успел заметить (и мне это совершенно не понравилось), так это выступы на раскрывшихся перед матерью дверях. Будто в двери с чудовищной силой колотили изнутри! Призыв, мне нужен был Призыв! Хотя бы тот, самый первый, дающий силу и скорость Измененного! Мысленно я закричал, перекрывая вой Гнезда, привлекая к себе внимание, и меня услышали – движения Дарины словно замедлились, теперь мы были с ней в одном темпе. Вслед за Дариной я вбежал в защищенную зону. Первое, что я увидел, – разбросанные по полу тела. Они были так изодраны, что я даже не смог понять, трое их или четверо. Мы же уходили, оставив Лихачева и хранителя с одной стражей, откуда остальные? Первыми прибежали на зов Гнезда или пришли сразу после нас? Потом я понял, что это останки стражи и монахов. Те старшие стражи, которые вернулись с матерью, были живы. Пока еще живы. Они стояли в боевых стойках, руки их вытянулись на всю длину, когти выдвинуты. Если бы я не ускорился, то вряд ли сумел бы различить их движения. Стражи прикрывали мать, склонившуюся над забившимся в угол защищенной зоны окровавленным хранителем. А вот существ, с которыми они сражались, я никогда раньше не видел, даже в лагере на Саельме, где мне показывали сотни боевых форм Измененных и аборигенов с разных планет. Похожие на людей, но какие-то раздутые, опухшие, с лоснящейся белой кожей, абсолютно голые, без всяких половых признаков, на вид совершенно не опасные, скорее комичные. Их было пятеро, и, на мой взгляд, для старшей стражи они не представляли никакой опасности. Вот только удары никак им не вредили. Рассеченная когтями кожа мгновенно стягивалась, лишь проступала на миг в месте разрезов густая белая жидкость. Нейротоксин, который был смертелен даже для самой стражи, на странных пришельцев тоже не действовал. А вот их удары сбивали стражу с ног. Что меня порадовало – Дарина не кинулась безрассудно на помощь страже. Вместо этого метнулась к лежащему хранителю, подняла и понесла прочь из защищенной зоны, внезапно ставшей самым опасным местом в Гнезде. У хранителя были переломаны ноги, окровавлено лицо и, кажется, распорот живот. Как эти оплывшие создания, с мягкими и пухлыми, будто сосиски, пальцами, ухитряются наносить раны? Через мгновение я понял. Трое пришельцев бросились на знакомую мне стражу, та блокировала удары одного, второго, а последнего попыталась ударить ногой, но пухлый белый человечек увернулся, вытянул вперед руки. Из пальцев выскользнули тонкие, будто иглы, белые лезвия – и вонзились страже в грудь. Гнездо плеснуло волной боли и отчаянья. Стража отступила, мгновенно утратив легкость движений. Похоже, ей пробили левое, основное сердце. Странные создания знали, как убивать Измененных. А я понятия не имел, как с ними драться. Даже ровианские гвардейцы как-то реагировали на удары. Даже Продавца можно было повредить, даже Прежнего или Инсека вывести из строя, хотя бы временно. Но драться с этими пухлыми существами? Словно подушку колотить… Но стоять и смотреть, как убивают Измененных, тем более знакомых, я не мог. Все-таки я оставался Защитником, пусть и бывшим. Я бросился вперед, заслоняя раненую стражу. Ноги скользили в крови, заливающей пол. Трое пришельцев остановились, уставившись на меня. Конечно, если слово «уставившись» годилось – на сужающейся к макушке голове имелись два больших глаза, но они казались нарисованными или наклеенными, черные овалы на белой коже, без зрачков и радужки.