— И все из-за каких-то пятнадцати минут у телика? — усомнился Вадик, которого я ознакомила с заявлением Тихоньковой в режиме громкой читки. Продолжительность вечернего выпуска наших телепередач всего четверть часа. Мне тоже казалось, что нажить массу расстройств за такое незначительное время нереально. Мы же не фильмы ужасов показываем! В вечернем выпуске у нас вполне благопристойные новости, реклама и прогноз погоды. — А помните Кашпировского? — попивая чай, приготовленный Вадиком на всех, спросила редакторша Любовь Андреевна. — Он гипнотизировал народ с телеэкрана! Кремы заряжал, рубцы рассасывал! Помню, мой свекор, царство ему небесное, нас всех из комнаты выгонял и тет-а-тет с телевизором лечил застарелый геморрой. Может, и наши программы по неизвестным причинам оказывают на телезрителей какое-то такое влияние, только не лечебное, а наоборот? — Почему же тогда никто, кроме Тихоньковой, не жалуется? — резонно спросила журналистка Наташа. — А просто не смотрит нас никто! Нечего у нас смотреть! — наш гениальный режиссер Слава включился в беседу и сразу же свернул на свою любимую тему. — Где у нас креатив? Где концептуальность? Любовь Андреевна и Наташа из патриотических соображений с ним заспорили, а Вадик под шумок захватил пакет с пряниками и сказал: — Пойдем отсюда! В таком гвалте хорошую концепцию фиг найдешь! — Для хорошей концепции приличный объем информации нужен, — заметила я и посмотрела на недостаточно объемный манускрипт Клавдии Яковлевны. — Придется пообщаться с заявительницей. — Щащ! — сказал Вадик, давясь пряником. — Я ужнаю телефонщик! Он сбегал в приемную и вернулся с листочком, на котором Гадюкин начертал семь цифр и резолюцию: «Не разрулите — урою!» Наш директор пришел на телевидение год назад, а до этого был топ-менеджером бандформирования и еще не избавился от профессионального сленга. — Уроет он нас, как же! — обиженно бормотала я, набирая номер. — Ирина, диспетчер! — отозвался низкий женский голос. — Пардон, — сказала я и положила трубку. Сверяясь по бумажке, снова набрала номер и опять услышала тот же дамский бас. — Ирина, извините, я почему-то к вам попадаю, а мне квартира Тихоньковых нужна. Может… — Это и есть квартира Тихоньковых, а я не Ирина, а Клавдия! — оборвал мои вежливые извинения неласковый голос. — «Ирина» — это ремонтно-строительная компания, а я в ней диспетчером работаю, на дому! Недоразумение разрешилось, я представилась и договорилась с Клавдией Яковлевной о встрече. Вадик по собственной инициативе отправился со мной, размечтавшись о разделении труда: — Ты опросишь старшую Тихонькову, а я поработаю с младшей! Однако приятное возбуждение Вадика вмиг улеглось, когда нам открыл дверь высоченный, под потолок, дядечка с пышной бородой и осанкой Ильи Муромца, который только-только слез с печи после тридцатитрехлетнего на ней сидения. Нестарый еще мужчина приволакивал ноги, сутулился и смотрел тоскливо и настороженно, как потерявшийся пес, однако природная его стать впечатляла. Смекнув, что перед нами папа красавицы Тихоньковой-младшей, Вадик перестал настаивать на разделении труда и стер с лица обольстительную улыбку. Так что беседовали мы все вместе, одной большой компанией, с подавляющим присутствием в ней Тихоньковых. Семейство представляли Клавдия Яковлевна, ее супруг Петр Ильич, их дочь Александра и кот Филимон. Младший сын Витя отсутствовал по уважительной причине: он занимался в школе во вторую смену. Вадик засматривался на Сашеньку, а я изумленно и восторженно таращилась на Филимона. Этот кот потрясал воображение. Он был такой толстый, что позорно застрял в табуретке, под которой хотел проскочить, спасаясь от моих приставаний. — Филя весит восемь шестьсот, — сказала Клавдия Яковлевна, обласкав взглядом торчащий из-под табуретки фрагмент домашнего любимца. — Он жирный, потому что кастрированный! — бесцветным голосом добавил Петр Ильич. Вадик воззрился на Филимона с ужасом, мне тоже стало жаль бедного зверя, но развивать тему кошачьей асексуальности я не стала и попросила Клавдию Яковлевну рассказать нам, чем ей не нравятся наши телевизионные продукты. При этом Сашенька выразительно закатила глаза, а Петр Ильич беззвучно вздохнул. Через пятнадцать минут после начала эмоционального монолога хозяйки Петр Ильич сослался на необходимость срочной домашней работы и удалился. Пятью минутами позже откланялась и Сашенька, которой пора было ехать в бассейн. После этого Вадик потерял всякий интерес к происходящему и откровенно скучал, пока я стенографировала речь Клавдии Яковлевны. Это было утомительно, потому что стервозные интонации голоса страдалицы меня сильно нервировали. К тому же разговор поминутно прерывали звонки граждан, нуждающихся в услугах ремонтно-строительной компании «Ирина». Я уже почти потеряла терпение, когда мадам Тихонькова неожиданно попросила нас удалиться, так как у нее ровно в четырнадцать ноль-ноль запланирован послеобеденный сон. До него, правда, еще оставалось минут сорок, но их Клавдия Яковлевна, по всей видимости, собиралась потратить на урочный прием пищи. Нас с напарником к столу не позвали, и это отнюдь не улучшило Вадику настроения. В прихожей он мрачно зыркнул на украшающий дверцу кладовки школярский плакатик «Мой распорядок», в котором уже знакомым нам почерком мадам Тихоньковой были расписаны все значимые моменты дня, включая четырехразовую кормежку. Соседство плаката с солидными курантами не позволяло усомниться, что режим в этом доме соблюдается неукоснительно. — Думаешь, она чокнутая? — спросила я, когда мы отошли от двора на десяток метров и присели на лавочку у кинотеатра «Варяг». — Нет, — убежденно сказал Вадик. — Я женщин знаю, я так скажу: эта тетка нормальная домашняя тиранша. Гитлер в юбке! Мне жаль ее мужа и кота. Он подумал немножко и добавил: — Особенно кота! — Кота жалко, — согласилась я. — И нас с тобой тоже. Гадюкин обещал нас урыть, если мы не разрулим дело, а я даже не знаю, с чего начинать. Ерунда получается! Предположим, тете становится дурно после просмотра наших телепрограмм. Тогда почему ей дурнеет только по пятницам? — Она же сказала, что по пятницам обязательно смотрит вечерний прогноз погоды на выходные, — напомнил Вадик, слегка меня удивив. Я-то думала, он вообще ничего не слышал. — В другие дни тоже иногда интересуется предсказаниями метеорологов, но нерегулярно, а по пятницам — железно, потому что в субботу все семейство едет на дачу. — Ну а чем пятничный прогноз отличается от всех других? Ответить на этот вопрос напарнику было гораздо легче, чем мне, потому что я телевизор смотрю редко, а уж наш канал вообще никогда не включаю. Вадик же по долгу службы присутствует на записи программ в студии. — В пятницу мы даем прогноз не на один день, а сразу на два. Это во-первых. Во-вторых, в другие дни прогноз зачитывает Наташа, а по пятницам вещает сам Левин. — Вот как? — Я задумалась. Марк Михайлович Левин — умнейший дядька из университета, специалист по гидрометеорологии, кандидат наук и замечательный рассказчик. Он провозглашает прогноз погоды с вдохновенным лицом и ораторским пылом библейского пророка, так что по окончании его речи хочется кричать «Аллилуйя!» и восторженно бить в ладоши. — Слушай! А может, у Тихоньковой на Левина аллергия? — оживилась я. — Или, наоборот, слишком нравится ей харизматическая личность Марка Михайловича! — подхватил Вадик. — А что? Марк — видный мужчина, кудрявый, бородатый, с горящим взором! Тихонькова как насмотрится на него — перевозбуждается и потом уснуть не может, томима смутными мечтами! Ха! Я знаю, что ей нужно прописать! Сеанс хорошего секса! — Возьмешься? — съязвила я. Вадик не взялся, и я предложила другое решение: — Сегодня у нас пятница. Значит, вечером Клавдия Яковлевна опять воссядет перед телевизором. Что, если в урочный час она не увидит Левина и не услышит его вдохновенное метеорологическое предсказание? Подурнеет ей, как обычно по пятницам, или нет? — Понимаю, к чему ты клонишь. — Вадик посмотрел на часы. — Если ты хочешь, чтобы вечерний прогноз в порядке эксперимента начитал кто-нибудь другой, нужно торопиться в студию. Хотя я заранее знаю, что многочисленные поклонники Левина не скажут тебе за это спасибо. Я прикинула, сколько народу будет не в восторге от моей идеи, и приуныла. Ладно, Мамая поломать заведенную традицию я уговорю без труда, он в нейтрализации скандальной Тихоньковой заинтересован не меньше моего. Операторскую работу сделает Вадик, куда ему деваться. А что скажет видеоинженер, которому заново программу монтировать, титры перебивать? И как отреагирует на «отставку» сам Левин? Оказалось, что зря я переживала, обижать Марка Михайловича не пришлось. Свой монолог он записал в студии еще вчера, в четверг, потому как дежурный прогноз погоды мы, оказывается, показываем дважды в день, утром и вечером. — Первый выход в семь утра, второй в двадцать тридцать, — объяснил мне видеоинженер Дима. Я пообещала ему пиво, а Наташе, которая начитала текст прогноза, шоколадку, и позвонила Тихоньковой, едва дождавшись окончания ее «тихого часа». Мадам Тихонькова пообещала сообщить мне о своей реакции на видоизмененный прогноз погоды, и для пущей оперативности связи я даже оставила ей номер своего мобильного телефона, которым обычно не разбрасываюсь, так как терпеть не могу, когда меня беспокоят в свободное от работы время. Я даже имею привычку выключать телефон на выходные, потому что все важные для меня люди знают мобильный моего мужа и при необходимости могут найти меня через него. Клавдия Яковлевна номера Коляна не знала и поэтому дозвонилась мне только в понедельник. Я уже напрочь забыла о проблематичном прогнозе погоды, наслаждалась утренним чаепитием в редакторской и не сразу узнала сердитый голос, басящий в телефонной трубке: — Дурью маетесь! Мужика девчонкой заменили, а я опять всю ночь не спала! Давление упало, тахикардия началась, желудок расстроился! — Клавдия Яковлевна, это вы? — Я уронила печенье и мысленно выругалась. Чертова баба, чем же ей не угодил несчастный прогноз погоды?! Никаких конструктивных идей у меня не было. Не зная, что сказать, я снова стала задавать вопросы: — Скажите, а как ваши родные? На их самочувствие наша программа не влияет? — Может, и влияет, — буркнула мадам. — У мужа упадок сил, он в субботу на участке работал еле-еле, одну грядку вскопал и отдыхать запросился. У Сашки круги под глазами, и нервная она была с утра, один Витька в норме, да он-то к телевизору не приближался, весь вечер играл у себя в мансарде. Между прочим, вечером в пятницу и Филька бывает сильно не в духе, он шипит, дичится, на прошлой неделе даже мужа поцарапал! — Это очень ценная информация, — сказала я с уверенностью, которой не испытывала. — Я обдумаю ее, а потом обязательно с вами свяжусь. С опозданием примчался на работу Вадик. С разбегу проглотил печенье, запил его чаем и поинтересовался, какие у нас сегодня съемки. — Съемки сегодня без меня, я на спецзадании, — напомнила я. Дождалась, пока коллеги разойдутся работать, взяла бумагу, ручку и принялась думать, автоматически рисуя рожицы. Итак, Левин ни при чем, страдалицу Тихонькову мучит что-то другое. Что же не так в этом прогнозе? Заставка программы и компьютерный фон всякий день одни и те же, но Тихонькова болеет только в пятницу. Фантастика какая-то! Я бросила разрисованную бумажку в урну и пошла искать Славу. Режиссер сидел в монтажной, отнюдь не безучастно наблюдая за процессом создания заставки для новостной программы. — Вот здесь, где все человеческие фигурки выстраиваются в одну линию, нарушается темпоритм! — горячо говорил Слава, тыча пальцем в монитор компьютера. Видеодизайнер Женя морщился, бил его по руке и очень нехорошо отзывался о темпоритме, человеческих фигурках и самом Славе. — Господа, у меня к вам каверзный вопрос по технической части! — сказала я, встав так, чтобы закрыть собой монитор. — Скажите мне, как большие специалисты по созданию хитрых телевизионных эффектов, что новенького придумано за последнее время по части кодирования, зомбирования и иного оболванивания широкой зрительской аудитории? — Прогрессивно мыслишь! — похвалил меня Женя. — Я давно говорю: не так плох двадцать пятый кадр, как его малюют! — Двадцать пятый кадр — это от лукавого! — немедленно заспорил с ним Слава. — Зрителя нужно брать творческой фантазией, а не психотропными средствами! И не возражай мне! Пока я тут режиссер, никому не будет позволено утраивать великую силу искусства вредоносными допингами! — То есть у нас в студии никаких таких экспериментов над зрителем не ставится? Негуманных методов повышения зрительских симпатий мы не практикуем? — настойчиво спросила я. — Могу поклясться тебе в этом на Библии! — сказал Слава и в отсутствие Библии возложил руку на талмуд «Руководство по пользованию видеокурсом Би-би-си "Как делать телевидение"». Я ему поверила и пошла к Мамаю просить кассеты с записью нашего эфира за последний месяц. Мониторинг телевизионного эфира — обязательное требование, предъявляемое к телекомпании. Мамай инструкции свято чтит, кассеты с «пятничными» эфирами он нашел и выдал мне одновременно с наставлением: — Смотри не потеряй! — Когда я на этой работе теряла что-нибудь, кроме здоровья? — обиделась я. На сей раз пришлось потратить немало времени. Битых два часа я гоняла в видике четыре пятнадцатиминутные записи, пытаясь установить хоть какую-нибудь закономерность. Установила: новости каждую неделю были разные, что совершенно естественно, в метеопрогнозе отличались только погодные характеристики, а вот в примыкающем к прогнозу рекламном блоке среди других регулярно присутствовал один и тот же ролик предприятия по производству безалкогольных напитков «Волна». Разумеется, я сосредоточила свое внимание на этом произведении рекламного искусства. Ролик, сделанный не в нашей студии, был так себе, средней паршивости. Возможно, фантазии его создателей просто негде было разгуляться: ролик длился всего пять секунд. За это время в той части экрана, которая символизировала собой море, успевала вскипеть серебристая волна. Она с шипением накатывала на желтый песок, отступала, и в полосе прибоя немедленно вырастали ландыши. Бред чистой воды! При этом за кадром ласковый девичий голос журчал рекламный стих: «"Волна" прохлады полна!» Интересно, какую отметку имели авторы ролика по ботанике? Пробовал ли кто-нибудь из них поливать ландыши морской водой? Может, дурное самочувствие Клавдии Яковлевны вызвано ее переживаниями за нежные цветочки? Однако в доме Тихоньковых я не видела горшечных растений, да и единственная клумба у крыльца выглядела бедновато. Подумав немного, я позвонила Ляльке. Когда-то мы с ней вместе учились на филфаке, а потом она завела салон магических услуг. — Лялюшонок, привет! — сказала я, услышав в трубке чарующее контральто Олимпии — так Лялька представляется в рабочее время. — Мне срочно нужна твоя консультация. Ты ведь у нас специалист по заговорам?