Последнее, что увидела Татьяна, пока вся сцена не исчезла за поворотом, — сидящий на асфальте убийца в окружении троих полисменов. 10 Годом ранее У Ольги Качаловой случались интрижки. Она довольно легко к этому относилась. Особенно после того, как поняла и убедилась, что муж ее, Качалов, человек глупый, никчемный и ничего собой не представляющий. А еще он был страшно ревнив, отчего наставлять ему рога оказалось особенно сладостно. Вот она и наставляла. И с коллегами, и с пациентами, и просто с красивыми парнями, которые не давали ей проходу в автобусах и на улицах. Ей бы, конечно, развестись — но уходить ведь надо не в пустоту, а куда-то. К кому-то. А никого очевидно прекрасного во всех отношениях — или такого, чтобы сердце екнуло, — ей не встречалось. Вдобавок квартира. Хрущевскую двушку с маленькой кухней и смежными комнатами особенно не разменяешь. Снова ютиться в коммуналке или общаге Ольге совсем не хотелось. А еще брат. Ее крест. Тянуть его заповедали родители. Черевикин-младший, считай, инвалид. Да вдобавок скорбен головою. Такого никому не предъявишь. Такого мало кто из мужчин терпеть будет. И мало кто с ним уживется. Муж Гарик уживался и терпел. Может, потому что он и сам все мозги пропил и по уровню не сильно от Олежека отличался. Но однажды, прошлым летом, в жизни Ольги Качаловой появился он. Красивый, как бог, умный, веселый. К тому же врач. К врачам Ольга всегда испытывала почтение. Это было профессиональное. Да не в том дело! Главное, когда Илья был рядом — а тем более прикасался к ней, — она растекалась, балдела, плыла. Когда он оказывался около, солнце светило ярче, и трава казалась зеленее, и Волга превращалась из сероватой, тускловатой, свинцовой в яркую небесно-синюю гладь, как на Мальдивах. И даже когда Ольга просто думала-вспоминала о нем, мир словно обогащался кислородом, как из кислородной маски, и расцветал. Короче, Ольга влюбилась. И Илья в нее вроде тоже. И все время говорил, что такую, как она, поискать: красотка, умница и хитрая бестия. Им бы жить да жить вместе, ей уйти от постылого мужа — но надо иметь в виду, что у нее на руках брат. Считай, инвалид. И его-то никуда не денешь, с ним-то не разведешься. А у Ильи — ни кола ни двора. Квартиру оставил бывшей жене, детишкам своим малолетним. Кантовался по знакомым, снимал комнаты или квартирки задрипанные, что подешевле. И эти встречи — тайком, украдкой. Наспех и будто у кого-то что-то воруешь. Значит, после суточного дежурства надо наврать, что задержишься на собрании или идешь в спортклуб или в магазин, и мчаться на такси к Илье домой, в съемную конуру со скрипучей тахтой. Договориться еще, чтобы и у него в больнице ночная смена была, и у нее. И не заснешь блаженно в объятиях друг друга — приходится пробуждаться через тридцать минут по будильнику и ехать домой: муж бдит, брат требует надзора. И никуда не сходишь вместе: город М. хоть и миллионник, да, по сути, маленький, у каждого сотни знакомых, не дай бог, увидят, заложат. И с каждым разом Ольге все более мерзким и отвратительным казалось возвращаться домой, где вечно пьяный и вонючий Гарик. И болезненный чистюля Олежек, который, напротив, по два часа проводит в ванной, намывая руки, и от которого непонятно чего ждать, и надо следить, чтобы он вовремя принимал пилюли, и убеждать в необходимости ехать к врачу. Моральных тормозов у Ольги не было. Бога нет, это она поняла давно. И никакой вечной жизни тоже нет. Она слишком часто видела, как бытие утекает из пациентов. И видела, что ничего от них не остается, только дряхлая оболочка. Никакого воздаяния (или порицания) за гробом не существует. Никакого возмездия за дурные помыслы и поступки. Никакой награды за добродетель. Поэтому еще до встречи с Ильей она много раз думала, сладостно фантазировала, как убьет мужа. И даже не просто мечтала, а преобразовывала свои видения в практическую плоскость. Даже настоящий план сложился — великолепный, никто бы не подкопался. А именно: надо подмешать супругу Гарику в водочку, когда тот в последнем градусе будет, братнины психотропы. Даже если проведут экспертизу (а ее все равно проведут), всегда есть отмазка: сам отравился, случайно. А может, покончить с собой по пьянке захотел. И никто ничего не докажет. Но когда у них с Ильей все началось… И становилось все серьезней и серьезней, и встречи урывками, среди дня, в случайных квартирах, гостиницах на час… Эти поездки в его авто за город, на дальний девятый просек… Соития не раздеваясь и без горячей воды… Когда все это трудное, как говорится, счастье удовлетворять перестало и захотелось долгой счастливой жизни, она, в какие-то моменты от любви переставая самой себе принадлежать, с любовником этой идеей поделилась: «Я хочу убить своего мужа». Илья все воспринял серьезно, с пониманием. Но сказал: ты его хочешь травить — а если не насмерть? Если после такой попытки Гарик инвалидом станет? Если почки откажут? Или инсульт? Ты же добить не сумеешь. Будешь потом с ним вечно мучиться. Вместе мы будем мучиться. Нет, сказал Ходыженцев, план надо модернизировать. Вот что значит — мужчина! Системно мыслит. Надо, сказал Илья, чтобы одним ударом — двух зайцев. Чтобы мужа — в могилу. А брата — в тюрьму. Ну, или в спецпсихушку, что одно и то же. А они останутся вдвоем в квартире, где сделают прекрасный ремонт и заживут красиво. Дело оставалось за малым: чтобы брат Олежек Черевикин действительно мужа Гарика Качалова реально убил. Беда была в том, что они в хороших отношениях состояли. Вместе футбол по телевизору смотрели, пиво пили и даже на стадион ходили. И тогда Илья — он говорил, что где-то вычитал, в специальной литературе, — сказал, что надо потихоньку внушать Черевикину, что зять его — зло. Даже с большой буквы: Зло. Что он его мучает. И специально извести его хочет. — Есть что-то, — спросил Илья, — что брат в муже прямо-таки ненавидит? Что его безумно раздражает? — Есть. — И что? — Как Гарик храпит. Я серьезно! Олег прямо-таки исходит на гамно, по тридцать раз за ночь этого идиота пьяного будит, а тот снова храпеть. А брательник бесится. — Прекрасно! — обрадовался любовник. — Вот на эту кнопочку и будем давить. — Не слишком ли просто? — засомневалась Ольга. — Просто все гениальное! Внушай ему помаленьку, когда-нибудь да сработает. Особенно когда брательник твой под психотропами или под выпивкой. Вот она и стала потихоньку брата обрабатывать. Сначала смехом, а после серьезно. Пожалуется Черевикин на мужнин храп — Качалова ему: а ты его убей! И так — каждый раз: убей, убей, убей! Чтобы выработать устойчивый рефлекс: храп — убийство! Да только ничего не получалось. Неделя прошла, две, месяц. Черевикин будил мужа, шпынял, расталкивал, ругался матерно — а руку на него все-таки не поднимал. И однажды Ольга, жарко шепча, сказала Илье: — Олегу надо помочь. Тот сразу понял: — Помочь убить? — Да. — Помочь — но как? Она сразу сказала: — Я не смогу. А он, Илья, как ей в этом поможет? Весь город в видеокамерах. Как Ходыженцев к Качаловым, в их дом на улице Авроры, в их квартиру проберется, чтобы по ходу дела под видеонаблюдение не попасть? И потом, у брата чуткий сон. Как выбрать момент, когда оба, и муж, и брат, спят? Как любовнику проникнуть к ним в квартиру, убить, да еще потом несчастного психа убедить, что это именно он зятя зарезал? А тут — чемпионат. Брат Черевикин с мужем Качаловым давным-давно, еще в марте, билеты на матч в Москве сумели купить. Относительно дешевые, третьей категории. Загорелись: поедем вместе! На бесплатном поезде прокатимся, футбол поглядим, на столицу позырим. Благо в Белокаменной двоюродная сестра проживает. Перекантоваться можно пару ночей забесплатно.