* * * Дождавшись, когда сотник выйдет из кабинета и, отправив жестом заглянувшего Черевина обратно, государь повернулся к жене и спросил: — Что скажешь, Мини? — Саша, я аккуратно поговорю с Еленой. Не хотелось бы терять наладившееся с ней взаимопонимание. А мальчик хорош. Понял, чем ему грозит внимание с её стороны и начал искусно избегать встреч. Многие бы постарались воспользоваться такой ситуацией. — Не знаю, Мини, правильно ли мы поняли его действия. Иногда мне кажется, что в нём ума и благородства куда больше, чем в отпрысках многих знатных родов. Возможно, именно поэтому он чужд дворцовой жизни. Мне, конечно, было бы куда спокойней, чтобы он был рядом с Ники, но в сложившейся обстановке этого делать нельзя. В первую очередь для сына. Да и боюсь, что этого казака быстро сожрут здесь. — И что ты решил? Действительно, отправишь его в Амурский полк? — Я думаю, что моё решение ему понравится. * * * Через два дня после памятного разговора с императором, я получил предписание отправиться в распоряжение генерал-губернатора Приамурья Духовского. При этом, я должен был сопровождать груз до Владивостока, который состоял из пяти пулемётов Максима и десяти Мадсена. Такого ценного подарка от самодержца государства российского я не ожидал. Глава 20 Разговор с Духовским — Ваше превосходительство, разрешите войти? — спросил я, входя в открытую секретарём дверь кабинета генерал-губернатора Приамурья генерал-лейтенанта Духовского. — Входите, сотник, — Сергей Михайлович с улыбкой на лице поднялся со стула и вышел из-за стола. — Рад Вас видеть, Тимофей Васильевич. Какими судьбами здесь оказались? — Ваше превосходительство, представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы, — с этими словами из сшитой по моим рисункам полевой офицерской сумки достал конверт и вручил его Духовскому. Генерал-губернатор осмотрел печати, хмыкнул, сломал их и достал листок. Прочитал и, с интересом глядя на меня, произнёс: — Тимофей Васильевич, Вам известно, где вы будете служить? — Никак нет, Ваше превосходительство. По предписанию должен явиться в Ваше распоряжение. Также мною во Владивосток доставлены пять пулемётов Максим и десять пулемётов Мадсена с большим запасом патронов. — Это хорошо. Слышал об этом оружии, но видеть, сами понимаете, ещё не приходилось, — Духовский улыбнулся в свои запорожские усы. — Но теперь увижу. Генерал- губернатор, с каким-то интересом, но по-доброму осмотрел меня, потом, сделав шаг ко мне, потрепал за правое плечо. — Ещё раз скажу, что рад, Тимофей Васильевич, очень рад видеть Вас вновь. Проходите, присаживайтесь, — с этими-словами генерал подвёл меня к стулу-креслу перед его столом и нажатием на плечо посадил в него. Заняв своё место за столом, Духовский ещё раз перечитал полученное письмо из канцелярии императора, после чего произнёс: — Тимофей Васильевич, а где бы Вы хотели служить? — Ваше превосходительство, если бы мне было предоставлено право выбора, то я бы хотел получить под командование три взвода конвойцев, которых бы обучил тактике ведения боевых действий с использованием пулемётов. А так, куда прикажете, Ваше превосходительство. Готов служить в любом подразделении и на любой должности, — с этими словами я встал и принял стойку смирно. — Садитесь, Тимофей Васильевич. И давайте дальше без чинов. Беседа у нас будет долгой. Вы же источник новостей о жизни Петербурга и императорского двора. Газеты к нам и те почти с двухмесячным опозданием приходят. Так что все новости только по телеграфу. А пока расскажите, что это у вас за сумка такая интересная. Ни разу подобного не видел. — Сергей Михайлович, столкнувшись в стрелковой школе в Ораниенбауме с неудобством на полигоне заполнять и переносить необходимые бумаги, работать с картами придумал вот такую полевую офицерскую сумку. По моим эскизам шорник в моём имении сшил таких несколько штук. Пять проходят испытание в военном ведомстве. Возможно, будут приняты к снаряжению офицерского корпуса. С этими словами я перекинул через голову ремень сумки, после чего положил её на стол и разложил, показывая внутреннее устройство «гармошки» из трёх складок. — Вот здесь, Сергей Михайлович, держатели и кармашки для карандашей, циркуля, курвиметра, мне его сделали в мастерской Павла Буре. Там же мне сделали ручной магнитный компас. А здесь в двух отделениях можно хранить карты, документы и прочие бумаги. «Прости меня русский изобретатель, фамилию которого забыл. В памяти только осталась информации с кафедры топографии Рязанского училища, что наручной компас был изобретён в России, кажется, в одна тысяча девятьсот седьмом году», — подумал я, вытаскивая из держателей курвиметр и компас, передавая их Духовскому. После того, как генерал наигрался с игрушками, высчитывая расстояния курвиметром и ориентируясь с помощью компаса на карте, которую достал из шкафа, я показал ему прототип будущей офицерской линейки из дерева с трафаретами значков, которые использовали в этом времени офицеры топографического корпуса и штабов для поднятия карты. И быстро с помощью её нарисовал так называемую в моём времени «афганскую» засаду с использованием имеющихся в настоящем времени пулемётов. — Что это, Тимофей Васильевич? — задал вопрос генерал-губернатор, который продолжал держать в руках курвиметр и компас, не в силах с ними расстаться. — Это, Сергей Михайлович, схема засады казаков из десяти человек, вооруженных тремя пулемётами Мадсена на противника силами до роты. Как показало испытание на полигоне в Ораниенбауме, эффективность составила до семидесяти процентов невозвратных потерь у противника за одну минуту боя. — Этого не может быть! — усы у генерала встопорщились. — Вы хотите сказать, что за одну минуту десять казаков уничтожили семьдесят солдат противника?! — Ваше превосходительство, во время этого условного боя тремя офицерами Ораниенбаумской школы было выпущено по мишеням из пулемёта Мадсена по одному магазину по тридцать патронов, а ещё семь офицеров сделали по пять выстрелов из винтовок. После чего ими был осуществлён отход с места засады. Весь огневой налёт составил меньше минуты. Последующий подсчет попаданий в мишени показал, что семьдесят процентов условного противника получили критические попадания, которые в реальных боевых действиях привели бы к смерти. Государь был удовлетворён таким результатом. — Разум и весь мой опыт отказывается в это верить. Надо самому это увидеть. — Сергей Михайлович, другая засада с использованием двух пулемётов Максима дала ещё более эффективный результат. Восемьдесят процентов убитых из ста солдат противника. А с показом проблем не будет. Я могу всё описать, а пулемёты есть. — Почему же только описать, — хитро улыбнулся Духовский и посмотрел на меня так, что стал в этот момент похожим на атамана Ивана Сирко с картины Репина «Запорожцы». Её я помнил по прежней жизни, а здесь она уже в запасниках у Александра III. Генерал же продолжил. — Придётся ещё всё организовать и показать, ибо, по указанию Государя императора вы, Тимофей Васильевич, назначаетесь командиром конвойной сотни, а также вам вменяется создание двух пулемётных команд для войск Приамурья. — Слушаюсь, Ваше превосходительство, — я вскочил и вытянулся во фрунт с счастливой улыбкой. — Садитесь, Тимофей Васильевич. Давно не видел такого довольного выражения на лице. Неужто при дворе так плохо служилось, Тимофей Васильевич?! Я посмотрел на хитро-насмешливое выражение лица генерала и понял, что слухи про наши якобы особые отношения с Еленой меня обогнали. Я опустился на стул и произнёс, тщательно подбирая слова. — Сергей Михайлович, служба в конвое Его императорского высочества, а затем в секретной части у Его превосходительства генерал-лейтенанта Черевина очень почётная и требует полной отдачи, так как стоит вопрос о жизни Государя императора и членов его семьи, — я сделал небольшую паузу, чтобы поглубже вздохнуть. При этом отметил, как внимательно меня слушает Духовский. — Но, Ваше превосходительство, если откровенно, то не по мне такая служба. Точнее не служба, а та обстановка, в которой необходимо служить. — И что же это за обстановка такая, Тимофей Васильевич? — Я простой казак, Ваше превосходительство, а там император, государыня, их императорские высочества, великие князья и аристократы, рода которых ещё от Рюрика идут. Я там каждый день, как по тонкому льду ходил. Каждое слово контролировал, чтобы впросак не попасть. И всё равно попадал. Чтобы при дворе себя нормально чувствовать, надо при нём родиться, — я глубоко выдохнул, думая про себя, не слишком ли я разоткровенничался с генерал-губернатором. — Поэтому, как только появилась возможность, попросил государя вернуть меня сюда, на Дальний Восток в родной полк. Но то, что решил государь, делает меня ещё счастливее. Именно это я обещал своему деду перед его смертью. Стать офицером и обучать казаков новым наукам. — Да… Может вы и правы, Тимофей Васильевич. Мне, честно говоря, вас не понять. Моя супруга Варвара Фёдоровна, которая свой род ведёт от Великого князя литовского Гедимина, тоже вас не поймёт. Добровольно отказаться от службы при дворе и вернуться сюда, по словам моей жены «в дыру». Она осталась в Хабаровске и не поехала со мной во Владивосток. Говорит, не могу смотреть на эту грязь и убожество, — генерал-губернатор задумчиво усмехнулся. — Или всё-таки не добровольно?! — Добровольно, Ваше превосходительство. Насколько я понимаю, и сюда докатились слухи об особенных отношениях между мною и Её императорским высочеством Великой княгиней Еленой Филипповной. И представляю, сколько всего тут додумали. Но хочу Вас заверить, Сергей Михайлович, данные слухи не имеют под собой каких-либо оснований. Из-за того, что распространяют слухи те, чьи предки ведут род от Рюрика и его ближайших бояр, Государь император предложил мне продолжить службу в Сумском драгунском полку в Москве, чтобы выслужить ценз для поступления в Николаевскую академию. Я же попросил его, если возможно, вернуть меня на Дальний Восток в Амурский казачий полк. И вот я здесь, — я довольно улыбнулся. — Ценз можно и здесь выслужить. Тем более знакомых тут встречу много. — Это точно, Тимофей Васильевич, — Духовский, глядя на мою сияющую улыбку, рассмеялся. Когда успокоился, продолжил. — Другой бы воспринял такое перемещение по службе как крах всего, а вы, Тимофей Васильевич, сияете как новый золотой. — Но я, действительно, рад и счастлив, вернуться домой. Пусть и временно. Если получится поступить в академию, то после её окончания также буду проситься на дальнейшую службу сюда. — Вот и хорошо, Тимофей Васильевич, — с этими словами Духовский с сожалением стал запихивать в держатели сумки курвиметр, а за ним компас. — Да, сумка эта куда сподручнее, чем введённая в восемьдесят девятом году. Хорошая вещь. Особенно компас. В военном ведомстве сумка со всем содержимым рассматривается? — Да, Сергей Михайлович. С купцом Буре есть договорённость на паевое производство курвиметров и компасов. А с фотографом Болдыревым, который изобрёл смоловидную плёнку пластинку, договорился, что он попытается создать прозрачную офицерскую линейку. С её помощью поднимать карты будет значительно легче и быстрее. — Удивляюсь я вашим способностям, Тимофей Васильевич. Как-то на ровном месте вы значительно улучшаете уже известные вещи. Вот взять эту сумку и всё, что в ней есть. По отдельности все вещи имеются сейчас, и ими многие пользуются. А вы внесли небольшие изменение и, пожалуйста, переносная штабная канцелярия у каждого офицера с собой. — Сергей Михайлович, я привёз с собой ещё несколько таких сумок с содержимым с собой для испытания в войсках. Одна Ваша, хотя вам как бы она и необязательна по приказу от восемьдесят девятого года. — Тимофей Васильевич, если Вы подумали, что я откажусь от такого подарка, то глубоко ошибаетесь. Приму с большим удовольствием. Заранее благодарю. А теперь расскажите про пулемёты и как происходили испытания, на которых присутствовал Государь император. — Ваше превосходительство, более года назад Военное ведомство сделало заказ господину Максиму на изготовление нового пулемёта с определенными тактико-техническими характеристиками под русский патрон. — Насколько мне известно, к данным характеристиками Вы, Тимофей Васильевич, имеете непосредственное отношение, — перебил меня генерал-губернатор. — Да, Сергей Михайлович. Когда посетил первый раз Ораниенбаумскую стрелковую школу, мне удалось пострелять из пулемёта Хайрема Максима и самозарядной винтовки Мадсена. Пришли кое-какие мысли по их улучшению, которые я изложил на бумаге. Когда три месяца назад на полигоне увидел, то, что представили господа Максим и Мадсен, был приятно удивлён. Многие мои пожелания были учтены при конструировании данных экземпляров пулемётов, — я удивлённо покрутил головой. — А подполковник Мадсен перешёл на русскую службу в Оружейный отдел Главного артиллерийского управления. Полковника получил по личному указу Государя. Сделав многозначительную паузу, продолжил. — Сейчас в городе Коврове Владимирской губернии началось строительство на паях завода по производству ручных пулемётов Мадсена. Датская оружейная фирма «Данск Реккюлриффель Сюндикат», которая произвела двадцать его первых пулемётов, как основной пайщик, будет курировать эту стройку и оснащение станками завода. Вильгельм Мадсен входит в состав учредителей этого завода. Признаюсь, и я всем своим капиталом вложился, да ещё и кредит большой взял. — И много вложили, Тимофей Васильевич? — поинтересовался Духовский. — На пять процентов паёв хватило. Если честно, Сергей Михайлович, не ради прибыли вложился. Её ещё долго ждать придётся. Лет пять-шесть, а может и больше. А вот если мои пять процентов позволят пусть незначительно, но влиять на очередность отгрузки этих пулемётов в войска, то я этому буду сильно рад. — Палец вам в рот не клади, Тимофей Васильевич, удивляюсь вашей коммерческой хватке. — Сергей Михайлович, мы казаки такие. Всегда думаем, где бы прибыль получить. А здесь ещё и государственное дело. Новое оружие, которое будет ковать победу в случае военных действий. Духовский задумался, постукивая пальцами по столешнице. — Ковать победу… Красивое словосочетание. Надеюсь, Вы правы. Я пока слабо представляю, как использовать это оружие в бою. Во время русско-турецкой войны десятиствольные картечницы Гатлинга и шестиствольные Барановского как-то себя не показали.