– Да я и не ожидал, что он придет, – рассмеялся инспектор. – Я знаю Ниро Вулфа дольше, чем ты, сынок. Ты ведь не думаешь, что мне пришло в голову вытянуть из него кое-какие секреты? Все, что он мог бы сказать мне, он уже сказал тебе. Можно закурить трубку? – Валяйте. Вулф ненавидит ее. Ну и черт с ним! – Что такое, злишься на меня? – Кремер набил трубку, поднес к ней спичку и принялся раскуривать. – Не… нужно. Вулф рассказал тебе… о чем я говорил с ним по телефону? – Я слышал. – Я похлопал по блокноту. – И записал. – Вот черт! Ладно. Не хочу, чтобы Джордж Пратт доставал меня, староват я для подобного. Что здесь произошло позавчера вечером? – То, что Вулф вам и сказал, – ухмыльнулся я. – И ничего другого. Он заключил небольшой договор. – Правда, что он ограбил Пратта на четыре тысячи долларов? – Он никого не ограбил. Он предложил им кое-что купить, и они сделали заказ. – Ну да. – Кремер затянулся. – Знаешь Пратта? Пратт находит забавным, что ему приходится раскошеливаться на частного детектива, в то время как город содержит такие внушительные силы из храбрых и умных людей, как раз чтобы и копаться с подобными проблемами. Он так и сказал: копаться. Я был там. Он разговаривал с заместителем комиссара. – Вот как. – Я прикусил губу. Я всегда чувствовал себя дураком, когда замечал, что подражаю Вулфу. – Может, он имел в виду департамент здравоохранения. Никогда прежде не слышал, чтобы коп копал. Кремер хмыкнул. Откинулся в кресле, взглянул на вазу с орхидеями и затянулся трубкой. Наконец как будто приступил к делу: – У меня сегодня днем произошел презабавный случай. В центральное отделение позвонила женщина и потребовала арестовать Ниро Вулфа, потому что он пытался перерезать ей горло. Зная, что в связи с этим делом Вулф у меня на заметке, они соединили ее со мной. Я пообещал ей послать человека выяснить подробности, и она назвала свое имя и адрес. Меня словно холодной водой окатили, когда я услышал их. – Аж жарко стало, – отозвался я. – Интересно, кто же это мог быть? – Не сомневаюсь, что тебе интересно. Готов поспорить, ты озадачен. Затем через пару часов ко мне заглянул один парень. По приглашению. Таксист. Он заявил, что всякие развлечения его не интересуют, он не хочет угодить за решетку за лжесвидетельство и что он видел на ней кровь, еще когда она садилась к нему на Перри-стрит. Я хотел упомянуть Вулфу по телефону в том числе и об этом, однако мысленная картинка, как он кромсает этой леди глотку, была чертовски заманчивой, так что я умолчал об этом. – Он попыхтел трубкой, зажег спичку и снова прикурил, затем продолжил, с нажимом и построже: – Слушай, Гудвин. Что за чертовщина? Я три раза брался за эту Чапин и не смог из нее даже имени выбить. Рот как зашила. Вулф в деле с вечера понедельника, и вот уже в среду утром она несется к нему в кабинет, чтобы показать свою операцию. Что, черт возьми, в нем такого, что их так пробивает?! – Это все его благожелательный характер, инспектор, – хмыкнул я. – Ага. Кто исполосовал ей шею? – Без понятия. Она сказала вам, что Вулф. Арестуйте его и покажите ему, где раки зимуют. – Это работа Чапина? – Если сия тайна мне и известна, то она сокрыта здесь. – Я ударил себя в грудь. – Премного благодарен. А теперь послушай меня. Я на полном серьезе. Мне можно доверять? – Безусловно. – Точно? – Черт, вы же знаете, что да! – Хорошо. Тогда я говорю тебе, что пришел сюда не мелочь трясти. Я гоняюсь за Чапином уже больше шести недель, с тех пор как отдал концы Дрейер, и ничегошеньки так и не добился. Может, он убил Харрисона, и я не сомневаюсь, что он прикончил Дрейера, наконец, судя по всему, Хиббарда тоже достал, а я ощущаю себя каким-то полицейским из деревни. Он скользкий, как мокрая мостовая. Прямо в зале суда признается в убийстве, а судья штрафует его на пятьдесят баксов за неуважение к суду! А позже я выясняю, что ранее он упоминал об этом своему издателю как о рекламном трюке! Везде прикрылся. Ну не скользкий ли он? – Еще какой скользкий, – согласился я. – Да. Что ж, я пытался и так и этак. Единственное, что мне удалось выяснить, – это что жена ненавидит его и боится и что, вероятно, знает обо всем этом достаточно, чтобы нам хватило по самое не хочу, если удастся расколоть ее. Так что когда я услышал, что она прибегала сюда повидаться с Вулфом, то, естественно, предположил, что он кое-что выяснил. И я хочу сказать следующее. Тебе ни черта не надо мне рассказывать, если не хочешь. Я не собираюсь соваться. Но что бы вы ни узнали от этой Чапин, может, вы найдете этому лучшее применение, если увидите, не совпадает ли это с теми несколькими кусочками, что есть у меня, и вы всегда желанны… – Но, инспектор, погодите минутку. Если вы считаете, что она явилась сюда по-дружески, поплакаться о неприятностях, то как вы объясните ее звонок с требованием арестовать Вулфа? – Ну же, сынок. – Кремер сверкнул на меня своим колючим взором. – Разве я не сказал, что знаю Ниро Вулфа дольше тебя? Если бы он захотел, чтобы я подумал, будто она вовсе не секретничала с ним, то именно это он и велел бы ей сделать. Я засмеялся. И пока я смеялся, мне пришло в голову, что особого вреда не случится, если Кремер и дальше будет носиться с этой идеей, отчего мне стало еще смешнее. Наконец я ответил: – Он мог, конечно же мог, вот только не делал этого. Почему она требовала, чтобы его арестовали… Подождите, пока у меня не появится возможность рассказать об этом Вулфу… Она сделала это только потому, что она психопатка. Как и ее муж. Они оба психопаты. Это культурное обозначение шизиков. – Это слово мне известно, – кивнул Кремер. – У нас есть отдел… А-а, ладно… – И вы не сомневаетесь, что он убил Дрейера. – Я считаю, – снова кивнул он, – что Дрейера убили Пол Чапин и Леопольд Элкус. – Да что вы говорите! – Я уставился на него. – Это могло бы оказаться верным. Элкус, да? – Именно. Ты и Вулф говорить не будете. Хочешь, чтобы я поговорил? – Было бы здорово. Он снова набил трубку: – Дело Дрейера тебе известно. А знаешь, кто купил нитроглицериновые пилюли? Сам Дрейер. За неделю до своей смерти, на следующий день после звонка Элкуса, когда тот заявил, что картины – подделка, и потребовал вернуть деньги. Может, он подумывал о самоубийстве, а может, и нет. Я все же полагаю, что и думать не думал. Нитроглицерин принимают в малых дозах при разных болезнях. – Инспектор затянулся и так долго держал в себе дым, что я стал ожидать, не повалит ли он из ушей, а затем продолжил, предоставив дыму искать выход самому: – Далее, как Чапин в тот день достал пилюли из пузырька? Очень просто. Никак. У Дрейера они были уже неделю, а Чапин наведывался в галерею довольно часто. Он пробыл там пару часов в понедельник днем, вероятно, чтобы поговорить о картинах Элкуса. Он мог заполучить их тогда и приберечь для удобного случая. Удобный случай подвернулся в среду днем… Подожди минуту. Я знаю, что говорит Элкус. В четверг утром детектив допросил и Сантини, этого итальянского эксперта, и их показания совпали, хотя, конечно же, тогда все это представлялось лишь рутиной. Но позднее я направил запрос в Италию, и местные отыскали Сантини во Флоренции и как следует с ним поговорили. Он утверждает, все было так, как он и рассказал детективу сначала, вот только забыл упомянуть, что, когда они вышли из кабинета, Элкус зачем-то вернулся и пробыл там один примерно полминуты. А что, если в стакане Дрейера еще что-то оставалось, и Элкус, получив пилюли от Чапина, подбросил их за него? – Зачем? Шутки ради? – Я не говорю зачем. Над этим мы как раз и работаем. Например, что, если проданные Дрейером Элкусу картины были настоящими – это произошло шесть лет назад – и Элкус избавился от них, заменив фальшивками, а потом потребовал деньги назад? Мы изучаем эту версию. И в тот самый миг, когда я узна́ю зачем, я позабочусь о бесплатном питании и жилье для Элкуса и Чапина. – Но пока у вас ничего нет. – Нет. – Как бы то ни было, – хмыкнул я, – у вас масса щекотливых затруднений. Мне придется рассказать об этом Вулфу, и я очень надеюсь не нагнать на него скуку. Почему бы вам просто не поверить, что это все-таки самоубийство, да плюнуть на дело? – Номер не пройдет. Особенно после исчезновения Хиббарда. Даже если бы я и захотел, Джордж Пратт и вся эта компашка мне не позволили бы. Они получили предупреждения. И я их не виню. Лично для меня эти творения звучат вполне по-деловому, пускай даже и в таком расфуфыренном виде. Полагаю, ты читал их. – Я кивнул, а он запустил лапищу в нагрудный карман, извлек из него какие-то бумаги и принялся просматривать их, потом продолжил: – Я чертов олух! Таскаю повсюду их копии, потому что не могу избавиться от ощущения, что где-то в них таится ключ, какая-то подсказка, если бы мне только отыскать ее. Послушай-ка вот это. Он разослал его в прошлую пятницу, через три дня после исчезновения Хиббарда. Один. Два. Три. Что вижу я, не видишь ты: Его главу в крови, его страдания, его глаза Мертвы, но и полны лишь ужаса с надеждой жалкой, Что не обрушится последний сей удар. Один. Два. Три. Что слышу я, не слышишь ты: Его мольбу о сострадании и жадный вдох, Чтоб воздуха набрать чрез крови пузыри. И слышу я внутри себя счастливый ритм, Напыщенный хвастливый пляс души моей. Да! Слушай же! Кичится так она: Один. Два. Три. Ты должен был убить меня! – И я спрашиваю: звучит ли это по-деловому? – Кремер сложил листок. – Ты когда-нибудь видел человека, которому настучали по голове вполне достаточно, чтобы внутри ее все раскрошилось? Встречалось когда-нибудь такое? Хорошо, возьмем вот это: «Чтоб воздуха набрать сквозь крови пузыри». Подходящее описание? Я бы сказал, что очень даже подходящее. Написавший подобные строки видел это, говорю тебе, видел воочию. Вот почему касательно Эндрю Хиббарда меня только и интересуют что жмуры. Чапин точно прикончил Хиббарда, и единственный вопрос заключается в том, куда он спрятал останки. Ну и еще он прикончил Дрейера, только тут ему помог Элкус. – Инспектор прервался, чтобы сделать пару затяжек. Покончив с сей процедурой, он наморщил нос и спросил: – А ты, ты что, считаешь это самоубийством? – Черта с два! Я думаю, это Чапин убил его. И еще, возможно, Харрисона и, возможно, Хиббарда. Я всего лишь жду, когда вы, Ниро Вулф и Эпуортская лига[13] докажете это. И еще мне не нравится насчет Элкуса. Если вы ошибаетесь с Элкусом, то можете запороть все дело. – Угу. – Кремер снова наморщил нос. – Не нравится, что я копаю под Элкуса? Интересно, как к этому отнесется Вулф. Надеюсь, что не запорю, действительно надеюсь. Полагаю, ты знаешь, что Элкус повесил хвост на Пола Чапина? В чем же он его подозревает? Я чуть приподнял брови, уповая, что больше ничем не выдал свою реакцию. – Нет. Этого я не знал. – Да конечно не знал. – Нет. Естественно, у вас есть один, у нас… – Я вспомнил, что так и не связался с Делом Бэскомом, чтобы поинтересоваться у него насчет детектива в коричневой кепке и розовом галстуке. – Я думал, тот коротышка, что путается у парней под ногами, – один из специалистов Бэскома. – Конечно думал. Ты ведь не знал, что со вчерашнего утра Бэском больше не занимается делом Чапина. Попытайся поговорить с этим коротышкой. Я пытался прошлым вечером, целых два часа. Говорит, у него есть чертово законное право не раскрывать своего чертова рта. Именно так он и выражается, благовоспитанный такой тип. В конце концов я прогнал его, но собираюсь выяснить, кому он отчитывается.