– Уже давно, – вздохнул Вулф. – Бедняга Хиббард, он оказался не способен отказаться от поэтических наклонностей даже в названии. Не более чем Чапин способен исключить собственную жестокость из сюжетов своих романов. Я откинулся в кресле: – Слушайте, шеф… – (Более всего он ненавидел, когда его называли шефом.) – Кажется, я начинаю улавливать. Полагаю, доктор Бертон тоже пишет книги, и Байрон, может, еще Дрейер, ну и, конечно же, Майк Эйерс. В общем, я сажусь в «родстер» и отправляюсь в округ Пайк немного поохотиться на уток, а вы, когда покончите со всем чтением, просто телеграфируете мне по адресу Клива Стерджиса. Я мотаю назад, и мы принимаемся за эти убийства. И не усердствуйте, не спешите. Если вы съедите перезрелое яблоко, то отравитесь трупным ядом или подхватите рожистое воспаление или еще что-нибудь, по крайней мере, я очень на это надеюсь. – Я испепелял его взглядом, добившись единственно того, что почувствовал себя полным ослом, так как он просто закрыл глаза, чтобы не видеть меня. Я поднялся из кресла, тем не менее не сводя с него разгневанного взора. – Черт побери, все, о чем я прошу, – это хоть какое-то сотрудничество! Одна вшивая каблограмма этому макароннику в Риме! Я прошу вас, и если мне придется довести себя до расстройства… Какого черта тебе надо?! Последнее относилось к Фрицу, появившемуся в дверях. Он хмурился, потому что очень не любил, когда я кричал на Вулфа, а я в ответ нахмурился на него. Затем заметил, что за ним кто-то стоит, принял благообразный вид и произнес: – Заходи, Орри. Что за трофей? – Я повернулся к Вулфу, смягчив голос и придав ему уважительные нотки. – Он звонил недавно и сказал, что кое-что раздобыл и хочет нам это показать. Я говорил вам, но вы были поглощены своей книгой. Орри Кэтер держал пакет размером с чемоданчик, обернутый в упаковочную бумагу и перетянутый плотной бечевкой. – Надеюсь, это книги, – сказал я. – Для книг он слишком легкий, – ответил Кэтер, положил сверток на стол и огляделся по сторонам. Я подтолкнул ему кресло: – Так что это? – Понятия не имею. Я притащил его сюда, чтобы здесь и открыть. Может, это просто куча хлама, но у меня предчувствие. Я достал карманный нож, но Вулф покачал головой и велел Орри: – Продолжай. Орри усмехнулся: – Ну, как я сказал, это может оказаться лишь кучей хлама. Однако за полтора дня меня до того достали совершенно безрезультатные поиски хоть чего-нибудь об этом калеке, за исключением, пожалуй, того, где он покупает еду и как часто драит свою обувь, что, заполучив нечто, на вид вполне способное оказаться незначительным прорывом, я, понятное дело, разволновался. Я всего лишь следовал вашим указаниям… – Да. Давай же перейдем к свертку. – Именно. Этим утром я заглянул в книжный магазин «Гринвич», разговорился с продавцом и сказал, что наверняка у него в платной библиотеке есть книги Пола Чапина, а он ответил: «Конечно же есть», и тогда я сказал, что, быть может, взял бы одну, и он дал мне книгу, я пролистал ее… Для меня это было слишком, и я не выдержал и фыркнул. Орри умолк с удивленным видом, а Вулф перевел взгляд на меня. Я сел. – Потом я сказал: «Чапин наверняка интересный мужик» – и спросил, видел ли он его, а он ответил: «Конечно же видел. Чапин живет неподалеку, покупает здесь книги и заходит довольно часто». Он показал мне фотографию Чапина с автографом на стене рядом с другими. А в задней части магазина за столом сидела черноволосая женщина. Она крикнула этому продавцу, что вспомнила, что мистер Чапин так и не пришел за пакетом, который оставил у них две недели назад, а со всеми этими новыми поступлениями на Рождество он мешается под ногами, и не позвонит ли он мистеру Чапину, чтобы тот послал за ним. Продавец ответил: «Может, чуть попозже, для Чапина еще слишком рано вставать». Я вручил ему доллар, получил книгу, перешел через дорогу в закусочную и уселся с чашкой кофе подумать. – Вулф одобрительно кивнул; Орри взглянул на него с подозрением и продолжил: – Я рассуждал так. Две недели назад – это примерно когда копы возбудились на Чапина. Что, если он просек, что к нему нагрянут с обыском, а у него в квартире имелось нечто, чего он не хотел, чтобы они увидели? Он мог бы много чего сделать, и как вариант – упаковать это нечто и отдать знакомым в книжном магазине на хранение. Там было бы так же безопасно, как и в любом другом месте. Как бы то ни было, я решил, что Чапин мне нравится вполне, чтобы оказать ему любезность взглянуть на его пакет вместо него. Тогда я купил в лавке канцелярских принадлежностей конверт и бумагу, зашел в бюро недвижимости и воспользовался их пишущей машинкой. Я состряпал изящную записку в книжный магазин. Я хорошенько разглядел подпись Чапина на той фотографии и весьма удачно ее изобразил. Однако отсылать письмо сразу же я опасался, поскольку совсем недавно был там и слышал об этом свертке. Решил выждать пару часов. И вот через некоторое время я вызвал посыльного и отправил его с запиской в книжный магазин. Смею вас уверить, способ сработал, и ему отдали пакет. – Орри кивнул в сторону стола. – Вот он. Тогда я встал и снова достал свой нож. Вулф остановил меня: – Нет. Развяжи его. Я принялся возиться с узлом, каковой еще надо было поискать. Орри вытер ладонью лоб и сказал: – Ей-богу, если это всего лишь рыболовные принадлежности или лампочки, вам все равно придется проставить мне выпивку. Это единственное, чего мне удалось добиться. – Среди прочего есть шанс, – отозвался я, – что нам попадется набор литерных рычагов. Или любовные письма от миссис Лоринг Э. Бертон, а? Этот узел не поддается. Он не хотел, чтобы я или кто-нибудь другой развязал его. Даже если у меня и получится справиться с ним, все равно завязать такой же я не смогу. – Я в третий раз взялся за нож и взглянул на Вулфа. Он кивнул, и я разрезал бечевку. Затем снял бумагу, несколько слоев. Это оказался вовсе не чемоданчик, но все равно из кожи, причем не из какого-то заменителя. То была прямоугольная шкатулка из светло-коричневой телячьей кожи, сделанная на заказ, и превосходно, с изящными тиснеными линиями по краям. Вещица действительно была шикарной. Орри проворчал: – Боже, на меня могут повесить крупную кражу! – Продолжай, – велел Вулф, однако не поднялся, чтобы посмотреть. – Не могу. Заперто. – Что ж… Я подошел к сейфу, достал из него пару связок ключей, вернулся к шкатулке и принялся подбирать. Замок ничего особенного собой не представлял и через несколько минут поддался. Отложив ключи, я поднял крышку. Орри встал и вместе со мной заглянул внутрь. Секунду мы молчали, а затем переглянулись. Я никогда не видел на его лице столько отвращения. – Пусто? – спросил Вулф. – Нет, сэр. Нам придется угостить Орри выпивкой. Это не его, а ее. Я имею в виду, Доры Чапин. Это шкатулка с ее личными вещами – перчатками, чулками и, возможно, кое-какими другими деликатесами. – Конечно. – К моему удивлению, Вулф выказал интерес. Его губы задвигались вперед-назад. Он даже собрался встать. И он сделал это. Я пихнул ему шкатулку. – Конечно. Я подозревал… Да, так и должно быть. Арчи, будь так любезен, вытащи их и разложи на столе. Так, я помогу. Нет, Орри, сначала вымой руки. Ха, и даже более интимные принадлежности! Но в основном чулки и перчатки. Поаккуратнее, Арчи, из уважения к достоинству, к которому стремится человеческое племя. То, что мы сейчас раскладываем на столешнице, суть душа человека. Можно вывести ее характерные черты. Например, вы заметили, что перчатки хотя и разнятся материалом и цветом, но все одного размера? Среди двадцати пар, а то и больше, ни одного исключения? Можно ли требовать большей привязанности и преданности? «Ах! Если б быть перчаткой этой ручки…»[12] Но для Ромео то была лишь риторика, для Пола Чапина же перчатка есть подлинное сокровище, без всякой надежды на сладость или горечь… Но давайте не будем увлекаться. Ведь это извращение фактов – рассматривать тот или иной аспект феномена, исключая остальные. В данном деле, например, мы не можем позволить себе забыть, что сии вещи изготовлены из дорогих материалов и очень качественные и что они наверняка обошлись доктору Бертону где-нибудь в сотни три долларов, а значит, он вполне имел право ожидать, что носиться они будут несколько дольше. Некоторые из них действительно совершенно новые. Подводя итоги… Орри снова уселся и теперь только таращился на Вулфа, но я прервал его: – Откуда еще взялся Бертон? Я спрашиваю на английском. Вулф поиграл с перчатками и поднял чулок посмотреть на свет. Наблюдая, как он возится с женскими чулками с видом знатока, я усвоил еще кое-что о степени его притязаний. Вулф поднял следующий, аккуратно положил его на стол, а затем вытащил из кармана носовой платок и тщательно вытер руки – ладони и каждый палец в отдельности, потом сел. – Почитай англосаксонских поэтов, Арчи. Ромео сам был англичанином, вопреки географии. Я вовсе не пытаюсь сбить тебя с толку, всего лишь придерживаюсь традиции. – Понятно. Откуда взялся Бертон? – Как я сказал, он оплатил счета. Он заплатил за эти вещи, его жена носила их, Дора Риттер-Чапин завладела ими, а Пол Чапин хранил как сокровище. – Откуда вы это узнали? – Как же я мог не узнать этого? Вот ношеные вещи, которые Пол Чапин хранил в изысканном и запертом вместилище, а в кризисный период переправил в безопасное место, подальше от враждебного любопытства. Ты же видел, какого размера руки у Доры Чапин, и видишь эти перчатки – они ведь не принадлежат ей. А в понедельник вечером ты слышал историю увлечения Чапином женщиной, которая нынче приходится доктору Бертону женой. Тебе известно, что Дора Чапин, тогда еще Риттер, несколько лет проработала горничной у миссис Бертон и что она все еще прислуживает ей, делает что-то там с ее волосами по меньшей мере раз в неделю. Зная все эти факты, как мне представляется, лишь из безнадежнейшей тупости… – Да, сэр. Согласен с тупостью. Но почему их должна была взять Дора? Может, Чапин сам взял. – Мог и он. Но крайне маловероятно. Безусловно, он не стаскивал чулки с ее ног, и я сомневаюсь даже, что он знаком с ее туалетной комнатой. Преданная Дора… – Кому преданная? Миссис Бертон, воруя ее шмотки? – Но, Арчи, ты ведь видел Дору и наверняка не можешь отказать ей в исключительности. Любой может быть предан нанимателю – их миллионы, ежедневно, постоянно. Но это всего лишь одна из тупейших и вульгарнейших разновидностей преданности. Нам нет необходимости, даже если бы мы и могли, строить догадки относительно начала зарождения в груди Доры сочувствия, когда она ощутила горькие муки в сердце романтического калеки. Мне хотелось бы верить, что это была пристойная и благородная сделка, в которой Пол Чапин предложил заплатить ей – и заплатил, – чтобы она раздобыла перчатки, которые носила его недостижимая возлюбленная, но, боюсь, все произошло отнюдь не так. Увидев Дору, я заподозрил, что она посвятила себя служению любовной истории, что и оказалось ее преданностью. Этим же можно объяснить и продолжающиеся визиты к миссис Бертон, когда замужество освободило ее от необходимости работы. Несомненно, время от времени добавляются и свежие экземпляры. Какая удача для Чапина! Благоухание возлюбленной, интимный текстиль прямо с кожи его обожаемой доставляются ему по первому же требованию. Более того: пальцы, что всего лишь час назад играли с волосами его дамы сердца, теперь передают ему чашку вечернего кофе. Он ежедневно наслаждается самой что ни на есть утонченной близостью с предметом своей страсти, при этом совершенно избегая вынужденных и банальных контактов, обычно доставляющих удовольствие сомнительной пользы. Столь много для личностной выгоды – своеобразной жажды, именуемой душевной. Истинно, человечество не может продолжаться без подобного. Но вот биологическая проблема – дело совершенно иное. Орри Кэтер изрек: – В армии я знал одного парня, который перед отходом ко сну имел обыкновение доставать носовой платок девушки и целовать его. Однажды двое из нас стащили этот платочек из его рубашки и чем-то пропитали. Слышали бы вы того парня, когда он уткнулся носом в него тем вечером. Он сжег его, а потом лежал и плакал, вот так вот. Я отозвался: – Какие же надо иметь мозги, чтобы додуматься до такого. Вулф взглянул на Орри, на несколько секунд прикрыл глаза, вновь открыл их и сказал: – В этой коллекции нет вездесущих платков. Мистер Чапин – эпикуреец. Арчи, сложи все обратно в шкатулку, и аккуратнее, запри, снова упакуй и подыщи для нее место в кабинете. Орри, можешь продолжать. Задача тебе известна. Ты не предоставил разрешения нашего дела, зато приподнял занавес в другую комнату здания, которое мы исследуем. Позвони в пять минут седьмого, как обычно. Посвистывая, Орри вышел в прихожую. Глава 12 У меня тоже была элегантная кожаная вещица – не такая большая, как шкатулка с сокровищами Пола Чапина, зато более разукрашенная. В ту среду, около пяти часов, я сидел за своим столом и, убивая время в ожидании ранее позвонившего посетителя, достал ее из внутреннего нагрудного кармана и принялся разглядывать: она всего-то была у меня пару недель. То был футляр из коричневой страусиной кожи, тисненный золотом. На одной стороне изящные линии переплетались с орхидеями, выделанными столь искусно, что можно было с уверенностью заявить, что в качестве образца Вулф предоставил мастеру каттлеи. Другую сторону сплошь покрывали кольты, пятьдесят два безупречных золотых пистолетика, направленные в центр. Внутри было отпечатано золотом: «А. Г. от Н. В.». Вулф подарил мне его двадцать третьего октября, за обеденным столом, хотя я даже и не подозревал, что ему известна дата моего рождения. Я хранил в этом футляре водительские права и удостоверения полицейского и пожарного. И я не поменял бы его на весь Нью-Йорк, даже если бы к нему добавили еще парочку приличных пригородов. Когда зашел Фриц и сообщил, что явился инспектор Кремер, я убрал футляр обратно в карман. Усадив Кремера в кресло, я отправился наверх в оранжерею. Вулф вместе с Хорстманом стоял возле стола для пересадок. Он подкармливал растения корнем чистоуста и наклонился понюхать его. Под рукой у него было где-то с десяток горшков одонтоглоссумов-переростков. Я ждал, пока он не обернется, и во рту у меня пересохло. – Ну? Я сглотнул: – Кремер внизу. Суровый инспектор. – И что? Ты же слышал, как я разговаривал с ним по телефону. – Послушайте, – начал я, – я хочу, чтобы вы ясно поняли. Я поднялся сюда только по той причине, что подумал: быть может, вы изменили решение и захотите с ним повидаться. «Да» или «нет» будет достаточно. Если вы наорете на меня, это будет всего лишь детским садом. Вам известно, что я думаю. Вулф открыл глаза чуть пошире, подмигнул мне левым глазом, потом еще раз и снова повернулся к столу. Мне только и оставалось, что смотреть на его широченную спину, которую вполне можно было бы использовать в качестве надувной игрушки на манхэттенском параде в День благодарения. Он обратился к Хорстману: – Достаточно. Давай уголь. Думаю, обойдемся без сфагнума. Я вернулся в кабинет и сообщил Кремеру: – Мистер Вулф не может спуститься. Он слишком слаб.