Она рассказала, что вместе со своей младшей сестрой проживает с дядей в квартире на Сто тринадцатой улице. Их мать умерла, когда они были еще маленькими. Отец снова женился и переехал в Калифорнию. Дядя холост. Он, дядя Эндрю, вышел из дому во вторник вечером, около девяти часов, и до сих пор не вернулся. Никаких известий от него не поступало. Он ушел один, мимоходом заметив Руфи, ее младшей сестре, что хочет прогуляться. – Это было необычно? – поинтересовался Вулф. – Необычно? – Он никогда не поступал так раньше? У вас есть какие-нибудь предположения, где он может быть? – Нет. Но у меня есть предположение… Я думаю… его убили. – Вероятно. – Вулф приоткрыл глаза. – Вполне естественно, что это пришло вам в голову. По телефону вы упомянули его визит ко мне. Вам известна цель визита? – Мне все известно. Я услышала о вас от своей подруги Сары Барстоу. И уговорила дядю пойти к вам. Я знаю, что он рассказал вам и что вы ответили ему. Я обозвала дядю сентиментальным романтиком. Он таким и был… – Она осеклась и на мгновение поджала губы, чтобы унять их дрожь, а я оторвался от записей и наблюдал за ней. – Я – нет. Хладнокровия мне не занимать. И я думаю, что моего дядю убили и сделал это Пол Чапин, писатель. Я пришла к вам заявить об этом. Итак, идея, которой забавлялся Вулф, явилась прямо в его кабинет и теперь сидела в кресле. Но не слишком ли поздно? Пять сотен в неделю вышли прогуляться. – Весьма вероятно, – отозвался Вулф. – Спасибо, что пришли. Но можно было – и более правильно – обратиться в полицию или к окружному прокурору. – Вы в точности такой, как Сара Барстоу вас и описывала, – кивнула она. – Полиция привлечена еще со среды. До настоящего времени они по просьбе ректора не поднимали шума. Дело не предавали огласке. Но полиция… С тем же успехом меня можно выставить играть против Капабланки. Мистер Вулф… – Ее сцепленные пальцы, покоившиеся на пакете, едва не заплелись в узел, а голос зазвенел от напряжения. – Вы не знаете. Пол Чапин обладает хитростью и коварством всех тварей, которых он упомянул в своем первом предупреждении, разосланном после убийства судьи Харрисона. Он по-настоящему зол… Зол и опасен… Знаете, он вовсе не человек… – Полно, мисс Хиббард. Ну полно. – Вулф вздохнул. – Естественно, он человек по существу. Он и вправду убил судью? В таком случае его самонадеянность, конечно же, вполне уместна. Однако вы упомянули его первое предупреждение. У вас, случайно, нет его копии? – Есть. – Она показала на пакет. – У меня есть все предупреждения, включая… – Она сглотнула. – И последнее. Мне передал его доктор Бертон. – Которое пришло после якобы самоубийства. – Нет. Еще одно… Они получили его этим утром. Полагаю, все получили. Когда доктор Бертон рассказал мне, я позвонила двоим-троим другим. Понимаете, мой дядя исчез… Понимаете… – Понимаю. Конечно. Опасно. Для мистера Чапина, я хочу сказать. В предприятии, что он затеял, опасен любой след. Значит, у вас все предупреждения. С собой? В этом пакете? – Да. Еще пачки писем, написанных Полом Чапином в разное время дяде, нечто вроде дневника, который вел дядя, книга учета всех сумм, которые с тысяча девятьсот девятнадцатого года по тысяча девятьсот двадцать восьмой выплачивали Полу Чапину дядя и остальные, а также список имен и адресов членов… то есть тех, кто присутствовал в тысяча девятьсот девятом году, когда это произошло. Ну и еще кое-что. – Абсурд. У вас все это с собой? Почему не в полиции? Эвелин Хиббард покачала головой: – Я решила не отдавать им. Все это хранилось в личной папке дяди среди остального. Эти вещи были дороги ему, а теперь они дороги мне… Хотя и по-другому. Полиции они не помогут, а вот вам – возможно. И вы не злоупотребите ими. Ведь правда? В возникшей паузе я поднял глаза и увидел, как Вулф чуть выпятил губы… Потом втянул, потом опять выпятил… Это неизменно приводило меня в восторг. Всегда, даже когда я понятия не имел, чем вызвана подобная мимика. Какое-то время я наблюдал за ним. Наконец он произнес: – Мисс Хиббард, вы хотите сказать, что утаили эту папку от полиции, сохранили ее и теперь принесли мне? С именами и адресами членов Лиги искупления? Замечательно. Она уставилась на него: – Почему же нет? Они с легкостью могут раздобыть эту информацию у кого угодно – у мистера Фаррелла, доктора Бертона или мистера Драммонда… У любого из них. – Все равно замечательно. – Вулф потянулся к столу и нажал кнопку. – Не желаете ли пива? Сам я пью пиво, но не стану навязывать вам свои предпочтения. Могу предложить отличный портвейн, солерное вино, дублинский портер, мадеру и в особенности венгерское vin du pays[3], которое поступает ко мне прямо из винных погребов. Что только пожелаете… Она покачала головой: – Благодарю. – Но вы не возражаете против моего пива? – Нет, конечно, пожалуйста. На этот раз Вулф не откинулся на спинку кресла. – Можно вскрыть пакет? – спросил он. – Меня особенно интересует первое предупреждение. Мисс Хиббард принялась развязывать бечевку. Я поднялся, чтобы помочь. Она протянула мне пакет, и я положил его на стол Вулфа и снял оберточную бумагу. Это оказался толстый картонный скоросшиватель – старый, выцветший, но в неповрежденном состоянии. Вулф медленно и аккуратно раскрыл его, поскольку всегда с почтением относился ко всем неодушевленным предметам. Эвелин Хиббард подсказала: – Под буквой «З». Дядя не называл их предупреждениями. Он называл их знаками. – Знаками судьбы, полагаю, – кивнул Вулф и извлек бумаги из папки. – Ваш дядя и вправду романтик. О да, я не сказал «был». Разумно отвергать все предположения, даже мучительные, пока догадка не встанет на ноги факта. Вот оно. Ах! «Ты должен был убить меня, узрев последний жалкий вздох…» В злобе мистер Чаплин становится поэтом? Могу я прочесть это? Она кивнула. Вулф принялся читать: Ты должен был убить меня, Увидеть мой последний вздох, Когда тайком он покидает тело через ноздри, Как беглый раб свои оковы. Ты должен был убить меня. Убил ты человека, А должен был убить меня! Убил ты человека, вовсе не Змею, лисицу, мышь, грызущую себе нору, Настойчивую кошку, ястреба, с оскалом обезьяну, Не волка, крокодила, червяка, что пробивает путь Наверх сквозь грязь и вниз опять в тайник. Ах! Их оставил ты во мне, Убив лишь человека. Ты должен был убить меня! Я прежде говорил: пускай свершит все время. Известно всем – оно свое возьмет. Сказал змее и обезьяне, кошке и червю: Доверьтесь времени, ведь навыки все ваши Не столь надежны и верны. Теперь сказали вдруг они: Неспешно время слишком. Нам позволь, Хозяин. Хозяин, уповай на нас! Я им ответил: нет. Хозяин, нам позволь. Хозяин, уповай на нас! Я чувствовал в себе их. Видел ночь, и океан, И скалы, и звезды безучастные, и подготовленный обрыв. Тебя наслушался и слушал их: Хозяин, нам позволь. Хозяин, уповай на нас! Увидел тут я одного из вас, стоящего у края смерти. И громко закричал: один! И в скором времени опять Скажу и два, и три, четыре…