Оседланные лошади уже стояли у ворот, когда муж с женой спустились к воротам. Михэице держал лошадей в поводу, ожидая господ, и низко поклонился подошедшим кнезу и Луминице. Скакун кнеза стоял как вкопанный, а Череша обеспокоенно водила ушами, но, увидев подошедшую Луминицу, тут же потянулась к ее рукам. - Я тебе попозже черешни принесу, - шепнула ей девушка и погладила по бархатной мордочке. - А сейчас мы с тобой поездим, ладно? Череша чуть обиженно скосила на нее глаз, фыркнула, но благодушно разрешила девушке влезть на себя. Михэице придерживал госпоже стремя. - Михай, - приказал кнез, - сегодня же рассчитай Янко. Пусть завтра покинет замок. И надо поискать в окрестных деревнях еще конюхов. Михай поклонился. Луминица посмотрела на склонившего низко голову Михэице, но промолчала. Кнез запрыгнул в седло и тронулся. Луминица причмокнула, тронула бок лошади, и Череша пошла за скакуном кнеза, а свита кнеза замыкала шествие, отставая от господ на сто шагов. Выехав из замка, кнез повернул направо, пересек речку, миновал деревню, и в долине они ускорили шаг. Луминица ехала, наслаждаясь поездкой. Солнце уже клонилось книзу, рассеянными лучами пронизывая леса. К вечеру ароматы полей и лесов стали гуще и насыщенней, они обволакивали сердце мягкой истомой. Тени прочерчивали долины, будя в сердце тревогу и грусть. Луминица вдыхала полевой ветер и запах конского пота, и ей казалось, что день заканчивается не так уж плохо. - Как вам лошадка, Луминица? – поинтересовался кнез, придержав коня и поравнявшись с лошадью жены. - Хорошая, - сказала девушка. Она вспомнила то, что ее тревожило: - Думитру, а может, не надо выгонять из замка Янко? - Вот как? Почему же? - Ну… Он старый, больной. Куда он пойдет? У него и дома-то, поди, нет. - Хм. Луминица, скажите, а вы готовы оказывать покровительство всем нищим и убогим? - Нет, не всем, но… - А сколько нахлебников вы готовы были бы приютить у себя? - Я же не говорю, Думитру, обо всех, но хотя бы одного Янко… - Хорошо, сегодня вы пожалеете одного, завтра другого, послезавтра третьего. Жалость, Луминица, как зараза. А нахлебников, дай им волю, сразу появится целая куча. Вы знаете, Луминица, но вопреки расхожему мнению, облагодетельствованный человек испытывает не всегда те чувства, которые вправе от него ожидать благодетель. - Ну почему же, Думитру?.. - Чаще всего человек, которого облагодетельствовали, испытывает благодарность очень недолго и быстро забывает о ней. Но зато начинает ожидать, что его и дальше будет тащить на своем горбу кто-то другой. А в следующий раз, не получив благотворительность в той же мере или получив в недостаточной, по его мнению, мере, этот человек начинает испытывать другие чувства: сначала недовольство, а потом и злобу по отношению к дарителю. - Почему вы так?.. - Да потому что я знаю жизнь лучше вас, моя дорогая девочка. Между нами лежат горы и долины жизненных лет. Я бывал и в селении Зависть, и в городе Неблагодарность, и в крепости Предательство. Я видел много других городов и весей, и везде я видел в людях одно и то же, одно и то же. Люди стали для меня открытой книгой. - Ну зачем вы так говорите, кнез? Ведь где-то есть и город Доброта, деревня Благодарность и село Любовь. - Есть, не спорю. Только жителей там раз и обчелся. И большинство путников задерживается в этих селениях ненадолго. Зато город Жадность и село Стяжательство, где населения стократ больше, процветают во все времена. Нет, Луминица, ну в самом деле, вот с какой стати брать на себя ответственность за кучу лентяев и проныр? - Но Янко не лентяй и не проныра. Он ведь много лет у вас работал… - Правильно. Он работал и получал за это стол и награду. Неплохой стол и неплохую награду. Наверняка у него и деньжата есть скопленные. Теперь он не может выполнять свою работу так, как раньше. Вот пусть и идет восвояси. - Но это жестоко, Думитру! - Почему? – удивился кнез. - Давайте рассуждать логично, Луминица. Вы ведь умница. Вот представьте, что вы оказались без дома и без денег. Скажите, кто-то обязан вас брать в дом, кормить и поить даром, не получая от вас никакой награды и работы? - Нет, не обязан. Разве что по христианскому милосердию… - Хм. Но эти люди, которые бы вас приняли, они-то заработали деньги тяжким трудом, жертвовали чем-то ради достатка. Почему же одни должны делиться? Почему вы должны получить бесплатно результат чужого труда? Скажите, это справедливо? - Нет, - вынуждена была признать Луминица. - Это несправедливо. Но ведь милосердие… - Оставьте, Луминица, эти красивые сказочки для воскресных проповедей. Я говорю о настоящей жизни. - Так неужели же в настоящей жизни нет места милосердию и жалости? - В настоящей жизни, Луминица, люди многим жертвуют и рискуют, чтобы добиться процветания и возвышения. И имеют полное право распоряжаться всем этим так, как считают нужным. Без того, что ощущать на себе косые взгляды завистливых неудачников! - И вы жертвовали, Думитру? - И я, - после небольшой паузы признался кнез. - И почему одни должны жертвовать, а другие пользоваться этим? Где же справедливость? Луминица не нашла, что возразить. Все рассуждения ее мужа оказывались для нее подчас такими необычными, он смотрел совсем с другой точки зрения, чем она. Вроде все было правильным и бесспорным, но сердце Луминицы почему-то не хотело признавать эту логику, оно боролось с ней, но оружие тут же выбивалось из рук противными аргументами. - Я плачу своим наемным работникам достаточно щедро, Луминица, - сухо дополнил кнез. - И не нахожу нужным содержать немощных и стариков. И давайте оставим этот разговор. Луминица только с грустью взглянула на мужа, поняв, что переубедить его у нее не выйдет. - Я хотел показать вам, Луминица, одно место. И кнез пришпорил коня, а Луминице не оставалось ничего иного, кроме как последовать за мужем. Они скакали молча достаточно долго, потом обогнули гору и остановились у ее подножия. Кнез соскочил с коня и подал руку жене, чтобы она тоже спешилась. - Красиво, не правда ли? – спросил он. Солнце уже почти касалось гребня дальних гор. Вся долина тонула в мягких лучах света, которые наматывались на колыхающиеся веретена трав и веток деревьев. Солнце еле грело, а спина уже чувствовала прохладное дыхание благословенной ночи. Стрекот цикад звучал приглушенно, баюкая уставшую за день душу. - Почему мы приехали сюда, Думитру? – спросила Луминица. - Вы любите сюда ездить? - Я езжу сюда редко, Луминица. Но это нужно моей памяти. - Вашей памяти? - Да. Человеческая память такая гибкая штука. Она легко приспосабливается к внешним условиям, заставляя переиначивать прошлое, подделывать его под свои нынешние взгляды. - Разве прошлое не едино? Разве его можно переделать? - Еще как! – усмехнулся кнез. - Нет ничего легче для переделки, чем прошлое. Знаете ли вы, Луминица, что было здесь раньше? - Нет, Думитру. - Вот я скажу вам что-то, неважно ложь то будет или правда, вы это запомните, передадите другому, тот третьему, глядишь, через полвека все нерушимо уверуют в этот факт. А он, может, не имеет ничего общего с действительностью. - Так как же узнать, что ложно, а что правдиво? - Был такой легендарный греческий мудрец и изобретатель, Луминица. Его звали Дедал. Так вот однажды он бежал от царя, который держал его в плену, и скрылся на другом острове. А царь, возжелавший вернуть придворного ученого, пошел на хитрость. Он кинул клич, что даст большую награду тому, что сможет решить непростую задачу: продеть нитку через морскую раковину. Знаете, такая, как у улиток, только большая? - Но разве это возможно? - Большинство так и подумало. А Дедал догадался. Он приклеил нитку к муравью и пустил его по раковине. Тот дошел до конца, вышел, и протянул за собой нитку. - Гениально! – восхитилась Луминица. - Иногда мне кажется, что человеческая мысль подобна этой нити. При желании она сможет пройти любой извилистый путь, чтобы добиться своей странной цели. Обманывать себя, свою память, возводить в своей памяти призрачные замки и начинать свято верить в то, что они построены из камня, находить оправдание для любого своего поступка – все это очень по-человечески. - Вы так говорите, как будто… - Продолжайте. - Как будто ставите себя выше других людей. - Что ж. Может, это и так. Но и в моей памяти, возможно, много таких замков. - И ваша память тоже нить, продетая в раковину? - Возможно. Ведь что тут интересно: пройдя через раковину, мы забываем тот извилистый путь, по которому она прошла. Он скрыт здесь, - и кнез с грустной улыбкой постучал себя по голове. - Это сложно для меня, Думитру, но обещаю подумать об этом, - задумчиво сказала Луминица. - Но вы говорили о памяти конкретного человека. - А общечеловеческая память проходит еще более извилистый путь, и понять, что было на самом деле, почти невозможно. - Так что было раньше на этом месте? Сейчас я ничего не вижу. - Да, прошло много времени, и камни обвалились от непогоды, рухнувшие стены покрылись травой и лианами, на дорогах выросли молодые деревья, и все плоды человеческой деятельности стерлись с лица земли, как будто здесь никогда никого не было. А лет двести назад здесь было большое село, даже со своим собственным маленьким храмом. Присмотритесь – вон там можно увидеть кучу камней: все, что от него осталось. - А почему люди ушли отсюда? - О, они и не уходили. Вернее, они не смогли уйти. Все, кто жил в этой деревне, в ней и остались: женщины и мужчины, от самого древнего старца до последнего младенца. - Что с ними сталось? – спросила Луминица, с невольным беспокойством оглядываясь по сторонам.