Остановился он у большой металлической полки, висевшей на боковой стене, – простой, привинченной болтами стальной рамки. Перекинув Лили на одну руку, другой снял что-то похожее на большую прямоугольную коробку… Ах, да это же переноска для Волчка – из толстого пластика с ручкой наверху и дверцей из металлической решётки. Прутья решётки покрыты тонким пластиком, дверца висела на петлях и запиралась, только замок давно сломали, так что теперь приходилось привязывать дверцу бечёвкой. Волчок всегда скулил и выл, от отчаяния доходя до визга, каждый раз, когда отправлялся в переноске к ветеринару, и царапал когтями пол. Лили его жалела. Теперь же, осознавая, что происходит, когда папин двойник наклонился и открыл дверцу, она решила, что никогда не допустит, чтобы Волчок сидел в переноске, потому что… …Лили стукнулась о пол и потом её толкнули вперёд головой в переноску: руки и ноги крутило, по спине пробежала дрожь, Вилло вдавился ей в живот. Раньше она, конечно, ни за что бы здесь не поместилась, но сейчас похудела: болезнь понемногу подточила тело, будто упрекая, что она занимает в этом мире слишком много места… – а потом самозваный отец затолкал в переноску её ноги, как полотенца в стиральную машину, Лили поневоле свернулась калачиком, он закрыл дверцу и завязал бечёвкой. Отец совершенно без усилий поднял собачью переноску вместе с Лили и поставил обратно на полку. Лили перевернулась и увидела его грудь и живот, пока он мгновение стоял перед полками. – Сиди тихо, – предупредил он. – Только дыши. А то и это не продлится долго. – П-почему… – прошептала она. – Почему вы меня запираете? – Жена сказала, что не хочет больше о тебе слышать. «Блестящий вопрос, Лили, – подумала она. – Лучше не бывает. И о чём ты только думаешь?» Он наклонил голову и посмотрел на неё глазами-угольками. – Тебя не пускали в дом, – заметил он. – Обычно такое происходит с нами. А теперь сиди тише воды ниже травы. Пока не придумаю, что с тобой сделать. Он повернулся и ушёл. Лили ещё слышала на лестнице его шаги, потом дверь закрылась, воцарилась непроглядная тьма и безмолвие. Прошло немного времени, и лестничная клетка вновь ожила, превратившись в светлое пятно, отец, гремя ботинками – топ, топ, топ, – спустился в подвал, и Лили уже подумала, что он, наверное, решил в конце концов с ней покончить или выпустить, что было бы предпочтительнее, но менее вероятно. Он отвязал бечёвку и открыл решётчатую дверцу. А потом сунул что-то вовнутрь, тёмное, тёплое, хнычущее, извивающееся. Перед лицом Лили оказалось мохнатое тельце. Кротиха. Потом снова закрыл дверцу и направился к лестнице, вслед за ним исчез свет. – А тут ничего, – сообщила Кротиха. – Уютненько. Глава 19 «Пока не придумаю, что с тобой сделать», – сказал отец. А вот это плохо. Кто знает, что случится? Интересно, какой у него выбор… или у неё? Лили пыталась порвать запор, но бечёвка оказалась на редкость прочной. Она тихонько всхлипнула. Если она будет голодать в собачьей переноске, то, наверное, закричит, не сможет ничего сделать, мамаша услышит, спустится сюда – и всё. Если вернутся настоящие родители и, как сказала самозваная мать, заболеют, она всё равно останется здесь, и тогда что? Даже если эта призрачная мамаша не явится, Лили просто утратит силы, разрядится, как забытая игрушка с севшими батарейками, мама, папа и Малыш умрут, и она тоже умрёт, и… Нет. Очень хотелось жить. Она думала о походах в больницу, иглах, скучных процедурах. Да, сейчас она совсем не против. Потому что и там иногда через окна проникал свет, иногда кто-нибудь оставлял одно из окон открытым, на щёлочку, и тогда до Лили доносился запах ветра и деревьев. – Что же делать? – спросила она у Кротихи, которая распласталась у её головы и скребла лапками. – Мы где, в норе? – спросила в ответ та. – Копать можно? Я попробовала, но тут скользко и твёрдо. – Не копай. Мы в коробке. Глаза у неё привыкли к темноте, она различала предметы в подвале: велик, коробки. Через обнаруженный ими угольный лоток сочился смутный свет. – Да, тут очень скользко. – Пластик. Кротиха вздохнула. – Вряд ли у меня что получится. Когти скользят. – Спасибо, что пытаешься помочь, – ответила Лили. Нестерпимо саднило плечо и правое бедро, так сильно, что больно было шевельнуться, – она поморщилась и попыталась толкнуть ногой дверцу, но не хватало места, чтобы развернуться, к тому же в спину давило что-то острое. Она сложилась, сидя в ящике, и чувствовала, как её охватывает паника – дыхание участилось, на лбу выступил пот, ручейками потёк по щекам, мир сжался до пластиковых стенок, с ней, втиснутой между ними и… Шорох, удивлённый крик и шлепок. – Ой! Потом ещё один шлепок, потише. – Ай! – сказал второй голос, тихий и тоненький. – Фу, – заявил первый. – Подземелье. Это неестественно. Крылья даны, чтобы парить в воздухе. – Хватит ныть, – оборвал его второй. – Надо искать Лили! И спасти! Жаль, что со мной нет меча, но я что-нибудь придумаю. – Молчание. – Смотрите! Гвозди! Ржавые! Железо. Можно воевать. – Можно-то можно, – ответил первый, более властный. – Однако, как ты уже заметил, сначала поищем Лили. Ворон. Ворон и Мышонок. – Я здесь, – подала голос Лили. – И Кротиха тоже. Она ничего не видела, кроме маленького зарешёченного окна вверх ногами. Через мгновение внизу, вне поля зрения, послышались шаги: двух ног и четырёх лапок. – Ты где? Наверху? В маленькой коробке? – спросил Ворон. – Ага. – Плохое решение. И как ты собираешься искать записку? – Я тут не по своей воле, – ответила Лили. – А записку я уже нашла. Но потом эти… самозваные родители нашли меня. И Кротиху. Грозились навредить ей, если я не перестану сопротивляться. Я боролась, ещё как! Хотя толку мало. И я сдалась. Из-за Кротихи. Они хотели её убить. Опять она несёт чушь. Пора прекращать болтовню. Она больна – ей незачем оправдываться, что не победила демонов! Хотя, как ни странно, у неё появилось чувство, будто победила. – Ой, – пискнул Мышонок. – А мы думаем, что ж так долго? А потом Ворон увидел, как ты борешься с ними в кухне. Поэтому и спустились вслед за вами через угольный лоток. Ты должна была их победить. От тебя этого ждали. Легче ей не стало. – Спасибо, – холодно сказала она. – В следующий раз. Кроме шуток, она, может, ещё попробует, и не раз. Она больше ничего не боится – разозлилась по-настоящему. Когда та мамаша зажала Кротиху… внутри у Лили что-то шевельнулось, хранившееся в глубине, невидимое глазу, как поднимающийся у края чистого озера ил, когда наступишь. – Ты можешь оттуда выбраться? – спросил Ворон. – Из корзины? – Очевидно, нет, – самым саркастичным тоном, не очень-то, правда, испепеляющим, ответила Лили. Из-за ограниченных возможностей. В буквальном смысле. – Не могли бы вы нас отсюда вытащить? Кротиха не может порвать пластик. – Хотя тут очень уютно, – заметила та. – Похоже на туннель. – Не слушайте её, – сказала Лили. – Освободите нас. Немедленно. Прямо сейчас. Всё болит и я… я… Она хотела сказать, что боится. В панике. Только теперь, когда рядом были другие зверьки, страх почти прошёл. К нему замешалось что-то ещё, краска другого цвета. Ярость. – Хорошо, хорошо, дайте подумать, – отозвался Ворон.