Да, как только бабуля Крикуля заснёт, Лили сбежит и вернётся домой. Глава 3 Побег из бабушкиного дома: эта часть плана далась легко. А вот поход домой… Не очень, как оказалось. Лили подождала, пока бабуля заснёт – из спальни напротив донеслось глубокое ритмичное похрапывание, полоска света из-под двери превратилась в тьму, – потом прокралась по площадке и вниз по ступенькам. Хорошо, что у бабули пол повсюду был застелен коврами со старомодным рисунком королевских лилий. – Ковер в лилиях для девочки Лили, – повторяла бабушка. – Как гляну, сразу о тебе вспоминаю. Сравнение с ковровым покрытием восторга не вызывало, но Лили ничего не говорила. Зато теперь от ковра была большая польза: его ворс поглощал звуки. Лили на цыпочках спустилась по лестнице, вдоль рельсов для инвалидного кресла-подъёмника, которым пользовался при жизни дед – убрать их у бабули Крикули не дошли руки, – потом в прихожую. Скрипучую парадную дверь она открывать не стала. Прошла по кухонному линолеуму прямо к чёрному ходу с небольшим крылечком и спустилась в сад. Тьма превратила деревья и здания в привидения с размытыми очертаниями. Лили вздрогнула, глотнула побольше воздуха и тронулась в путь. Сад примыкал к двору той самой церкви, где Лили крестили, куда они отправлялись на службу в ночь под Рождество. – На мой взгляд, немного консервативно, – как-то выразилась бабушка. Лили не поняла, что она имела в виду, но в душе не согласилась. Ей нравились свечи и аромат ладана. Была в них какая-то чарующая сила. С бабушкиного крыльца виднелось дерево, посаженное в церковном дворе родителями, когда она появилась на свет. Боярышник или майское дерево, потому что родилась она в мае. Низкорослое растение, согнутое ветром. – Корни в земле, ветви в раю, – так говорил отец. Наверное, бабуля права: судя по кривым веткам боярышника, рай гораздо ниже. – Лучше бы посадили лилию, – недавно заметила Лили. – Лилии долго не живут, – ответил отец. – Совсем как я, если не повезёт. И опять мама заплакала. Теперь Лили перелезла через низкий садовый забор на церковную аллею и пошла по ней до лужайки. Она перешла через деревянный мостик у качавшей на ветру ветками плакучей ивы, которые словно тянулись погладить её по голове. Отрывистые неуверенные шаги Лили выдавали волнение. Длинная просторная дорога, бегущая по краю деревни, привела прямо к родному переулку. Только… теперь он был чужим. Деревья отбрасывали на дорогу длинные, цепкие, словно пальцы, тени. Улица не освещалась. Небо заволокли тучи, сквозь которые всё-таки пробивался тонкий осколок луны, крохотная сияющая прорезь, вскрытая в темноте лезвием. В доме в конце переулка света не было. Она вздрогнула, закутываясь поплотнее в свободный свитер. В последнее время вся одежда стала ей велика. Неожиданно её сковал страх, облепил, словно тесное пальто, из которого она выросла, и захотелось его стряхнуть. Это её дом. Она шагнула вперёд. Достав ключи из кармана, прошла по тропинке к парадному крыльцу. Слева стоял контейнер для строительного мусора, полный обрезков досок и битой штукатурки. Наверху всё ещё шёл ремонт – не успели закончить к рождению Малыша. Сверху к контейнеру от строительных лесов, приставленных ко второму этажу, сбегала длинная пластиковая труба из нескольких колен, вставленных одно в другое, словно горка в аквапарке. По ней строители спускали мусор в контейнер. Лили остановилась. Ей вдруг показалось, что она заметила за шторами какое-то движение. Рябь. Зыбь. Связка ключей в руке слегка дрогнула. Металл звякнул. Нет там никого. Глупышка. Дом пуст. Дверь была старая-престарая, с четырьмя стеклянными окошками в свинцовом переплёте наверху. Лили вставила один из ключей в автоматический замок. Вообще-то замков в двери было два: нижний – старинный с отполированной от времени медной ручкой-набалдашником, блестящей даже в темноте, со старомодной скважиной. Но ключа от него так и не нашлось, и тот замок никогда не запирался, язычок скрывался в старой железной коробке, так что Лили с родителями пользовались только верхним. Лили поворачивала ключ в замочной скважине, когда дверь открылась вовнутрь, и она чуть не упала вперёд. В прихожей, на новом сияющем паркете, стояла мать. В доме многое перестраивали, расширяли его, готовясь к рождению Малыша… Мать держала его на руках. Малыш смотрел на Лили необычайно огромными глазами. Разве так смотрят? Странные глаза, чёрные и неподвижные. В прихожей было темно. Лампа на стене у шкафчика с ключами не горела, как и остальные. – Кто там? – спросил отец, похоже, из гостиной. – Не знаю, – ответила мать и повернулась к Лили. Глаза у неё были такие же чёрные, как и у Малыша. Тускло-чёрные. – Здравствуй, – сказала она. – Ты кто? Чем могу помочь? Лили попятилась. Голос отказал, и она отчаянно пыталась разогреть застывшие связки. – Это я, Лили. Я тут живу. Мать глухо засмеялась, совсем не как настоящая. – Ах да, конечно, – сказала она. – Дочь. Только ты здесь больше не живёшь. И захлопнула дверь. Глава 4 Лили остолбенела и долго просто стояла перед домом, будто поменялась местами со своим майским деревцем и пустила корни. Она живо представила, как дерево подняло ветви и вышло с церковного двора, шагая по дороге и роняя с корней землю. Она, спотыкаясь, попятилась. Глаза наполнились слезами, так же, как когда она уходила из дома в больницу, только теперь всё было гораздо хуже – она не просто сердилась, а боялась. Лили раздражённо моргнула. Что такое? Что? Потом вспомнила слова, которые сказала родителям в то утро. – Пришло моё время, Лили, – тихо сообщила тогда мама, объясняя, почему Лили нельзя поехать с ней вместе. – Это ведь ничего не значит, – ответила она тогда. – Ну… есть кое-какие признаки. Конечно, иногда тревога оказывается ложной, – торопливо добавила мама, – но всё может произойти сегодня. И скоро ты познакомишься с Малышом. Лили готовилась к поездке к бабушке, укладывая в сумку альбом и надевая пальто. Она с трудом выносила эту нерешительную полуулыбку на мамином лице. – Ну, всё равно, – сообщила она. – Я, может, просто не вернусь домой. Малыша я видеть не хочу. Да, в общем, и тебя, и папу. Я больше не хочу вас видеть. И вышла из дома к машине, где её ждала бабушка. Лили снова моргнула, стоя перед закрытой дверью тёмного дома. Неужели это сделала она? Сама наколдовала? Первой мыслью было вернуться к бабуле Крикуле, в тёплый дом с мягкими коврами. Но бабушка скажет, что она просто переутомилась. Лили будто слышала её добрые слова. И хотя Лили испугалась, но упрямства ей не занимать, и она не позволит, что бы там ни происходило, не пускать её домой. Не позволит тому призраку, что заменил маму, выгонять её из дома. Но прежде хорошо бы разведать, что к чему. Она прошла через лужайку за домом к саду, мимо сарая, где хранятся опутанные паутиной газонокосилка и её велосипед. Мимо остатков снеговика, которого лепила на Рождество.