Когда выдавались свободные дни, я изучала стенограммы выступлений. Джейн по-прежнему сидела в комнатке за стеной и строчила три раза в неделю. Пока что ничего интересного для меня там не было. Лалика, скорее всего, нашла бы за что зацепиться и потянуть деньги с клиента, но я категорически запретила. Излишнее внимание мы и так привлекли. Если сейчас еще заняться шантажом, весь мой план полетит коту под хвост. Самые интересные сведения я все же выписывала. На русском. Завела специальную тетрадочку. Вдруг пригодятся? В конце года меня ждал очередной культурный шок. Подошла пора принятия нового товара. Оказывается, на проституцию существовал настоящий контракт. Вроде того, что заключила я, только в нем было куда меньше пунктов. В то время как мой предусматривал практически все нюансы и возможности, включая болезни, отпуск и стихийные бедствия. Местная юриспруденция только зарождалась и подобными деталями не заморачивалась. Стандартный договор с борделем заключали на пять лет. К сожалению, мало кто после пяти лет уходил. Те, кто хорошо зарабатывал, втягивались, не желая горбатиться на фабрике. Здесь ведь нужно было всего лишь несколько раз в день раздвинуть ноги. Кто зарабатывал плохо, не могли расплатиться с долгами, из-за которых обычно и попадали в такой переплет. Такие застревали надолго. К тому же семья чаще всего отказывалась от бедняжек, так что и возвращаться-то им было особо некуда. Две девочки вскоре собирались нас покинуть. К счастью, в хорошем смысле этого слова. Они расплатились с долгами и планировали уехать из столицы куда подальше. Одна отрабатывала свой долг – занимала на лечение матери. Другую продал собственный отец, чтобы не разориться. Когда встал вопрос, гончарная лавка или дочь, он выбрал первое. Дочерей у него еще три, а бизнес один. Самое жуткое, что Надин его не винила в пяти годах фактически сексуального рабства. Она покорно приняла выбор отца и повторяла, что лучше уж она, чем сестры: она выносливая, а девочки еще маленькие, загнулись бы. То есть продать дочь – это нормально; главное – выбрать ту, что покрепче. У меня от таких рассуждений волосы вставали дыбом, но для местных это была норма, так что и я молчала в тряпочку. Представление о жизни нужно менять постепенно и исподволь, такие вещи словами объяснить нельзя. Именно поэтому мне хотелось научить девочек в первую очередь думать и иметь собственное мнение. Оттуда полшага до независимости и самоуважения. За товаром мы поехали вдвоем с Лаликой. Она настояла. – Ты моя правая рука, значит, должна помогать во всем. Не только на сцене задницей трясти. Смотри, будешь упрямиться, еще и доходную книгу заставлю заполнять! – пригрозила она. Я поежилась. В заполнении доходной книги не было ничего сверхъестественно сложного. Кто хоть раз вел даже собственную бухгалтерию, справился бы на ура. Другой вопрос, что мне было тяжело психологически. Все эти цифры – униженные женщины, покорно раздвигающие ноги перед тем, кто платит. Пока я организовывала представления и репетировала с ними новые движения, создавалось впечатление, что мы просто на курсах шейпинга для домохозяек или на чем-то вроде того. А когда наступала ночь, я возвращалась на бренную землю, где мои ученицы – всего лишь презренные торговки собственным телом. И весело или легко мне не было. У борделя имелся собственный транспорт: новомодное авто с открытым верхом – символ статуса и роскоши – стояло в гараже, бывшем сарае, где раньше держали лошадей. Перегородки, разделявшие помещение, убрали, и точно посередине пустого пространства поблескивал хромированным боком монстр местной автопромышленности. Верха не было вообще – только ветровое стекло впереди защищало водителя от летящей в лицо пыли. Но авто, как и поезд, пока еще не развивали такой скорости, чтобы понадобилась крыша, боковые стекла и уж тем более ремни безопасности. Ехали мы чуть быстрее пешеходов. Не все улицы были предназначены для широких боков нашей безлошадной повозки, как здесь называли авто простые люди, поэтому по городу пришлось попетлять. Заодно я хоть посмотрела на него с безопасного расстояния и при свете дня. Солнце еще не зашло (встали мы по бордельным меркам в несусветную рань), но весь мир жил по нормальному расписанию, и нам иногда приходилось под него подстраиваться. * * * Левый берег натурально был городом контрастов. Монументальные здания старой постройки, красивые и надежные, соседствовали с тонкостенным новоделом, который способен разве что голову прикрыть от дождя, да и то ненадежно. Похоже, до какого-то момента власти благоустраивали оба берега одинаково, а потом что-то случилось, и люди на левой стороне реки оказались предоставлены сами себе. Из чего могли и как могли, так и строили. Никакого плана левобережье не придерживалось. Ровный широкий проспект мог вдруг перегородиться нагромождением домиков и продолжиться только через два квартала, а потом разделиться на две-три улицы и снова сойтись. Дорога тонула в густом смоге. Дальше десяти-пятнадцати метров предметы теряли четкость, скрываясь в маслянистом тумане. Дрянь оседала копотью на лице и наверняка откладывалась в легких. Нас с Лаликой немного защищали густые вуали – основной шлак оседал на них. Тут-то я поняла смысл этого модного приспособления, помимо соблюдения дамой инкогнито! Наконец мы добрались до цели путешествия. Одно из самых старых зданий располагалось на морском побережье за чертой города. Несмотря на возраст, оно вовсе не было изысканным произведением искусства с колоннами и балюстрадами, как дома на берегу реки. Скорее, изначально строилось под склад или фабрику, а потом его почему-то решили забросить. Не особо примечательное внешне, изнутри оно тоже не блистало роскошью. Голые стены, высокие потолки с балками и многочисленные окна, пропускавшие рассеянный солнечный свет. Хоть сюда не достигал вездесущий смог. Наверное, море как-то его нейтрализовывало. Я вдохнула полной грудью солоноватый воздух. Уже месяца два на побережье, а моря толком ни разу не видела, только издалека, с крыши. Хотя купаться все равно холодно, да и не до того мне сейчас. Может, потом когда-нибудь, в другой – нормальной – жизни… В косых солнечных лучах, освещавших бывший склад, танцевали пылинки. Больше сотни женщин выстроились в длинный ряд, ожидая оценки мадам. Кто-то смотрел настороженно, кто-то безразлично. Самые опытные – с надеждой. В нашем борделе самые человеческие условия работы для этой сферы. Даже до моего появления он считался лучшим на левом берегу. Я оглядывала из-за спины Лалики потенциальных проституток и, стискивая кулаки так, что ногти впивались в ладони, сдерживала себя из последних сил. Хотелось орать и побить кого-нибудь. Желательно того, кто устроил всю эту идиотскую систему потребления человека как вещи. В основном, как всегда, женщины. Сто две претендентки. Из них мы должны были выбрать пять. Это наш, так сказать, лимит, который установил на каждый бордель Левый Барон. Понятное дело, у подпольного бизнеса не могло не быть главаря. Он сам лично не присутствовал – не будет же он каждую продажу отслеживать? У него для того подручные есть: например, гордый собой и пузом мужчина с окладистой бородой, украшенной двумя косичками по бокам. Внушительная трудовая мозоль была подпоясана широким вышитым поясом, дорогой контрабандного бархата сюртук – нараспашку. Вряд ли он застегнулся бы при всем желании. – Привет, Мерти, – расплылась в показной улыбке мадам при виде бородача. – Есть сегодня кто удачный? Огромное пустое помещение гулко отражало эхом цоканье каблуков мадам Лалики. Женщины и девушки вытягивались в струнку, стараясь показать себя в наилучшем виде. Оставаться самой последней не хотел, понятное дело, никто. По виду кандидатки подобрались разномастные. От простых деревенских девах с косичками, в собственноручно вышитом крестиком платье и с платком на голове, до явной породистой аристократии. Я уже ничему не удивлялась. Книжечка по местному праву подготовила меня к подобному зрелищу. Подписывать документы здесь имели право только мужчины. Женщины – только в самом крайнем случае, когда ни одного родственника или опекуна мужского пола не было в наличии. И все равно подпись хотя бы мужчины-свидетеля сделки требовалась обязательно. На правом берегу магией владели далеко не все. Меня в пансион сослали в основном из-за того, что я болела и тем позорила семью. Была бы здорова – жила бы и дальше во дворце и удачно, с пользой, вышла бы замуж. Мне еще спасибо тому тромбу сказать надо. Хотя… тогда… Тогда бы Хилли со мной не познакомилась и осталась жива. Женщины магией владели редко. Ценность их была в родовитости и плодовитости. Именно в таком порядке. Так что если вдруг девушка оказывалась бесполезна – отца разжаловали, например, или какой несчастный случай, – ее вполне могли вот так продать в бордель, несмотря на всю родовитость. Лалика шла вдоль ряда уже второй раз, что-то прикидывая для себя. Иногда подходила ближе к понравившейся девушке, что-то спрашивала, смотрела на зубы – будто породистого коня выбирала. Иногда кивала охраннику, и счастливицу отводили в сторону. Их потом, как объяснила мне мадам, доставят в бордель на повозке – ну не сажать же с нами в машину. Мне оставалось только согласиться, что таки да, не сажать. Тем более пассажирских мест там только три. И два уже нами заняты. Я мрачно следовала за ней тенью, пытаясь отключить эмоции и не вовремя разыгравшийся героизм. Даже если я усыплю всех охранников и надзирателей, куда эти сто с лишним женщин пойдут? У них какие-никакие семьи, хоть их и продали в рабство на пять лет, возвращаться большинству есть куда. Если прогневать Левого Барона – возвращаться будет не к кому. Мельком бросив взгляд на очередную кандидатку, с которой в это время разговаривала Лалика, я вздрогнула. Лучше бы я и дальше смотрела в пол. Сердце болезненно кольнуло. Девочка чем-то неуловимо походила на Хилли. Худенькая, с длинной пепельной косой, она смотрела на мадам испуганно и затравленно, почти не моргая. Натурально – кролик перед удавом. – Ты откуда? Родители живы? – непроизвольно вырвалось у меня. Лалика приподняла бровь, но не стала меня затыкать. Сама же хотела, чтобы я поучаствовала. Вот, участвую. – Отвечай! – ткнул ее в спину один из охранников, когда пауза затянулась. Бедняжка в шоке, и зачем я только к ней внимание привлекла?! – Я Тайрис Даффи, с правого берега, улица Рикхейм двадцать три. Маменька с папенькой умерли в прошлом месяце, а дядя разозлился, что у папы мало денег было, а у меня магии нет совсем, и сюда меня отправил, – пролепетало дитя. Я перевела взгляд на Мерти, он кивнул. – Договор подписан новым маркизом Даффи, – подтвердил помощник Левого Барона. По крайней мере, то, что продает девушку родной дядя, – правда. В перипетии семейных отношений при заключении подобных контрактов особо не вдавались. Есть подпись – есть товар. На пять лет она собственность того борделя, который ее отберет. – Мы можем ее тоже взять? – спросила я, повернувшись к Лалике. Та покачала головой. – Я лимит уже выбрала. Нам пять только положено. Мадам повела подбородком в сторону, где уже переминались с ноги на ногу пять юных красавиц. Фигуристые, губки бантиком, глазки по пять копеек – все как местному обществу нравится. На их фоне тощенькая блондиночка и впрямь смотрелась как-то не очень прибыльно. – Так и быть. Еще двух, – буркнул бородатый надсмотрщик, прекрасно слышавший наш разговор. – Барон доволен вашими успехами за последний месяц, так что разрешил расширить состав, если у вас возникнет желание. Лалика царственно кивнула, и побледневшую пуще прежнего девочку тычками отправили к остальным пяти. Зря пугается – тем, кто остался, будет еще хуже. Лалика ткнула пальцем в еще одну красотку – с бюстом, и мы покинули бывший склад так же помпезно, как и появились. Когда сели обратно в авто, я повернулась к мадам. – У меня есть небольшая просьба. По поводу той девочки, последней, что мы только что взяли в штат. – Поняла уже, что тебе она приглянулась. Сочувствие тебя когда-нибудь погубит, – проворчала мадам. – Чего ты хочешь? – Давайте мы ее на кухню отправим. Кухарка недавно жаловалась, что картошку чистить некому. Ну, и по мелочи – порезать там, подать. Может, помощницей в бар? – Какая кухня? Какой бар? Она же девственница – редкий товар! Можно неплохо заработать. Скажем, фунт за первую ночь? Да и потом можно еще недельку изображать невинность, – прикинула выгоду Лалика. Меня передернуло. Внутренне. Внешне я старалась держать лицо. – Вы же ее видели. Какие клиенты? Она ребенок еще. К тому же с правого берега. Загнется под первым же клиентом. Гляньте, ее ветер носит. Тут кормить надо, а может, и лечить. Пусть пообвыкнется, перестанет бояться. Не кусаются же у нас, в самом деле. Лалика вздохнула. Она уже начала привыкать к моим странностям. В конце концов, заведение процветало благодаря моим нововведениям, хотя кто бы мог подумать, что, если работать меньше, будут платить больше. Мадам согласно кивнула, я подавила радостный писк. Радоваться-то особо нечему. Девяносто пять человек пошли дальше, в заведения уровнем ниже, где далеко не всё так благостно и весело, как у нас. • Глава 11 •