– О чём вы… – Саймон сжал руки в кулаки, не понимая, ловушка это или нет. Судя по ощущениям – очень даже. – Кто вы? Женщина улыбнулась – теплее, чем ожидал Саймон. – Меня зовут Катарина, – сказала она. – Я здесь главная. – И вы та лисица, – сказал он. – Которая… которая меня отпустила. – Я тебя не отпускала, – ответила она, склонив голову. – Потому что не ловила тебя, и даже не собиралась. Если, конечно, ты не шпион Верховного Совета. Он помотал головой. Во рту пересохло. – Я Саймон. Мне… мне нужен инсулин. – Он вон там, – сказала она, кивая на ящик в середине ряда. Саймон остался на месте. Он просто смотрел на неё, окончательно сбитый с толку. Он чего-то не понимал. Нет, не так. Он вообще ничего не понимал. – Вы же видели, как я превращаюсь, – сказал он. – Вы знаете, кто я. – Да, – согласилась она. – Ты Наследник. – Но почему вы не пытаетесь меня похитить? – спросил он, хмурясь. Разгадка была где-то рядом. Он чувствовал. Оставалось лишь к ней прийти. Катарина вновь улыбнулась. – А зачем мне это? – Так вы же… – начал он, но не договорил, потому что дверь распахнулась, и двое мужчин в сером затащили внутрь вырывающуюся девочку. Шарлотта. – Выпустите меня! – взвыла она, а потом разразилась тирадой минимум на трёх языках. Но мужчины держали её, не ослабляя хватки. – Шарлотта? – поражённо сказал Саймон, шагая навстречу. – Ты что тут делаешь? – Спасаю тебя от верной смерти, – выплюнула та, но, подняв взгляд, замерла с распахнутым ртом и обмякла. – Ты за мной проследила? – непонимающе спросил он. – Как ты меня… – Отпустите её, – попросила Катарина, как будто не слышала Саймона. Мужчины, тревожно переглянувшись, послушались. Саймон думал, она попытается сбежать или бросится в драку, но Шарлотта просто уставилась на него огромными глазами. – Ты, – выдавила она. – Гадина. Тварь. – И она снова принялась ругаться на нескольких языках, которых Саймон не знал, но всё равно чувствовал, что градус оскорблений нарастает. – Я? – ошалело спросил он. – Да что я… – Она про меня, – сказала Катарина, а Шарлотта направилась к ним, всё повышая и повышая голос. – Вы… вы знакомы? – спросил он. – Разумеется, мы знакомы, – выплюнула Шарлотта, почти добравшаяся до них. – Правда, как оказывается, я её совершенно не знала! Катарина, вздохнув, положила руки на ящик с надписью «КНИГИ». – Ты прекрасно меня знала, – сказала она. – Не знаю, что Ромул тебе наговорил… – Не смей его приплетать, – рявкнула Шарлотта, и в её глазах блеснули слёзы. – Ты просто взяла и ушла, а мне без тебя было плохо! Нам обеим было плохо! Саймон ошарашенно перевёл взгляд с неё на женщину и обратно. – Погоди, то есть… – Да, – горько сказала Шарлотта. – Саймон Торн, знакомься – моя мама. 16. В лисьей норе – Как ты могла?! – крикнула Шарлотта в лицо матери, задыхаясь от ярости. – Как ты могла похитить Эмилию? Как ты могла так поступать с невинными людьми? Катарина опустилась на ящик, поникнув под дождём нападок. – Столько лет прошло, – тихо сказала она. – Нам нужно о многом поговорить. – Просто скажи, где ты держишь Эмилию, – сказала Шарлотта, а потом быстро глянула на Саймона и добавила: – И Нолана. И всех остальных детей, которых ты схватила. Её мама прикрыла глаза, и неожиданно всё встало на свои места. Эмблема на бордовых униформах. Татуировка на руке мужчины, напавшего на Нолана. Боль в глазах Катарины, когда Шарлотта обвинила её в похищении собственной дочери. – Она их не трогала, – сказал он, и Шарлотта бросила на него резкий взгляд. – Да конечно, – выплюнула она. – Они с Одичалыми годами похищали Наследников. Что, ты увидела, на что способен Бэк, и решила, что его способности тебе пригодятся? – добавила она, вновь накинувшись на мать. – Откуда ты узнала про Эмилию, кто-то тебе рассказал? Где ты её прячешь? – Шарлотта, – уже громче сказал Саймон. – Твоя мама никого не похищала. И Одичалые тоже. – А ты-то откуда знаешь? – поинтересовалась она, резко оборачиваясь. – Тебя не было с Эмилией и Бэком, когда их схватили! – Но я был с Ноланом, – сказал он. – И на меня они тоже напали. – Я вообще-то тоже их видела, если забыл, – едко сказала Шарлотта. – И на них была серая форма Одичалых. – Но ты не видела татуировку, да? – спросил он, и она осеклась. – Какую татуировку? Он указал на собственную руку. – Я порвал рукав мужчины, который меня схватил. У него была татуировка. Шарлотта неловко переступила с ноги на ногу, оглядываясь на охранников, стоящих у двери. – И что? Татуировки – не редкость. – Но не такие. – Опустившись на колени, он начертил на земле символ, который заметил на руке мужчины. Ромб с двумя пересекающими его треугольниками – точно такой же, который носили на груди все стражи Верховного Совета. – Узнаёшь? Шарлотта поражённо раскрыла рот. – Но… значит… – Наследников похищает Совет, – устало подтвердила Катарина. – И всегда похищал, задолго до того, как вы об этом узнали. – Она сцепила пальцы в замок. – Я даже не думала, что они обвинят нас. Шарлотта, не слушая её, смотрела на рисунок. – Ты уверен, Саймон? Может, они это специально подстроили? Он покачал головой: – Они у всех на виду расхаживали в форме Одичалых. Зачем? Как-то странно, согласись? Словно они нарочно хотели их подставить. Так что тату – не уловка. Ты говорила, что Эмилия могла проболтаться о своих силах, – добавил он, пока его не перебили. – Но вдруг она никому не рассказывала? Вдруг в Верховном Совете просто увидели, как она превращается? Они-то, в отличие от Одичалых, живут в Цитадели. Она помедлила, стискивая руки в кулаки. – Но тогда… тогда… – Твой отец знал, – мрачно сказала Катарина. – С того самого дня, как его назначили Хранителем. Бэк – не первая их жертва. Совет столетиями похищал Наследников, чтобы потомки свергнутой королевской семьи не смогли вернуться и узурпировать власть. Когда мы узнали про Бэка, Ромул позволил им его забрать. Я создала отряд Одичалых, чтобы остановить их – чтобы защитить невинных детей от Хранителей, жаждущих власти. Но у меня… – Её голос дрогнул. – Но у меня не получилось. Простите. Саймон не знал, что сказать. Шарлотта закусила губу – сильно, почти что до крови, но потом тяжело выдохнула. – Если он отдал им Бэка, – с дрожью сказала она, – значит, отдал и Эмилию. Не взваливай всю вину на себя, мам.