Берхард это понимал. Однако отступать и смиряться не собирался. После некоторого молчания он решил повести разговор с другой стороны. – Вы знаете Хельгу, отец? – Какую Хельгу? – Знахарку, что живёт отшельницей в лесу. Генрих нахмурился. – Да, знаю, – ответил он. – Сегодня она нашла меня и предупредила, что Густав хочет меня отравить. Генрих усмехнулся. – У Хельги слава знахарки, целительницы, никак не вещуньи. – И всё-таки я ей верю. Густав не успокоится, пока не займёт трон Регенплатца. – Ты опять за своё? – прорычал Генрих. – Через пару дней ты станешь полноправным правителем Регенплатца, Густав вынужден будет тебе подчиниться. – Но я не перестану быть для него врагом, соперником, – тихо, но уверенно продолжал спор Берхард. – Или вы предлагаете мне роль братоубийцы? Генрих нервно передёрнул плечом. Разговор его раздражал, да и сердце начинало ныть. – Густав вовсе не собирается с тобой воевать и вообще чинить каких-либо бедствий. Он не глуп и понимает, что слабее тебя. Это внешне он перья распускает, а в душе его заячья дрожь. К тому же, я говорил с ним сегодня утром, пока ты наслаждался бездельем. Мы говорили о его будущей жизни, об обязанностях, которые вскоре будут возложены на него. Под его правление перейдут не такие уж малые земли, и за жизни многих людей он станет нести ответственность. Густав всё понял, принял и заверил меня, что претензий к тебе у него нет. – И вы ему поверили? – Он мой сын. А вот ты поверил какой-то полоумной старухе. Разве не странно, что ни к кому она не приходит сама, дабы поведать будущее, а к тебе специально пришла? Разве не подозрительно? – Хельга боится за меня… – Именно за тебя? Это почему, интересно? – Она сказала, что Эльза Штаузенг – её родная дочь, а я – её внук. Генрих замер: – Как дочь? – А вы разве не знали? Генрих даже растерялся. Глупость какая-то. Этого не могло быть. – Она солгала тебе, это очевидно, – высказал он. – Ахим Штаузенг некоторое время жил в другом городе, там женился, жена умерла при родах. После с младенцем-дочерью он вернулся в Крафтбург. – И никто никогда не видел его жены? – Конечно, нет. Ахим просто не успел привезти её в отчий дом. Ахим Штаузенг и его семья – весьма порядочные и уважаемые люди. Никому, и мне в том числе, и в голову не приходило не верить его словам. К тому же много лет назад по городу уже гуляли подобные грязные слухи о происхождении Эльзы. И Ахим тогда сам лично просил меня о защите от злословия. Берхард задумчиво разглядывал далёкий горизонт. Ему хотелось верить отцу, но что-то мешало сомневаться в признаниях чёрной женщины. – Я видел лицо Хельги, – произнёс юноша, – в нём есть черты моей мамы. В нём есть и мои черты. И ещё она мне говорила… – Послушай, Берхард, – нервно прервал сына Генрих. – Если тебе так приятно верить, что твоя мать – дочь ведьмы, что твой дед мог спутаться с прислужницей дьявола, так верь в это. Только не заставляй в это верить других! – Но Густав… – И Густава тебе бояться не надо! Я всё тебе сказал, всё объяснил, и хватит об этом! Что же такое с сыном творилось? Генрих совершенно не узнавал всегда сдержанного, рассудительного Берхарда. Ландграф внимательно посмотрел на старшего сына – гордая осанка, на лице непроницаемая маска холода. Но взгляд всё же беспокойный, будто ждущий чего-то. «Неужели он поверил этой старой ведьме? Неужели она смогла породить в нём панический страх перед родным братом? Берхард, конечно, никогда не питал иллюзий относительно любви Густава, однако ожидал от него честной борьбы, открытого спора, а не подлого удара в спину из-за угла. А Густав хоть импульсивен и обидчив, но он не подлец. Берхард должен понимать это и не верить в глупые предсказания старухи. И всё-таки, почему же она наговорила ему такое? Хочет стравить братьев? Но зачем ей это? Может, кто-то заплатил? – ландграф терялся в догадках. – Ещё и родство своё выдумала. Наверняка для того, чтобы Берхард ей поверил». Генрих снова взглянул на сына. «Как он похож на свою мать. Если бы родился девочкой, то был бы копией Эльзы. А вот характер мой: упрямый, дерзкий, даже в чём-то эгоистичный. Как, должно быть, разочарован Берхард, узнав, что его бабушка – чёрная ведьма. Как только посмела она придумать такое! Выставить себя матерью прекрасной чистой девушки!» Генрих попробовал вспомнить лицо знахарки. Он видел её всего один раз, в день рождения Берхарда, в тот день, когда умерла Эльза. Но это было слишком давно. Образ Хельги уже стёрся в памяти. И единственное, что вспомнил Генрих – чёрные волосы и тёмно-карие глаза. Да, такие же, как у Эльзы, но это ещё не повод роднить столь разных женщин. И вдруг кольнуло сердце. А что если Хельга всё-таки права? «Нет, не верю, – отмахнулся Генрих. – Всё равно не верю ни в её родство с Эльзой, ни в коварство Густава. Ахим не лгун, а мой сын не подлец. А вот с ведьмой этой нужно разобраться. Я позволил ей спокойно жить на моей земле, творить свою ворожбу только потому, что она людям ничего плохого пока не делала. Но если она решила отблагодарить меня гнусной ложью или, ещё хуже, предательством, то век свой закончит она на костре. Как только стихнут праздники, прикажу привести клеветницу в замок и допросить с пристрастием». И всё же тяжесть на душе осталась. На пристани собрался почти весь город. С цветами и приветственными криками народ встречал причаливший к берегу большой корабль. Паруса свернули, спустили трап. Зигмине Фатнхайн не терпелось скорее сойти на твёрдую землю, долгое плавание утомило её. Она устала, и голова болела. Сейчас бы прилечь, отдохнуть, но нужно было держать себя в руках, сохранять твёрдую поступь, гордую осанку и приветливую улыбку на лице. Сойдя с трапа, Зигмина остановилась и взором королевы обвела пёструю шумную толпу своих будущих подданных. Впереди них, словно вождь, стоял ландграф фон Регентропф в блестящих начищенных латах и в развивающемся на ветру тёмно-синем плаще. Зигмина видела ландграфа всего один раз несколько лет назад, но сразу узнала его. Впрочем, сейчас личность правителя Регенплатца не слишком её интересовала, её внимание привлёк молодой статный юноша, стоявший рядом с Регентропфом. На нём так же были латы и синий плащ, чёрные волосы трепал ветер. Но взор. Взор чёрных глаз был столь горд и величественен, что даже она, привыкшая смотреть на всех свысока, не выдержала и смутилась. На пирс сошёл Олдрик фон Фатнхайн крупный мужчина с овальным чисто выбритым лицом и цепким взором серых глаз. Одежда его также нарядна и богата. Опираясь на его руку, рядом с ним шла и супруга его в шитом серебром платье и накинутом на плечи дорожном плаще. – Добро пожаловать в мирные и гостеприимные земли Регенплатц! – радушно приветствовал гостей ландграф. – Я и мой народ рады видеть вас, маркграф, вашу супругу и вашу прекрасную дочь Зигмину, о красоте и уме которой ходят легенды. И конечно же, всех, кто вас сопровождает, мы тоже приветствуем! И новая волна восторженных возгласов пронёсся по толпе. – Рад. Рад снова видеть вас, Генрих фон Регентропф! – Маркграф с широкой дружеской улыбкой подошёл к ландграфу и крепко обнял его. – Рад, что породнимся с вами, что дочь моя любимая войдёт в семью вашу. Я знаю… Я уверен, что здесь она будет счастлива. Ваш сын? Олдрик фон Фатнхайн кивнул в сторону Берхарда. – Да, мой старший сын, ваш будущий зять, – ответил Генрих. Берхард учтиво поклонился высокочтимому гостю, и маркграф ответил тем же. С корабля сошла немногочисленная свита, привели коней. Рослые сильные матросы начали сгружать тяжёлые сундуки. Солнце палило нещадно. Женщины достали веера, мужчинам в парадных латах было несказанно жарко. Генриха беспокоило такое неприятное неудобство столь важных гостей. И он не стал задерживать церемонию встречи, а наоборот призвал всех поскорее седлать коней и отправиться в замок Регентропф к его щедрому столу, в его желанную прохладу. Гости с радостью поддержали призыв ландграфа, сели на коней и гудящим неровным строем под нескончаемые возгласы радостных горожан, потянулись по городской булыжной дороге. Лишь несколько слуг Ландграф оставил на пристани, дабы те помогли с выгрузкой и доставкой в замок вещей приезжих. Зигмина Фатнхайн, изнывая от жары в тяжёлом платье из бордовой парчи, ехала на своей любимой белой кобыле рядом с Берхардом Регентропфом. Девушка молчала. Молчала и смотрела по сторонам. Зигмине понравился молодой человек, выбранный ей в мужья, понравилось его лицо, красивые, хотя и немного холодные чёрные глаза, вот только слишком неразговорчив он был, слишком хмур и невнимателен к ней, к своей спутнице, к своей невесте. Он даже не взглянул на неё ни разу. Зигмина молчала, ждала, когда же Берхард соизволит заговорить с ней, хотя бы о каком-нибудь пустяке. Но вскоре она поняла, что ничего не дождётся. – Какой красивый город Крафтбург, – не выдержала девушка и первая завязала разговор. – Я здесь никогда не бывала раньше. Ответа на её замечание не последовало. – Мне кажется, люди, живущие здесь милые и добрые. Правда? – Да, – коротко и сухо ответил её спутник. Зигмина тяжело вздохнула. Приятная внешность и молодость – это, конечно, хорошо, однако как же будет плохо, если у этого мужчины окажется скверный характер. – Прибыл ли в Регенплатц король Фридрих? – вновь заговорила Зигмина. – Нет. – Я слышала, что и сын его Конрад так же приглашён вами? – Не знаю. Беседа так и не завязывалась. Берхард по-прежнему был сух и нелюбезен, продолжал смотреть куда угодно, только не на собеседницу. После долгой паузы молчания Зигмина поинтересовалась: – Вы всегда столь неразговорчивы, Берхард? – Всегда, – не меняя бесцветного тона, отвечал юноша. – А отец мне говорил о вас, как о довольно интересном собеседнике. Действительно, Берхарду приходилось пару раз общаться с маркграфом фон Фатнхайном, но весьма кратко. И в последний раз это было два года назад на празднике у герцога Швабского. Вот там, наверное, у Генриха и появилась мысль женить сына на Зигмине. – Так что прошу вас не притворяться, – продолжала девушка и даже изобразила кокетливую улыбку, – и не обижать меня своим молчанием. Берхард усмехнулся. Смотри-ка какая, ещё не успела стать женой, а уже ставит требования, как ему вести себя и что нужно делать. – Зигмина, я не собираюсь болтать с вами лишь для того, чтобы доставить вам удовольствие, – тихо, но твёрдо высказал Берхард. – Я по жизни угрюмый, замкнутый человек. И коль уж судьба связывает наши жизни, вам придётся смириться с этим. Девушка изумлённо приподняла бровки и недовольно повела плечом. – Но послушайте, Берхард, так вести себя… – начала было она спорить, однако резкий и жёсткий взор чёрных глаз буквально заставил её закрыть рот. Зигмина не выдержала этот взор и отвернулась. Неужели ей придётся жить под мужским кулаком? Боже, и ради этого каменного сердца она проделала столь долгий и утомительный путь. Ради него она терпела массу неудобств! Ради этого ледяного холода она отказала другим женихам, их жарким признаниям и пылким заверениям в любви! Что ж, сама виновата, позарилась на графство Регенплатц, на статус королевы в этом богатом мини-королевстве. Остаётся надеяться, что заботы власти заполнят собой пустоты любовных отношений. Продолжая путь, молодые люди больше не разговаривали. Берхард понимал, что обидел девушку, но совершенно не испытывал чувства вины. Наоборот, он посчитал, что если произведёт на Зигмину наихудшее впечатление, то она не слишком расстроится, а скорее даже обрадуется, когда узнает, что её свадьба с ним не состоится. Вот и улицы города уже позади. Людей вдоль дороги всё меньше, криков и вовсе не слышно больше. Берхард тоскливо рассматривал пейзаж вокруг, аккуратные светлые дома с черепичными крышами, да редких прохожих у обочины. Его взгляд остановился на высоком седовласом мужчине, одетом скромно, но не бедно. Внимание Берхарда привлёк странный взгляд старика. Он был беспредельно добрым и… влажным. Да, в глазах блестели слёзы. Улыбка под седыми усами таила в себе нежность и тоску. Нет, как бы подданный ни был доволен своей жизнью, он никогда так не смотрел на господина. Почему же у этого старика такой взгляд? И что-то шепчет себе по нос. Странный какой. Проехав вперёд, Берхард после обернулся – старик перекрестил юношу и, не снимая с губ улыбку, продолжал глядеть вслед. – Я вижу, народ вас любит, – вдруг заметила Зигмина. – Вон, старик, провожает вас столь ласково, словно сына родного. Вернее, внука, учитывая его возраст.