– Я не буду с вами обсуждать это, – категорически ответил Берхард. Скорее всего, так и есть. – Но зачем вы стали столь грубы со мной? – Что ж, говорить правду, так уж всю. Я не хочу нравиться вам, Зигмина. Я не хочу, чтобы вы меня полюбили. Скажите отцу, как я плох, попросите его отменить свадьбу. Если он любит вас, то не позволит вам стать несчастной. Берхард уже хватался за любую соломинку, лишь бы предотвратить грозящий скандал, избежать позора, обид, сохранить мир и согласие. Он хотел слишком многого. Зигмину охватило недоумение. Широко распахнув полные изумлением глаза, она повернулась к собеседнику. – Вы хоть понимаете, что предлагаете мне? – пока тихо, но с быстро растущим возмущением спросила Зигмина. – Я предлагаю вам отказаться от мужа, который будет изменять вам, который не даст вам ни тепла, ни радости, с которым вы познаете только тоску и одиночество… – Молчите, жестокий человек! – Просите отца освободить вас от этого жестокого человека! Зигмина вновь отвернулась. Она задыхалась от возмущения, сердце её тяжелело от гнева. Подлый человек! Не так уж сильно он притворялся. Как смел он требовать от неё добровольно принести в жертву её честное имя и ради чего? Ради того, чтобы он жил в счастье и любви с какой-то безродной девкой, а она… С чем останется она? С дурной славой и одиночеством? Даже Регенплатц ей не достанется. Не будет любви, так хоть тщеславие своё утешить. И, в конце концов, что такого страшного в том, что у мужа будет любовница? Жена тоже может любовника завести, да ещё какого! Красивого да ласкового, который сумеет восполнить всю недостачу супружеской любви. – Нет, Берхард, – твёрдо ответила Зигмина и, повернувшись к юноше, уверенно взглянула в его глаза. – Я не стану говорить с отцом об отмене свадьбы. Я даже не скажу ему, насколько вы плохи оказались, и как разочаровалась я в своём выборе. Наоборот, я стану восхвалять вас. Свадьба состоится, я хочу этого. Особенно теперь, когда вы раскрыли мне всю правду. Зигмина думала, что Берхард расстроится, как она, обидится, разочаруется, хотя бы занервничает. однако ничего подобного с ним не произошло. На серьёзном и спокойном лице юноши не дрогнул ни один мускул. Берхард лишь коротко пожал плечами и произнёс: – Что ж, как пожелаете. Простите, что обидел вас. – Очень сильно обидели, – фыркнула Зигмина. – Даже не знаю, смогу ли простить вас. И снова вопреки ожиданиям девушки, Берхард не стал ни оправдываться, ни продолжать извинения. Он просто тихо предложил: – Давайте вернёмся в залу. Тайное бракосочетание прошло быстро, тихо, в полумраке монастырской часовни. Алтарь освещали четыре свечи, при их тусклом свете лица людей были едва различимы. Отец Антоний без особых эмоций прочёл молитву и, перекрестив жениха и невесту, объявил их мужем и женой. Вот и всё. Всего несколько минут, и любовь могла торжествовать победу. Гретта была счастлива. Будущее ей казалось светлым и радостным. Любимый будет всегда рядом, он её защитит, а она отдаст ему всю нежность и преданность. Берхард тоже был доволен. Теперь что бы ни случилось, что бы ни говорили вокруг, какие бы скандалы не разожглись, их с Греттой никто уже не разлучит. Если только смерть. Юноша нахмурил брови, вспомнив предупреждения ведьмы. Наверное, всё же следует вести себя осторожнее с братом. Однако сейчас не время думать о смерти, о плохом, сейчас нужно наслаждаться счастьем. По полуночной дороге четверо молодых людей не спеша возвращались в замок. Говорили они тихо, что-то увлечённо обсуждая, и лишь изредка был слышан приглушённый женский смех. Ночная прохлада призывала не торопиться, ясные звёзды и кусок печальной луны пытались бледными лучами осветить путь. Но в этой тиши и спокойствии не замечали путники, что среди чёрных деревьев за ними на расстоянии двигалась тень ещё одного всадника. – Нет сомнения, что Берхард и Гретта тайно обвенчались, – подводил итоги Аксел. – Что ещё они могли делать глубокой ночью в монастырской часовне? И сопровождение их непростое. Кларк – верный друг Берхарда, наверняка, был свидетелем брака. Лизхен – служанка и доверенное лицо Гретты, скорее всего, играла ту же роль. Густав сидел в кресле и молча с холодным каменным лицом прослушивал отчёт Аксела Тарфа. Его взгляд остановился в одной точке, но в голове гремел гром гнева, и бушевал ураган ненависти. – Вернувшись в замок, – продолжал Аксел, – Берхард проводил Гретту в её покои, зашёл с ней, а вышел оттуда лишь сегодня на рассвете. Уверен, что все правила ритуала брачной ночи ими соблюдены. Густав с рычанием резко ударил кулаком по подлокотнику кресла, да так сильно, что тот треснул. – Всё-таки волчонок украл мою женщину, – процедил Густав сквозь зубы. – Как он мне надоел! – Не злись так, – сказал Аксел. – Этот проступок твоего брата тебе на руку. Ландграф будет в гневе на сына и обязательно лишит его престола Регенплатца. А значит, отдаст его тебе. Позже ты без труда сможешь захватить земли барона, Гретту сделать наложницей своей, а Берхарда рабом. А после к нему и Кларка Кроненберга присоединишь со всей его роднёй. – Ты не понимаешь, Аксел, – провыл Густав. – Не понимаешь! Если я сейчас прощу волчонку эту выходку, значит, я прощу ему предательство, а значит, и признаю своё поражение. Нет уж, предательство должно караться смертью. И смертью немедленной! Раб из Берхарда плохой, он будет бунтовать, а вот покойник из него выйдет отличный. Густав вскочил с места и нервно заходил по комнате. – Что касается Зигмины фон Фатнхайн, – продолжал он, – так она мне совсем не нужна. Зачем мне эта тощая бледная девка с завышенным самомнением? Я замучаюсь с её капризами да с придирками её папаши маркграфа. Мне не интересны ни её золото, ни её армия, я и сам богат и силён. А вот Гретта мне нужна. Я хочу её! Правда, она уже не чиста, эта распутница не сумела сберечь себя до нашей свадьбы. Да ничего. После за блудливость свою наказана она будет мной. И серьёзно наказана. – М-да, невесёлую ты ей жизнь готовишь, – усмехнулся Аксел. Густав резко остановился и вонзил в друга колючий взор. – А это уже будет от неё зависеть, как сложится её жизнь со мной. Если она станет послушна и ласкова, если станет выполнять все мои прихоти, то и мне обижать её незачем. Я же не тиран. Однако сначала нужно избавиться от волчонка. С улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, Густав снял с пальца перстень с чёрным топазом и, вытянув руку, подставил камень под утренние лучи солнца. – Что это? – спросил Аксел. – Это то, с помощью чего я обрету и трон Регенплатца и желанную женщину, и при этом ничего не потеряю. Ландграф стоял у окна и под светом утренних солнечных лучей читал только что переданное ему письмо. На вошедшего в покои сына он взглянул мельком и продолжил чтение. Берхард не прерывал, молча и равнодушно наблюдал за действиями слуги, наводящем в комнате порядок после сна господина. – Я смотрю, ты сегодня рано поднялся, – произнёс Генрих, свернув пергамент. – Да и вы, отец, уже на ногах, – отозвался Берхард. – Сегодня суетный день. Сегодня приготовлено много развлечений для гостей, нужно всё ещё раз проверить. – Генрих отошёл к столу и положил свиток. – Король не приедет на свадьбу. – Почему? – Снова восстания в Италии. – Оно и к лучшему. – Восстания? – Нет. То, что король не приедет. – Что ж тут хорошего? Мне бы очень хотелось, чтобы вас с Густавом благословила не только власть церковная, но и власть светская. – Дело в том, отец, что свадьба может пойти не по запланированному порядку. Генрих напрягся. Чем ещё «обрадует» его старший сын? – Что ты имеешь в виду? Берхард опустил глаза. Он понимал, что его признание вызовет гнев у отца, но признаться необходимо, необходимо пережить этот гнев. Вот только слуга мешался. – Я хотел бы поговорить с вами наедине, – произнёс Берхард. Ландграф взглядом и кивком головы указал слуге на дверь, и тот, оставив работу и отвесив господину поклон, немедленно покинул комнату. – Твои «разговоры наедине», честно говоря, меня уже пугают, – признался Генрих, едва закрылась дверь за слугой. – Что на этот раз? – Я не могу жениться на Зигмине, отец… – начал Берхард с главного. – Ты опять за своё! – рявкнул Генрих. – Этот вопрос уже решён, и обсуждать его снова я не желаю! – Но сейчас всё намного серьёзнее! – настаивал Берхард. – Почему? – Потому что… Потому что этой ночью мы с Греттой тайно обвенчались в часовне монастыря… – Что!!! Буквально за пару мгновений удивление сменилось негодованием, негодование – гневом, гнев острым уколом муки воткнулся в слабое сердце мужчины. – Что ты натворил! – вскричал Генрих. – Что ты натворил!! Как теперь… Как посмотрю в глаза барону Хафф? Ты же совратил его дочь!.. – Гретта сама дала согласие стать моей женой, – возразил Берхард. – Она любит меня и пошла на этот шаг ради того, чтобы быть со мной… – Но вы женились тайно, без нашего благословения! – с хрипом выдыхал Генрих. Рука его уже массировала грудь, болезненный укол всё глубже проникал в страдающее сердце. – Вы не давали нам это благословение. – А маркграф? Боже, что я скажу ему? Что он обманут? Что его дочь стала отвергнутой невестой?! Какой позор ты навлёк на нашу фамилию! Боль быстро разрасталась, вгрызаясь в сердце изнутри. Генрих опустил руку, но заветного мешочка со склянкой на поясе не обнаружил. – Я постараюсь сам всё объяснить маркграфу… – говорил Берхард. – Что ты ему объяснишь?! Ох! Что фамилия Регентропф потеряла значение честного имени? Что нам больше нельзя верить?