Часть 28 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Рыж, — укоризненно протянул Громов, хотя в глазах его плескались смешинки.
— Да шучу я, шучу! — расхохоталась та, сдергивая очки. — Дан в гараже, разговаривает с дядей Лешей… ну, или заваливает его чемоданами. Чутка! Я несколько…
— Увлеклась подарками? — иронично вскинул брови Кирилл, откровенно посмеиваясь. Было заметно, что он очень рад видеть племянницу, и я, в свою очередь, тоже была за них рада. На них, на их отношения и неприкрытое, искреннее счастье было приятно смотреть, правда!
Но если честно, стоя совсем рядом с ними, неловко переминаясь с ноги на ногу, я чувствовала себя немного… лишней.
— Ну да, — согласилась та. И улыбнулась так невинно-невинно, что даже я, совершенно не знающая ее, почувствовала подвох! — Ты же просил кусок Эйфелевой башни?
Левая бровь Кирилла медленно, очень медленно поползла вверх…
Не выдержав, я хихикнула первой! Просто стоило представить, как Громов, ругаясь себе под нос, методично приклеивает на супер-клей магнит к куску тайно вывезенной с территории Франции арматуры…
Удержаться не было никаких сил, ей-богу!
— Опа-па! — прищурив и без того кошачьи глаза, рыжее чудовище (да, об этом совсем не тайном прозвище мне поведали тоже), окинула меня стремительным взглядом, и моментально выдала вердикт. — А ты — Лиза!
— Кто сдал? — сунув руки в карманы штанов, весело поинтересовался Кирилл, ни капли не удивленный таким поворотом событий. Вот же… угораздило меня связаться с семейством шпионов!
— Ха! Партизаны в окопах перешли на мою темную сторону — ты не давал им печеньки! — гордо задрала нос Аня, водружая на него очки. И указала пальцем на меня, безапелляционно заявляя. — Так что я всё про вас двоих знаю!
У меня внутри все дрогнуло. По пальцам прошелся неприятный, липкий холодок, спина под рубашкой взмокла, и я даже не заметила, как спросила вслух, немного заикаясь:
— От… откуда?
Выражение лица рыжей надо было видеть.
Она сначала посмотрела меня, в данный момент весьма испуганную. Потом перевела взгляд на Кирилла, тихо прикрывшего глаза, медленно стащила очки сноса… и изумленно присвистнула:
— Ну, охренеть, какой пассаж…
От стыда я готова была провалиться сквозь землю!
Кирилл же отреагировал по-другому. Возведя глаза к потолку, будто бы прося у бога лишний запас терпения, он протянул руку и ловким, отточенным жестом ухватил племянницу за ухо!
— Ай! Отпусти ребенка, изверг! Ну, Кир! Ну Ки-и-и-ир! Отдай пельмешек, он дорог мне как памя-я-я-ять!
— Думаю, наш разговор мы продолжим потом, — мягко мне улыбнувшись, показывая, что ничего страшного не произошло, а после этого спокойно направился в сторону коридора, в котором располагались кабинеты многочисленных хозяев дома. При этом ухо девушки он так и не отпустил!
Конечно, он держал ее аккуратно, не причиняя боли, а так, лишь для проформы. И если б она хотела, в любой момент могла бы вырваться без малейшего вреда для собственного здоровья. Но каков был итог их взаимного притворства!
Буквально на глазах изящная, привлекательная девушка в образе нежной романтичной француженки, превратилась в отчаянно верещащего, провинившегося подростка, пытающегося оправдаться перед разгневанным, суровым родственником!
И я снова не знала, то смеяться мне, то ли плакать.
***
Кирилл Громов в своей жизни повидал многое. И стандартные женские психи, и непредсказуемые мужские истерики, и отчаянно рыдающих от испуга детей всех возрастов. Он видел и живых, и мертвых. Благодаря пройденной военной службе, а после и довольно специфической работе, он привык к разного рода человеческим реакциям.
Но было в его жизни и исключение. Единственное исключение из всех существующих правил, которое не поддавалась ни логике, ни прогнозу, и даже не предсказывалось любыми другими средствами, включая помощь экстрасенсов и гадание на кофейной гуще.
И сейчас это исключение, силой уведенное в кабинет ее же законного (наконец-то!) мужа, впилось в него рассерженным, требовательным взглядом, сложив руки на груди и нервно отстукивая рваный ритм носком кеда по полу.
Кириллу, спокойно усаживающемуся за стол, казалось, что еще вот-вот, и с кончиков чьих-то рыжих волос посыплются самые настоящие искры.
Впрочем, начинать разговор он не спешил, ограничился только иронично вскинутыми бровями, опираясь спиной на высокую спинку мягкого офисного кресла. Естественно, его горячо любимое рыжее недоразумение не выдержало первой, ехидно протянув:
— А скажи ка мне родственник мой любимый, единственный и неповторимый… Когда ж ты, поперек всей логики и здравому смыслу успел обзавестись очаровательной в своей скромности пассией, и почему я об этом узнаю последней?
— А кто сказал, что она — моя пассия? — почти серьезно поинтересовался мужчина, пристраивая руки на подлокотниках и тщательно скрывая улыбку.
Его племянница, как всегда, была неподражаема в приступе праведного гнева. И нет, ее обвинительные слова, как и прежде, не вызывали в нем никаких других чувств, кроме теплоты и, быть может, щемящей нежности, хотя любого другого на его месте наверняка должны были взбесить по ряду причин. Но не его.
Кирилл знал — если Рыж ругается, значит она за него беспокоится, только и всего. Нет, конечно, она в принципе выражалась так, что без толкового словаря не разберешь… Но мужчина был знаком с ней достаточно давно и, естественно, научился различать все несколько миллионов оттенков ее эмоций.
Сейчас она просто за него волновалась.
— Окей, брадобрей, — прищурившись, упрямо посмотрела на него Анька. — Не пассия. Но подружка?
— И не подружка, — просто усмехнулся Кирилл, желая не то, чтобы потрепать нервы единственной и любимой племяннице… скорее он просто сам не брался за классификацию их с Лизой начинающихся отношений. И не позволил бы другим заниматься тем же. Все-таки пассия звучит довольно оскорбительно для такой девушки, как она.
Да и для него ушей тоже.
— Тогда кто?
— М-м-м… — вроде как задумался Кирилл. — Просто девушка, попавшая в беду?
— Слушай, да мы в принципе других не держим! — возмутилось несносное рыжее чудище.
Не выдержав, Громов расхохотался.
А ведь она была права. Если вспомнить обширный круг их знакомых, куда входили каким-то чудом и байкеры, и миллиардеры и даже бухгалтера с юристами, то у мужской части не было ни одной, ни одной второй половинки, которая бы не попадала в беду! У кого-то проще, у кого-то сложнее, но так или иначе всем им приходилось переживать разного рода неприятности.
В этой ситуации, пожалуй, радовало только одно: еще не попадалась та девушка, чью проблему не удавалось решить.
— Понятно всё с тобой, — по всей видимости, понимая, что сердиться бесполезно, девушка решила пойти на мировую. Присев прямо на край стола, она поинтересовалась уже куда спокойнее. — Ну, рассказывай, родственник любимый… У вас всё серьезно?
— А я уж подумал, ты спросишь, во что я умудрился на этот раз вляпаться, — почти удивленно заметил Громов, подпирая щеку кулаком. Казалось бы, в такой момент, при таком повороте в разговоре он должен был расслабиться… Но правда состояла в том, что он сразу-то особо не напрягался.
— Ой, да ладно тебе, — закатила глаза девушка. Легко соскочив со стола, она принялась оглядываться. — А то я не знаю, как не хочется иногда, чтобы кто-то посторонний лез своими грязными лапками в чистую ушу, угодившую когда-то в грязное прошлое, сорри за тавтологию. Не, в любой другой момент я б с удовольствием дверочку в ее каморочку с секретиками распахнула бы с ноги… Если б ты не стоял около нее в качестве охраны. Так что прошу пардону, мсье Громов, но коль вы столь страстно оберегаете ее инкогнито, я умываю руки.
— Рыж, если ты ищешь мини-бар, то его здесь нет, — заметив, как девушка буквально сканирует взглядом пространство, со смешком прокомментировал Кирилл.
— Тю-ю-ю, — фыркнула рыжая неприятность в кедах, уверенно направляясь к огромному шкафу с книгами. — Это будучи девушкой господина Полонского-младшего, я могла не замечать такие вещи. Но сейчас? Когда я, да его законная жена… Да как вы моли обо мне такое подумать?
И она легким движением руки нажала на одну из книг на полке. Послышался легкий щелчок — и стройный ряд книжных корешков распахнулся, будучи лишь муляжом и дверцей одновременной. А за ним показался самый настоящий тайник из множества самых разнообразных бутылок!
— Если что, я ничего не говорил, — мягко улыбнулся Громов, наблюдая за тем, как его единственная родственница возвращается обратно на край стола, прихватив с собой первую попавшуюся бутыль коньяка и пару пузатых бокалов. Естественно, разливать он ей не позволил — иногда привычные манеры срабатывали быстрее, чем он даже успевал о них подумать.
— А то он думает, что я не в курсе, ага, — скептично посмотрела на него Анька. — Мы точно о Богдане сейчас говорим?
Кирилл задумчиво побарабанил кончиками пальцев по своему бокалу, изогнув одну бровь:
— Мне казалось, что ты хотела поговорить не о собственном муже.
— А ты уже созрел для полноценного разговора? — пригубив коньяк, изумленно вскинулась Анька. — Все-таки, хороший алкоголь творит с мужиками чудеса! Надо будет поделится секретом с Лизой. Ну, чтобы она знала, как развязать тебе язык во время вашего очередного задушевного разговора. Тяжко ей придется, бедной. Ты своих тараканчиков, помнится, оберегаешь от малейших поползновений со стороны!
— Значит, ты все-таки в курсе, как ее зовут, — с последним утверждением Кирилл спорить не стал. Какой смысл спорить с правдой?
Он действительно предпочитал ни с кем не делиться ни своими тайнами, ни своим прошлым, ни своими мыслями в настоящем. Доверие — вещь весьма сложная и хрупкая, а в его работе иногда просто непозволительная. Возможно, это старая привычка, а может, еще просто не попадался тот человек, с кем бы хотелось поделиться чем-то личным… Есть, конечно, все то же исключение. Но у кое-кого рыжего всегда хватало и собственных проблем и переживаний, чтобы беспокоиться еще и о нем.
Так или иначе, в ближайшем обозримом будущем с этим могли возникнуть определенные проблемы. Лиза заслужила доверия. Но сможет ли он в отношениях с ней буквально перешагнуть через себя?
— Имя и только, — пожала плечами Рыж. — Еще знаю, что она няня, что Стасенок от нее в восторге, и что она от души огрела нашего Никитушку по темечку, приняв его за маньяка. Знаешь, я ведь почти готова пожать ее мужественную руку!
— Почти?
— Ай, да хватит тебе, Кир, — поморщилась девушка. Покачав ногой в воздухе, глубоко вздохнув, она, наконец, со всей серьезностью перешла к непростому разговору. — А то я не знаю, зачем ты меня сюда приволок. Боишься, что не одобрю?
Кирилл промолчал, ни говоря ни да, ни нет. И лишь долгое мгновение спустя поднялся. Продолжая сжимать бокал в руке, он присел на край стола рядом с девушкой и ласково, даже немного растерянно, потрепал ее по взлохмаченной рыжей макушке:
— Ты знаешь, что твое мнение для меня важно, Рыж.
— И потому ты все эти годы умело скрывал от меня всех своих временных пассий, — фыркнула Анька, привычно обхватывая его руку своими ладошками чуть повыше локтя. — Зараза ты, Кир. Ты же знаешь, я тебе только счастья хочу.
— Знаю, Рыжик, — мягко улыбнулся мужчина, не став спорить.
— Ну а чего тогда в сомневашки играем? Не, я, конечно, обещала устроить жестокий и кровопролитный кастинг среди тех, кто осмелится покуситься на моего любимого бомжика… Но, раз пошла такая пьянка, и ты уже выбрал, думаешь, я устрою повальный террор в попытках избавиться от твоей избранницы? Пфе! Чет вы где-то промахнулись в выводах, господин Громов!
— Язва, — привычно усмехнулся мужчина, глядя, как его племянница преувеличенно бодро болтает ногами в воздухе. И заметил насмешливо, словно невзначай. — Рыж, ты ревнуешь.
— Да, ревную, — без малейшего зазрения совести рыжая наморщила нос в веснушках. — Я привыкла, что ты всегда рядом, хоть и на расстоянии. И отдавать тебя в чьи-то цепкие женские ручки меня сейчас настойчиво душит большой зеленый лягух! Но… ты у нас единственный прилежный ученик в стране невыученных уроков, Кир. Хватит заботится о других. Пусть уже кто-то позаботится о тебе.
— Я рад, что ты поняла, Рыж, — дотянувшись, Кирилл привычно поцеловал девушку в макушку.
Он действительно был рад. Не то, чтобы он сомневался в ней… Нет, он понимал, что ревностную истерику она не закатит и ни в коем случае не будет требовать избавиться от девушки, которую ни она, ни он, по сути, совсем не знают. Но Рыж, чей возраст неумолимо приближался к тридцати, до сих пор в душе оставалась немного ребенком. Для него всегда была и останется трудным подростком, с которым их когда-то давно свела насмешница-судьба, проявив свое весьма извращенное чувство юмора. А ведь подростки, как известно, жуткие максималисты и собственники, и они очень неохотно соглашаются делить внимание своего любимого родственника с кем-то посторонним.
Приятно… и странно было осознавать, что она наконец-то выросла. Хоть и не до конца.