Уже темно. Из окна падает блеклый лунный свет, освещая ее тонкую хрупкую фигурку. Не удерживаюсь, останавливаюсь за ее спиной. Касаюсь рукой ее шеи, опускаюсь к лопаткам, провожу по старым шрамам. Девчонка дергается, опускается на колени и сжимает руки в кулаки, словно…готовится к чему-то. Вижу как боится, нет, даже не так. Дико просто трясется предо мной, сжалась вся в комок и почти не дышит, а потом делает то, от чего у меня самого холодеет внутри. – Быстрее! Не тяни только! Катя обхватывает себя голую руками и склоняет голову так…словно ждет. Нет, не поцелуя она ждет. Она ждет удара, и это почему-то выводит из себя. Кулаки сжимаются сами собой. Эта девочка белокожая ждет удара, порки от меня! Не удовольствия ждет, она ожидает жестокости и уже видно приготовилась к ней, а мне не по себе становится. Она совсем еще девчонка. Девятнадцать лет, жизни не видела, ни хрена она не видела, кроме того урода отчима, а потом я еще сверху добавил. Проклятье. – Я не буду тебя лупить. Быть моей не означает быть битой. Кивает коротко, но все также сидит на коленях. Вижу, как быстро пульсирует венка на ее шее, в которую мне до одури хочется впиться зубами, ставить засосы, зализывать нежную кожу, да только на теле девочки уже и так хватает отметин, и новые оставлять я не хочу. Ее кожа как пергамент: чуть придавил и синяк выступает, а я уже задолбался видеть синяки на ее нежном бархатном теле! – Встань. Хочу видеть тебя всю. Стою у нее за спиной, вижу, как медленно поднимается. Промежность стыдливо прикрывает рукой. Нет на ней никого белья. Нагая, беззащитная, полностью и всецело моя. – Я должен сделать кое-что. Не шевелись. Кивает. Сразу же закрывает глаза. Моя маленькая послушная трусиха, моя покорная сломанная кукла. *** То самое чувство, когда ты в клетке со львом. В полутьме стоишь совсем голая рядом с хищником, который в любой момент может разорвать тебя на куски. Сбежать не получиться, упираться глупо, все равно поймает, раздерет и сожрет. Рустам стоит позади меня, и я кожей чувствую, как он смотрит на каждую частичку моего тела: дико, жадно, голодно. Не шевелюсь, я его не приручила. Не хочу провоцировать, но и отступать не стану. Мы заключили сделку. Я ему тело, а он мне защиту. Все предельно ясно, вот только мне невероятно трудно открыться ему после всего…отдать свое тело ненавидящему меня мужчине. Чувствую, как Рустам откидывает мои волосы, касается шеи, лопаток, проводит рукой по плечу. Я думаю, что он также, как и отчим сейчас достанет ремень и накажет меня, но он делает этого и я не знаю, чего от него ожидать. Вздрагиваю, когда чувствую какое-то движение. Прикрываю глаза, а после ощущаю нечто холодное на груди. – Открой глаза, Катя. Слушаюсь и машинально тяну ладонь к шее. Подушечками пальцев нащупываю его: маленький крестик, тот самый. Мой. Рустам вернул его мне, хоть я и не понимаю, зачем. Я думала, что он его выкинул давно, но он его сохранил. Все это время он был у него. – Спасибо. Это все, что осталось от мамы. – Я знаю. Чеканит Рустам, а после наклоняется и касается теплыми губами нежной коже ключицы. Туда, где шрам. Его шрам, его метка меня, клеймо его собственности. Тело от этого поцелуя сразу пробирают мурашки. Какое-то горючее комбо из страха, трепета, предвкушения…благодарности хоть за каплю нежности от зверя. Не знаю, как вести себя с ним. Что можно делать, что нельзя. Сердце клокочет в груди с невероятной силой, но сегодня я должна быть смелой. Призрачная надежда спасения Кристины из лап чудовища придает мне сил. Наконец-то я не думаю каждую секунду о смерти и не жажду так отчаянно ее. Шах вернул мне не только крестик, он вернул мне веру. *** Катя зажата. Стоит, вытянутая как струна предо мной. Опущенные ресницы трепещут, дышит быстро, словно я ее не трахнуть, а на куски разорвать хочу. Может и хочу, но не сейчас, только не в эту ночь. Целую ее в ключицу чувствуя, как кукла задышала чаще. Есть реакция, а не слезы, уже хорошо. Обхожу ее сзади, прижимаю к себе голую, чувствуя мягкость ее тела. Наклоняюсь, носом провожу по ее маленькому уху, нахожу мочку, прикусываю. Сладкая, карамельная, моя. Тут же чувствую, как еще сильнее сжалась, по рукам ее пробежали мурашки, светлые волоски встали дыбом. Катя чувствует все, не деревянная, боится меня просто. До жути. Ненавидит после всего, презирает. Знаю. Опускаюсь руками ниже, обхватываю ее голые полные груди. Быстро нахожу нежные соски, зажимаю между пальцами. Молчит. Ни слова из губ, слышу только как сглотнула, а маленькие вершины стали твердыми от прикосновения. Увлекаюсь, не выдерживаю, сжимаю груди ее сильнее, оттягиваю соски, а после на живот ей ладони кладу, надавливаю немного, вжимаю с силой в себя. На удивление, Катя поддается. Как гармонь в моих руках, прогибается, подстраивается, вжимается в меня, пусть и робко, осторожно, трепетно. Ласковая, не фригидная она, но напряжена просто до скрипа. Не выдерживаю, резко разворачиваю ее, вжимаю в стену, собой придавливаю. Кровь кипит, член уже колом стоит, вздыбленный, упирается в штаны до боли. Не привык я так долго девку разогревать, а с ней не получается по-другому. Слишком изломана, мною, конечно. Ловлю ее опущенное лицо за подбородок, задираю высоко, нахожу аквамариновые глаза. Хочу ее эмоций, а не тупого послушания! Хочу слышать, как Катя стонет в моих руках, а не рыдает! Смотрю в ее глазища голубые, радужка синяя видна даже в этой темноте. Чистая роса, хрустальная ваза, дьяволица, тянущая из меня душу, заставляющая чувствовать, хотеть ее уже как ненормальный! – На меня смотри! Перестань боятся! Хватит! – Я не боюсь тебя. Глаза в глаза, рукой тянется, чтоб волосы за ухо заправить. Усмехаюсь. Не ту лисой назвали. – Врешь. Снова врешь мне, Катя! – Прости. Прижимаюсь к ней сильнее. Пахом к ее промежности. Ближе, сильнее, быстрее, черт. Трусь об нее, яйца уже болят. Хочу ее. Свою карамель хочу сильно, давно так никого не хотел, только насильно больше не желаю. Не интересно стало трахать куклу без эмоций! Хочу ее узнать, раскрыть, попробовать нормально. – Ты должна слушать меня, а не боятся. Я не сделаю больно. Обещаю. Приоткрыла губы, смотрит на меня во все глаза, а я не выдерживаю, зверем на эти губы розовые набрасываюсь, проталкиваю язык. Катя на мгновение затихает, а после я дурею, когда отвечает. Сама впервые целует меня в ответ так несмело, но она отвечает, осторожно касаясь пальцами моей груди. Глава 33 Подсматриваю, боюсь пропустить ее реакцию, а она есть. Катя глаза прикрыла, пальцы тонкие положила мне на грудь. Не отталкивает, а наоборот, едва ощутимо сама прикасается ко мне. Я же дурею. Охренительно, это просто, мать ее, охренительно чувствовать! Нежность, там ее целый океан, и я хочу хоть каплю себе этого океана, хоть немного ее ласки женственной, добровольной, ответной, такой еще необузданной, но до ужаса желанной. Каждое ее прикосновение ответное дурманит, а я позволяю и хочу еще, как ненормальный, одержимый и совершенно повернутый на ней! – Извини! Резко глаза распахивает, отстраняется, руки вмиг убирает, а мне материться хочется. Катя помнит те чертовые правила, как выбились у нее на лбу, блядь, и теперь ничем не стираются. – Можно, Катя! Можно, я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне! Иди сюда. Привлекаю ее к себе, впиваюсь в сладкие губы, проталкиваю ей в рот язык. Посасываю, соприкасаюсь с ее языком. Опускаю руку девчонке между бедер, прикасаюсь к промежности. Гладкая, теплая, твою мать, она влажная! Быстро нахожу клитор, дополнительно увлажняю слюной. Сегодня мне не хочется трахать ее на сухую. Хочу, чтобы возбудилась, сама захотела, завелась. Растираю ее клитор, быстро ускоряю движения, не прерывая поцелуй. Второй рукой нахожу ее сосок, массирую, тру, оттягиваю, касаюсь нежной груди, прямо в ладонь мне ложиться, как под меня созданная. – Ммм… А вот и первый отклик, такой тихий и робкий, а мне бальзамом в уши льется. Не фригидная кукла, не ледяная. Она дико ласковая, отзывчивая, моя. Ласкаю ее, целую в губы, шею, груди сосу, прикусываю, зализывая следом, дразню ее намеренно долго, и Катя расслабляется. Эта струна хоть немного попускается, девчонка несмело обнимает меня в ответ и становится мокрой. Пиздец, такой мокрой, мокрющей просто, а это лучший ответ для меня, лучший показатель того, что теперь Катя добровольно моя. Не насильно, не ломает она себя, русалочка хочет. Также же дико, как и я. Вижу, что она ласку любит, нежность, мокрая быстро становится, соками истекает для меня, а я дурею. Чего раньше так не делал, больно ей делал, трахал на сухую, как зверь, тогда вон она какая. Нежная, трепетная, до жути отзывчивая, но только на нежность. Русалка начинает ерзать, но я лишь сильнее вжимаю ее в стену собой. – Еще! Терпи. Терпи, котенок. Котенок. Почему-то мне хочется именно так назвать ее, потому что она и правда, как котенок. Нежная, слабая, чуткая, охренительно заводящая, член уже с силой в штаны упирается, аж больно, блядь. Сучка. Чувствую, как ее нежные складочки стали горячими, увлажнились, запульсировали, но ласкать ее не прекращаю. Мне нравится ее дразнить, и вот я уже вижу, как кукла вторит моим движениям бедрами. Глаза прикрыла от стыда, прижалась к моему плечу, ногтями в спину впилась, как кошка, и я не выдерживаю: проталкиваю сразу два пальца в ее горячее лоно и трахать ее начинаю прямо у стены. – Ааа…Ааай! Ааай! Запищала, но резко замолкла, глаза распахнула, смотрит на меня зверьком, и тут, блядь, я понимаю, что снова испугалась она. Боится звук издать, тоже моя работа. Сука. – Можно, кричи для меня, кричи! И вонзаюсь в нее снова пальцами до упора, растягиваю тугие стенки узкой промежности чувствуя, как по ладони ее соки текут. Пиздец, блядь, какая она, она же возбуждается как спичка, но только лаской, одной лишь лаской.