*** Я не помню, как добираюсь домой. В голове то и дело та девочка, а после слова Ярдана. Отчим, отчим, отчим, мать ее! Все это время Катя ради сестры младшей терпела. Все это время, блядь, я ее мешал с дерьмом ни за какой хуй! Распахиваю дверь спальни, кукла уже не спит, смотрит только на меня ошарашенно. Руками себя обхватила, делает шаг назад, а я уже едва ли сдерживаюсь. Подхожу к ней, за руки хватаю, сжимая с силой, злости просто не хватает. – Катя! Твою мать! Зачем?! – Нет, не надо! Пищит, лепечет снова это “не надо”, тогда как у меня уже просто кровь кипит. – Говори, как есть, говори Катя, иначе я не ручаюсь за себя! – Я не… – И не вздумай больше врать! Иначе Кристину свою больше вовек не увидишь! Пугалка работает отменно, да только не так, как я ожидаю. Девочку трясти начинает, в глазах такой ужас вселенский плескается, и тут я понимаю, что, сука, это оно! Не за себя она боится, а за сестру свою младшую трясется, как осиновый лист. – Рустам, она маленькая! Не обижай ее! Со мной, что хочешь уже…делай что хочешь, а ее не надо, не надо ее! – Катя, говори! Правду говори мне, что было! Трясу ее, нервы уже лопаются просто. Смотрю в испуганное лицо. – Это отчим! – вскрикивает, роняя слезы. – Николай сказал мне передать ту папку, я не знала, что там, клянусь. Сказал, если не сделаю, Кристинку совсем покалечит, продаст ее! Он и так ее уже ударил, она…у нее сломан позвоночник. Шепотом отвечает, опустив голову. Я же сдерживаюсь, хотя хочется орать. Она вообще ни в чем не виновата, ни в чем, блядь! – Я видел Кристину твою. Катя резко взгляд на меня переводит. – Что ты ей сделал… – Ничего. Мы просто поговорили. – Как она? Она живая? – Живая. Скажи мне, девочка, ты хоть раз видела Карину? Головой качает. – Нет. – С Вязовым встречалась? – Нет. Я не знаю, кто это. Усмехаюсь, но орать хочется в голос. – Пиздец, Катя! Я тебя…блядь, я тебя чуть не убил, ты понимаешь?! Я тебя пытал, я тебя ебал, блядь, как угодно! С тобой все обращались, как с самой паршивой шалавой! ПОЧЕМУ ты молчала? Почему, мать твою, тебе что, это все нравилось? Девчонка поднимает на меня свои глаза-лагуны. В ее голосе сталь, впервые она не дрожит, когда говорит: – Потому, что у меня не было выбора. Ну, то есть, или в петлю, или делать, что Николай велит. Когда я первый раз сказала отчиму, что не буду участвовать в этом, он ударил Кристи. Ногой в ботинке толкнул ее. Она маленькая, худенькая, у нее сразу случился перелом позвоночника. Меня не было рядом, я не смогла в тот раз защитить ее. Не смогла! Катя говорит это со слезами на глазах, а мне хочется выругаться в голос. Ее просто шантажировали ребенком. Ребенком, сука, маленьким ребенком со сломанным хребтом. Она бы умерла, но правду не сказала, я это уже понимаю, Катя до дикости любит сестру. – Зачем он в это ввязался? Он же прокурор! Черт, он что, занимается торговлей людьми?! – Я не знаю…У него были какие-то долги. Николай сильно проигрался. Ему была нужна огромная сумма и быстро. Он сказал, что если снова буду противится ему помогать, Кристинку убьет или отдаст кому-то. Приходили уже один раз. Смотрели на нее, как на мяса кусок, цену давали, а она маленькая еще! Забилась под стол и неделю потом не спала, боялась, что придут за ней. Она ни в чем не виновата! – Ты просила о помощи? Кому-то говорила? – Нет. Если бы пошла в милицию, он бы убил Кристи. У Николая связи. Я бы потеряла ее навсегда. Мама уже писала на него заявление, а потом пропала. Ее могилы даже нет. Он завез ее. Мы остались с Кристи с ним наедине. Слушаю все это, и мне на голову не налазит. Прокурор, мать его. Что он с ними творил. Катя голову опустила, слезы только капают. В глазах боль адская, сдерживаемая явно годами. – Катя, куда он ее завез? Маму твою куда завез? – В лес… Ее голос срывается и я не выдерживаю. Сгребаю девчонку в охапку, в себя с силой впечатываю. До боли, до скрипа костей. Я ведь тоже ее в лес потащил, понятно теперь, почему Катя так испугалась тогда, откуда эта дикая истерика у нее произошла. Зарываюсь в ее волосы и чувствую, что Катя даже не дышит со мной рядом. Застыла вся, а после в грудь мне носом утыкается, медленно обхватывает мою спину руками, прижимается, как слабый котенок. Слов нет, чертыхаюсь про себя, как только могу. Я сам лохонулся, мы ее не проверили, поспешили, я ее ломал, как сам того хотел, блядь. Девочка…она просто защищала сестру. Невиновна, сука, она же не виновна ни в чем! Николай Кузнецов. Что это за урод такой, что детей своих на продажу выставляет, что хребты им ломает, хотя…чем я лучше? Куклу эту тоже поломал, стоит вон, дрожит предо мной, лань дикая, неприрученная. Сам не знаю почему, но руку к ее голове прикладываю, провожу по шелковым волосам. Мне хочется ее успокоить. Впервые не хочу, чтоб ревела. – Ну все. Тише. Молчит. Ни слова не говорит, слышу только, что в грудь мне уткнулась, всхлипывает молча, так и стоим посреди комнаты. Бывшие враги, ненавидимые и презираемые друг друга. Ловлю ее лицо, слезы вытираю большим пальцем, заставляю посмотреть в глаза: – Ты должна была сразу мне это сказать, Катя, сразу! Я тебя чуть не убил, тебя чуть на куски там не порвали! – Я не могла…Не могла. Прости за Карину! Мне жаль ее. Мне ее очень жаль. Если бы я знала, я бы…я бы прыгнула с моста, но не передавала ту папку, клянусь, не передавала! Начинает икать, вообще зашибись. – На. Выпей – даю ей воду. Не зря готовил с утра еще один стакан. – Вытащим твою Кристину. – Отчим не разрешит. Не позволит. – Я сказал, что верну ее тебе! Сестра твоя с тобой будет, но теперь ни слова фальши, Катя! Я хочу слышать от тебя только правду! Понимаешь меня, девочка? – Да. Я все понимаю и я…я буду твоей, Рустам. Буду. Отставляет стакан в сторону и подходит вплотную, тянется руками к моему ремню. Глава 32 – Что ты делаешь? – Я добровольно. Твоя добровольно. Сжимаю зубы так, что челюсть аж сводит. Нахрен мне такое добровольно, если в ее глазах слезы стоят?! Вижу, как кукла ломает сама себя, заставляет, вот только меня это дико уже бесит. – Не надо. – Нет! Я все сделаю. Все. Помоги нам только…помоги. Пожалуйста, Рустам. Медленно расстегивает мой ремень, тянется к ширинке, упрямство решила показать. Ладно. Сама себя предлагает, чего уж мне отказываться. Я не святой ни разу, я не помню, чтоб в церкви был хоть раз. Сдираю с нее футболку, волосы длинные перекидываю через плечо. Девчонка смотрит в одну точку, не поднимает на меня глаз. Хрупкая, такая аппетитная, моя белокожая русалка. Смотрю на груди ее полные, сжавшиеся соски мигом от холода затвердели. Талия осиная, ключицы выпирают. Лицо кукольное, глазища огромные, губы как малеванные пухлые, красивая она, смотреть страшно. Член быстро каменеет, ноет в паху сладкой истомой. Обхожу ее, любуюсь, не иначе. Моя теперь добровольно, делай, что хочешь с ней, да вот только мне не хочется видеть больше ее слез и так…ревела почти каждый раз она в клубе.