Ложится на кровать, я раздеваюсь полностью. Волосами своими, как обычно, спину сразу прикрыла, слышу, дышит через раз. Прошлый раз было херово, в этот хотя бы крови не будет. Я голоден, будто десять лет не трахался. Лялька заводит, хоть и не делает ни черта, все равно стоит на нее, дыбом просто, сучка. Натягиваю резинку, ложусь на нее. Мягкая, нежная, хрупкая. Придавить страшно, сломаю еще ненароком, но сегодня она будет моей и мне похуй на то, что она там хочет. Она моя вещь и я буду пользовать ее так, как сам того захочу. — Ноги раздвинь. На руки обопрись. Попу выше немного. Выставляю ее как куклу на колени. Невольно вдыхаю запах волос. Сладкая карамель, не приторная, ласковая. Не удерживаюсь, откидываю ее волосы, касаюсь губами шеи. Девчонка затихает, но не отстраняется. В покорность играет, терпит. Актриса чертовая. Ненавижу и хочу ее, как чертов зверь. Я буду драть ее, буду брать, и пусть только попробует пикнуть. *** — Спину прогни. Еще. — Так? — Да. Молодец. Придавливаю мягко ее за поясницу, нажимаю рукой, потому что лялька просто деревянная, хоть и не противиться, но дико зажата. Никакой ласки и поцелуев с ее стороны, конечно нет, но благо, в этот раз она хотя бы не задыхается от слез. И на том спасибо. Благо, меня она слушается, спину сразу прогибает, ни слова против. Басня с парнями сработала отменно, вот только это была пугалка. Не хочу я ее ни с кем уже делить, самому мало! Я чертовски просто голоден. Потом отдам, как наемся, как наиграюсь с ней. Протягиваю руку между ее белоснежных бедер, касаясь промежности. Конечно сухая, пустыня, мать ее, нихрена она не хочет, мученица чертова, а еще русалка дрожит. Как заяц подо мной трясется. Сжалась вся, плечи от напряжения подтянула, вижу, как ухватилась пальцами в простынь намертво, будто я ее не трахать, а блядь, убивать сейчас буду. Ненавижу…и хочу. До одури хочу, как чертов зверь! У меня такого не было никогда. Охренеть просто. Подтягиваю куклу к себе ближе, членом провожу по промежности, вхожу одним толчком. Девка резко вздыхает, подается вперед, но удерживаю ее за талию. Тугая до предела, такая нежная, но очень сухая. — Больно? — Нет! Коротко и холодно. В подушку зарылась, сжала кулаки. Ни хера ласки от нее не дождешься. Королевна, блядь, ледяная. К черту. Начинаю толкаться в нее, вхожу сразу глубоко, вызывая у русалки стон, тихое мычание, шипение. Блядь, и тут соврала, ей же больно. Не кайфово. Почему-то я это замечаю. Сжалась вся, стонет не от удовольствия, а от боли. Сухая. Слишком сухая. — Не ври мне в сексе, девочка. Не делай так, если не хочешь реветь после. — Кукла не чувствует. Ей все равно. Можешь рвать меня, сколько угодно, мне плевать! Сжимаю зубы, гордость решила включить, ладно. Смачиваю обильно ее складочки слюной, вхожу теперь легче, замечаю, что чуть расслабляется, перестает шипеть хотя бы. Не удерживаюсь, груди ее нежные обхватываю руками. Как под меня сделана русалка, бархатные теплые полушария ложатся в ладони, точно влитые. Сжимаю пальцами горошины ее сосков параллельно тараня членом сзади. Быстро, еще быстрее, погружаясь в нее, толкаясь в тугую промежность как зверь, но все же без жести. Не хочу ее крови, прошлого раза хватило сполна. Не хочу Катю рвать, я ее просто хочу. Сильнее, ближе, натягивать ее, чувствовать собой, играть в нее, дурея от нежного хрупкого тела, запаха, волос, всего блядь. Ее запах дико возбуждает, наклоняюсь и целую девушку в шею, плечи, лопатки, губами касаюсь грубых шрамов. Лялька быстро дышит, соски ее становятся твердыми и вскоре я понимаю, что она стала мокрой. Сама! Увлажнилась, как только начал ее целовать, каким-то макаром чуть расслабилась и начала меня впускать. Прогнула спину, ножки шире расставила, попу выпятила, начала дышать в такт со мной…стоп, ей же нравится! Лялька захотела, почувствовала меня, возбудилась, и от этого почему-то желание накатывает с новой силой, член пульсирует, горит, стоит как каменный просто на нее. При этом кукла молчит, ни звука больше не произнесла, дышит только часто, мученица, блядь. Ускоряю толчки, в этой позе я чувствую ее на все сто и хочу как зверь просто брать, хочу услышать ее стоны, но сучка молчит. Специально. Бесит меня, выводит, заставляя еще сильнее ненавидеть. Вбиваюсь в нее по самые яйца и не выдерживаю, кончаю мощно, быстрее, чем хотел. Перевозбудила, сперма уже на мозг давила. Выхожу из нее, отползает сразу от меня, волосами прикрывается. Иду в душ, но когда возвращаюсь, кукла все также на кровати лежит. С места даже не сдвинулась, набок к стене повернулась и лежит. Прикрылась одеялом почти до ушей. И тихая она. Ни слова больше так и не сказала. — В чем дело? Почему ты не встаешь? Молчит. Тихая, слишком тихая и спокойная, и это мне не нравится. Едва сдержался сегодня, чтобы быстро не кончить. Ее сладкий карамельный запах меня дурманил, заставляя врезатся в нежное тело, как оголтелый. Если прошлый раз она хоть как-то мяукала, то сегодня девчонка даже не пикнула подо мной. Только шипела. Покорная, мать ее, а меня бесить почему-то это начинает. Не ревет, уже даже не брыкается, не касается, не смотрит прямо. Все, как я хотел, вот только почему-то мне это больше не нравится, бесит! Как дерево, блядь, трахаешь, покорное. Не должен был я целовать ее, а полез. Так сильно захотелось губ ее коснуться, и едва с ума не сошел, когда ощутил их вкус. Нежные, податливые, мягкие. Катя не умеет целоваться, но все же робко отвечала, тогда как мне тупо хотелось сожрать ее губы, сосать их, кусать, целовать, чтобы стали красными и пульсировали, как и ее плоть. Как только на кровать ее уложил, хотел просто выебать, получить отдачу, но куда там. Лялька как бревно лежала, дрожала подо мной, тряслась, а мне так захотелось, чтобы стонала, чтобы хоть что-то делала тоже, а не просто терпела! Только под конец чуть расслабилась и я просто охренел, когда она стала мокрой. Сама. Захотела, прогнула спину, впустила меня, приняла. Теперь же отвернулась к стене и молчит, и это ее молчание выводит из себя. Гордая, строит непонятно что из себя. Сучка. Провожу ладонью по мокрым волосам после душа. Могла бы уже и встать, какого черта. — Что такое, у тебя болит что-то? — Нет. Девчонка отвернулась к стене, и вот вроде спокойная, но подойдя ближе я замечаю, что она ревет взахлеб, но без единого звука. Глава 21 Я знаю, что такое жестокость, но теперь также понимаю, что есть ненависть. Сегодня Шах меня снова ненавидит, однако делает это хуже, чем в прошлый раз, потому что не делает мне больно. Рустам почему-то целует меня, и я не знаю, как реагировать. Я еще никогда не целовалась и просто теряюсь, ощутив его требовательные губы своими так близко и что хуже, мне не противно. У Змея колючая щетина, но он не делает больно, он меня целует, свою грязную куклу касается строгими губами. Этой ночью все неправильно и я не понимаю, как себя вести. Стараюсь не смотреть на него, не касаться, не говорить первой, однако почему-то Шах все равно недоволен. Я чувствую его злость в жестких толчках, он таранит мое тело как зверь, использует, берет свою куклу. Холодно, сильно, страстно, голодно. Его член очень большой и глубоко входит в меня. Сначала больно и сухо, но после он меня увлажняет, становится легче, но стенки все равно очень сильно растягиваются, я не могу сделать лишнее движение, стараюсь просто слушаться зверя. С каждым толчком Шаха жар в животе все больше разгорается, и вскоре я прикусываю губу, чтобы не застонать в голос. Змей, вот он кто, дикое животное. Я жду, что снова будет делать больно, но вместо этого Рустам грудь мою ладонями обхватывает, чуть сжимает, согревает меня собой, целует, гладит, а мне рыдать хочется от того, что мне приятно. Не больно, невыносимо просто от его быстрых толчков во мне, жара, напряжения, запаха и даже рычания. Сначала мне дико больно, но потом я чувствую, что становлюсь мокрой. Очень мокрой под ним. Шах сзади, выставил меня под себя, а я лишнее движение боюсь сделать. Я боюсь этого мужчину и того, что в любой момент он может отдать меня парням, которые разорвут меня на части. Рустам очень силен, умел и двигается, как зверь. Все быстрее, ритмичнее, глубже. Я чувствую его мощные толчки в животе, ощущаю его твердый член в промежности, которая натянута просто до предела. Немного больно и еще как-то…ново для меня, горячо, грешно, неправильно, сладко и очень страшно. Это дикая боль, Шах меня побеждает, ломает, берет свою вещь. Мне же становится трудно дышать, хочется кричать, но я молчу. Закусываю щеку изнутри, чтобы не застонать от того, что мне так…запредельно. Обидно и сладко одновременно. Мне уже больно не физически, а внутри, лучше бы он убил меня, чем так ломал. Это и правда хуже смерти. Это ад. Быть его ненавидимой игрушкой, куклой для забавы, лялькой. Он сильнее, он победил и вскоре Шах кончает. Я чувствую пульсацию внутри. Он излился. В меня. Я не знаю, предохраняется ли он. Я не вижу этого сзади, меня это не должно волновать, но волнует все равно. Я грязная. Уже сама для себя, ненавидимая, презираемая, лучше бы он убил меня, чем так ломал. Безбожно брал, пользовал свою вещь, заставлял чувствовать боль…возбуждение, похоть. Впервые. Я терплю до последнего, но когда боль сменяется чем-то горячим, слезы наворачиваются на глаза. Я становлюсь жутко влажной от его толчков, напора, запаха, мое тело меня предает, и я сама уже себя ненавижу не меньше, чем Шах. Как только Рустам выходит из меня, отворачиваюсь, закрываю лицо руками. Он идет в душ, а я поджимаю под себя ноги, обхватываю себя руками. Слезы стекают по щекам снова и снова. Я плачу беззвучно, проклиная себя за слабость. Не покажу ему своих слез, не покажу, как мне обидно и больно. Я должна быть сильной…должна. Господи. Становится тихо, Шах возвращается из душа довольно быстро. Я не успеваю заметить, как он становится возле кровати. Очень близко, я улавливаю запах его пряного шампуня. Что еще ему нужно, что еще этот дьявол не отнял у меня. — Что такое, у тебя болит что-то? — Нет. Вру. У меня душа трещит по швам, щемит промежность, но ему это не надо знать. Я думаю, Рустам сейчас уйдет, однако вместо стука двери ощущаю тяжелую ладонь на плече. — Повернись. Убирает одеяло, разворачивает меня к себе, смотрит прямо своими черными глазами. — В чем дело? — Ни в чем. Натягиваю одеяло, но он не дает. — Скажи, что!