Глаза в глаза, рукой тянется, чтоб волосы за ухо заправить. Усмехаюсь. Не ту лисой назвали. — Врешь. Снова врешь мне, Катя! — Прости. Прижимаюсь к ней сильнее. Пахом к ее промежности. Ближе, сильнее, быстрее, черт. Трусь об нее, яйца уже болят. Хочу ее. Свою карамель хочу сильно, давно так никого не хотел, только насильно больше не желаю. Не интересно стало трахать куклу без эмоций! Хочу ее узнать, раскрыть, попробовать нормально. — Ты должна слушать меня, а не боятся. Я не сделаю больно. Обещаю. Приоткрыла губы, смотрит на меня во все глаза, а я не выдерживаю, зверем на эти губы розовые набрасываюсь, проталкиваю язык. Катя на мгновение затихает, а после я дурею, когда отвечает. Сама впервые целует меня в ответ так несмело, но она отвечает, осторожно касаясь пальцами моей груди. Глава 33 Подсматриваю, боюсь пропустить ее реакцию, а она есть. Катя глаза прикрыла, пальцы тонкие положила мне на грудь. Не отталкивает, а наоборот, едва ощутимо сама прикасается ко мне. Я же дурею. Охренительно, это просто, мать ее, охренительно чувствовать! Нежность, там ее целый океан, и я хочу хоть каплю себе этого океана, хоть немного ее ласки женственной, добровольной, ответной, такой еще необузданной, но до ужаса желанной. Каждое ее прикосновение ответное дурманит, а я позволяю и хочу еще, как ненормальный, одержимый и совершенно повернутый на ней! — Извини! Резко глаза распахивает, отстраняется, руки вмиг убирает, а мне материться хочется. Катя помнит те чертовые правила, как выбились у нее на лбу, блядь, и теперь ничем не стираются. — Можно, Катя! Можно, я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне! Иди сюда. Привлекаю ее к себе, впиваюсь в сладкие губы, проталкиваю ей в рот язык. Посасываю, соприкасаюсь с ее языком. Опускаю руку девчонке между бедер, прикасаюсь к промежности. Гладкая, теплая, твою мать, она влажная! Быстро нахожу клитор, дополнительно увлажняю слюной. Сегодня мне не хочется трахать ее на сухую. Хочу, чтобы возбудилась, сама захотела, завелась. Растираю ее клитор, быстро ускоряю движения, не прерывая поцелуй. Второй рукой нахожу ее сосок, массирую, тру, оттягиваю, касаюсь нежной груди, прямо в ладонь мне ложиться, как под меня созданная. — Ммм… А вот и первый отклик, такой тихий и робкий, а мне бальзамом в уши льется. Не фригидная кукла, не ледяная. Она дико ласковая, отзывчивая, моя. Ласкаю ее, целую в губы, шею, груди сосу, прикусываю, зализывая следом, дразню ее намеренно долго, и Катя расслабляется. Эта струна хоть немного попускается, девчонка несмело обнимает меня в ответ и становится мокрой. Пиздец, такой мокрой, мокрющей просто, а это лучший ответ для меня, лучший показатель того, что теперь Катя добровольно моя. Не насильно, не ломает она себя, русалочка хочет. Также же дико, как и я. Вижу, что она ласку любит, нежность, мокрая быстро становится, соками истекает для меня, а я дурею. Чего раньше так не делал, больно ей делал, трахал на сухую, как зверь, тогда вон она какая. Нежная, трепетная, до жути отзывчивая, но только на нежность. Русалка начинает ерзать, но я лишь сильнее вжимаю ее в стену собой. — Еще! Терпи. Терпи, котенок. Котенок. Почему-то мне хочется именно так назвать ее, потому что она и правда, как котенок. Нежная, слабая, чуткая, охренительно заводящая, член уже с силой в штаны упирается, аж больно, блядь. Сучка. Чувствую, как ее нежные складочки стали горячими, увлажнились, запульсировали, но ласкать ее не прекращаю. Мне нравится ее дразнить, и вот я уже вижу, как кукла вторит моим движениям бедрами. Глаза прикрыла от стыда, прижалась к моему плечу, ногтями в спину впилась, как кошка, и я не выдерживаю: проталкиваю сразу два пальца в ее горячее лоно и трахать ее начинаю прямо у стены. — Ааа…Ааай! Ааай! Запищала, но резко замолкла, глаза распахнула, смотрит на меня зверьком, и тут, блядь, я понимаю, что снова испугалась она. Боится звук издать, тоже моя работа. Сука. — Можно, кричи для меня, кричи! И вонзаюсь в нее снова пальцами до упора, растягиваю тугие стенки узкой промежности чувствуя, как по ладони ее соки текут. Пиздец, блядь, какая она, она же возбуждается как спичка, но только лаской, одной лишь лаской. Смотрю на глаза голубые куклы. Помутнели, окутались поволокой возбуждения, и мокрая она стала, мокрющая просто. Почему-то мне жутко хочется слизать ее соки, попробовать ее на вкус, что я и делаю. Вынимаю пальцы из нее, облизываю жадно, ловя затуманенный взгляд девчонки. — Сладкая. Так и знал, что ты пиздец сладкая! Открывает рот изумленно, но передышки ей не даю. Самого уже скручивает от возбуждения, но сегодня я хочу, чтобы она получила кайф, я и так возьму, но сначала она. Снова ее промежности касаюсь, но ее ноги уже не держат совсем. Возбудилась девочка, жмется, льнет ко мне как котенок, и я просто не выдерживаю. — Иди ко мне. Подхватываю ее под попу, в стену вжимаю. Ноги развожу широко, сразу обхватывает меня бедрами, за шею руками хватается. Приспускаю штаны, достаю член, налитый, каменный просто. Приставляю к сладким складочкам, врываюсь сразу на всю длину. Туго проталкиваюсь, она мега узкая. — Ааай! Катя прилипает ко мне, сжимается, раздирает мою спину. Дикая кошка. Да детка, давай. — Да. Да, блядь! Вхожу сразу до упора, тугая, мокрая, дрожащая. Дурею, нахожу ее сосок, губами обхватываю, прикусываю, вызывая у девушки стон. Ей нравится, глаза закрыла от кайфа, волосы белым облаком спадают на мои плечи. Кайфовая, нежная, сладкая. Тараню ее членом ритмично, приподнимаю за попу, насаживаю на себя, оторвав от стены. Катя обхватывает меня бедрами, прижимается руками, стонет, а я охреневаю от того, какая она кошка дикая, если ее разогреть нормально, а не так, как делал я до этого. Все время. Укладываю ее на кровать. Голая, горячая, нежная. Сразу наваливаюсь сверху. Ночь уже, видны только тени, но я и так ее вижу. Изгибы хрупкого тела, тонкую талию, полушария небольшой упругой груди. Точно мне в ладонь, как для меня, блядь, выточена. Вонзаюсь в нее до упора, чувствую, как натягиваются стенки. Обхватывает туго, на пределе просто. Касаюсь ее клитора рукой, начинаю быстро растирать, одновременно с толчками. Хочу ее стонов, хочу, блядь, как ненормальный. — Ай...Ай...Ааа! Пищит, хнычет, но я не останавливаюсь, пока она не взрывается. Дергается в моих руках, а я лишь сильнее ее трахать начинаю и чувствую, что мокрющая уже, готовая на все и даже больше. — Кончай! Да! Твою мать. Кончает секунд сорок, выгибается, глаза закатывает от кайфа, а я не останавливаюсь. Закидываю ее ноги себе на плечи и двигаюсь предельно быстро, жестче с каждым толчком, вызывая у куклы громкие стоны. Кулаки свои в какой-то момент закусывает, пальцы грызет, чтоб не закричать, но я убираю ее руки, своей одной сжимаю. Не получится терпеть со мной. Ни хрена не позволю. — Кричи! Кричи, мать твою! Толкаюсь в нее как ненормальный, до упора, до искр из глаз. По телу судорога проходит, прямо в голову бьет, что сучка, делает со мной, охренеть просто. — Рустааам! Орет, взрывается снова, и я сразу за ней. Не выдерживаю. Кончаю, едва успевая вытащить из нее член. И только тогда понимаю, что не предохранялся. Нахрен забыл просто про это. К черту. Не брезгую я уже ее. Давно не брезгую. Чистая она, как роса, мужика до меня в глаза не видела. Глава 34 Он выиграл, даже на этот раз победил. Рустам хитрый подлый змей, и он сделал все для того, чтобы я стонала под ним. Не ревела, не просила остановиться, а именно стонала. Боже, мое тело меня предало. Как Рустам касался меня, как целовал, дразнил, распылял. Между ног от его ласк уже не то, что сладко ныло, там уже просто все пульсировало, пылало от него, горело адским огнем. Я предала саму саму себя, я должна ненавидеть этого монстра, тогда как Рустам меня в эту ночь соблазнил и клянусь богом, я ничего не могла поделать. С собой, с этим влечением и жаждой. Его всего, его в себе, полностью. Не знаю, что случается. Я такого никогда не испытывала с ним раньше, потому что прежде мне с ним было больно, но сегодня Рустам находит какие-то точки на моем теле, дразнит, кусает, а потом целует меня, проталкивая язык, вторя им движениям там, внизу. Удовольствие…о нет, это было нечто большее. Волны безумного тока, что-то страшное и запретное, потому что от его движений и тембра голоса у меня подкашивались ноги. Наваждение, падение, мой страшный грех…О стыде я забыла, страх притупился, от гордости не осталось и следа, я проиграла. Боже, проиграла в страсти этому зверю! Он брал меня, как куклу, доводил до исступления, не отпускал, пока меня не пронзал оргазм. Дважды, как минимум, потом я уже не считала. Шах был так близко, он меня одурманил, и я просто чувствовала его. Не ненависть впервые, нет, это было что-то иное. Рустам не ненавидел меня в этот раз. Он брал меня, выпивал, убивал и воскрешал одновременно. Прикосновениями, откровенными ласками моего голого тела, руками, членом, губами…всем и клянусь, я думала, что умру под ним. Что не выдержу позора, собственного падения прямо в его опасные руки. Это было точно наваждение, туман, похоть, мой грех, ведь я сама…сама предложила и отдалась тому, кто меня ненавидит, кто делал мне так больно, что я до сих пор боюсь его касаться, боюсь говорить с Рустамом первой и провоцировать его на гнев. Как только Рустам выходит из меня, сжимаю ноги вместе, там все пульсирует, до нежных складочек даже прикоснутся невозможно. Он брал меня так сильно, и теперь они горят огнем, но мне не было больно…мне было как-то иначе. Это сладкая боль. Приятная, грешная, неправильная.