Прикусываю губу, заставляю себя хоть как-то успокоиться. Вижу только, как Змей уже бинты все снял, осматривает мою рану, проводит кусочком бинта, смоченным перекисью по шву, а меня тошнить начинает. Я не выношу вида крови, всех этих швов, ниток, рубцов. Господи. — Хватит…пожалуйста. — Отвернись. Не смотри. Басит, сжимая мою руку и я слушаюсь его впервые понимая, что просто не могу на это смотреть. Утыкаюсь ему в плечо, стараясь не дергать рукой. — Прошу, не делай мне больно. Рустам молчит, слышу только его дыхание, улавливаю запах, а после что-то щелкает и я чувствую, как к руке притрагивается что-то холодное и металлическое. Машинально дергаюсь, но Рустам держит меня крепко, уйти нет ни шанса. — Не дергайся. Игорь, сука, здорово тебя наштопал. Все еще не смотрю туда но чувствую, как Рустам быстро разрезает узелки, а после вытаскивает нитки швов. Мельком оборачиваюсь и вижу кусок бинта на его колене, на который Шах складывает нитки. И мне почти не больно, чуть жжет, но нет адской боли, которую я предвидела. — Расскажи о своей семье. Как давно отчим у вас появился? — Пять лет назад. Мне было четырнадцать. Папа тогда уже умер, мама снова вышла замуж. Кристи была маленькая совсем. Два года. — Он сразу показал себя? — Нет. Сначала Николай был хорошим, дарил нам подарки, но потом мы поняли, что у него два лица. — Два лица? — Да. Для людей и для нас. Для всех он примерный семьянин, успешный прокурор и только за закрытыми дверьми мы знали, какой Николай на самом деле. — Шрамы на твоей спине. Что он с тобой делал? — Воспитывал. Прикрываю глаза, вспоминая методы воспитания отчима, и боль расползается по венам. Я думала уже, что забыла, но такое не забывается. — Как воспитывал? Посмотри на меня. Вздрагиваю, когда Рустам за лицо меня перехватывает и я замечаю, что моя рука уже без швов и вовсе не болит. Ниток нет, на запястье остался только большой красный шрам, который Шах смазал какой-то мазью. Руку к себе прижимаю. Змей смотрит на меня, Прямо, серьезно, опасно. — Расскажи мне все, Катя. Сглатываю. Я никому в жизни об этом не говорила, а ему почему-то хочу рассказать все. — Отчим хотел, чтобы я была послушной, он меня воспитывал, пока я не уехала в общежитие. Я часто спорила с ним, когда он ругался с мамой. Не могла смирится с его присутствием, но он был сильнее меня. Всегда. Мы жили в его загородном доме. Если мы не слушались, Николай запирал нас в сарае. Он…у него был там кнут в старом шкафу. Такой…кожаный и Николай воспитывал им нас. Меня. Кристинка была еще совсем маленькой. Он ее не трогал. Потом мама забеременела от Николая, они поругались, мама не хотела ребенка от него. Отчим за это ее избил, а потом забрал. Он сказал нам, что мама заболела и не выздоровела, но она не болела. Я прятала Кристину под кровать, а сама…Чаще всего я не успевала убегать от него. Я оказывалась в сарае с отчимом и его кнутом или ремнем. Говорю почти шепотом. Я никому не рассказывала об этом и мне жутко неловко. Говорить о таком неправильно, признаваться стыдно. Кажется, словно небо сейчас просто расколется и упадет на меня. Вздрагиваю, когда Рустам поддевает меня за лицо, заставляя взглянуть на себя. Смотрит так серьезно, страшно, прожигая черными глазами. — Катя, эта гнида никогда больше не сможет ударить тебя, поняла? — Да. Киваю коротко. У нет иного выбора, кроме как поверить Шаху. Он возьмет взамен помощи мое тело, но я согласна на это, лишь бы он помог мне вернуть сестру. Я вынесу все ради нее. Я обещала маме спасти ее. Взамен мама мне отдала свое единственное украшение — маленький золотой крестик на шею. Глава 36 Эта девочка-русалка чистая и невинная, как мать ее, роса с утра! Как я сразу не понял, что она вообще не при делах! Катя никак с этим не связана и никакой вербовкой девок на продажу она не занималась. Никогда. Кукла боится крови, боится даже смотреть на то, как я снимаю ей швы, тогда как я сразу же поверил, что она занимается торговлей людьми. И только сейчас, наконец, я узнаю ее настоящую: тихую, терпеливую, безумно смелую, отчаянную, сломленную теперь и мной. Катя сидит напротив меня и робко рассказывает то, от чего волосы встают дыбом. Ее изрядно лупили, а у меня уже чесались руки, чтобы найти ее ебонутого отчима и поговорить с ним по душам. Русалка подчеркивает, что отчим ее так “воспитывал”, при том без единого упрека и тогда я понимаю, что Кузнецов ее просто забил. Забил настолько, что эта девочка боится говорить о нем и сейчас открыла мне скорее всего верхушку, шепотом и со слезами в глазах. В этот момент я ловлю адскую боль и безысходность в ее глазах, так похожих на глаза ее маленькой сестры, которая все еще находится в лапах этого ублюдка, сломавшего ей спину. Кнутом или нет, уже неважно. Важно то, что теперь мне хочется сломать спину Кузнецову и подвесить его за брюхо на собственном кнуте. Кукла вздрагивает каждый раз, когда я снимаю ей швы. На запястье остается херовый шрам, не очень большой, но кривой и грубый. Это, блядь, напоминание о том, что как я ее брал, сука, первый раз, и чем это закончилось. Лялька лежала в луже крови голая, и ее спасло только то, что я вернулся и решил ее проверить. Не вернись я, она бы истекла кровью в считанные минуты, и теперь не у кого было бы спрашивать правду. Невинная, эта юная девочка оказалась заложницей у тирана, тогда как я, блядь, сломал ее и без того искалеченное тело, постарался, сука, на славу. Все это время я все равно замечаю, что Катя так и не говорит со мной первой, почти не смотрит мне в глаза. Она все еще помнит те чертовые правила, которые я тогда ей назвал и боится их нарушать, а мне застрелиться хочется от того, что я собственноручно ее так зашугал, я сломал ее и теперь не знаю, как приручить эту дикую лань. Укладываю девчонку спать, а сам ложусь рядом, но она не засыпает. Ворочается без конца, пока я не оставляю ее одну. Выхожу покурить уже глубокой ночью, затягиваюсь крепко, но ни черта не вставляет. Внутри неспокойно, ведь я уже не знаю, где правда, а где ложь. Кто убил Карину, кому она могла перейти дорогу, у ее не было врагов, в отличие от меня, и любой из них мог совершить такое. Любой! Мы уже начали копать под ее отчима, да вот только он чистый, как блядь, белый лист! Нет на нам нихрена, даже характеристики положительные. Два лица…два лица. У него, сука, два лица, и я видел результат работы его стороны “для семьи”. У Кати вся спина в шрамах, истерзанная, и я уже жду не дождусь, когда лично встречусь с этим уродом. Выкурив сигарету до фильтра возвращаюсь в дом, Катя умостилась на краю кровати, уснула. Ложусь рядом. В комнате ни звука, три ночи, и я вижу, как она спит. Подложила ладони под голову, согнула ноги в коленях, сопит и почему-то часто вздрагивает. Херово она спит, даже думая, что меня тут нет. Крутится, вздрагивает, дышит тяжело и я не выдерживаю. Подтягиваю ее к себе, прижимаю, вдыхая ванильный запах волос. Почему-то мне хочется, чтобы она перестала вздрагивать. Кукла в какой-то момент утыкается мне в плечо и словно согревшись, котенком подлезает еще ближе. Она обнимает меня во сне хотя, я прекрасно понимаю, что как только проснется, снова будет шарахаться. От меня. *** Из пучины беспокойного сна меня вырывает громкий звук автоматной очереди и разлетающихся в разные стороны стекол от нее. — Ааа! — Блядь, на пол! На пол! Я даже опомниться не успеваю как падаю, а точнее, Шах меня буквально сталкивает с кровати на пол. — Рустам! — Не вставай. Тихо! Я лежу на полу, придавленная мощным телом Змея, пока на нас летят осколки стекла и эти звуки…такие громкие, непрекращающееся. Это выстрелы. Из автомата. Шах буквально лежит на мне, мою голову он уткнул себе в плечо, рукой прикрыв, прижал к себе и как только выстрелы прекращаются, Рустам быстро поднимется, буквально отдирает меня от пола, крепко схватив за руку. — Держись за мой ремень! Иди за мной шаг в шаг! Все еще не отошедшая от сна и не верящая, что это на самом деле, я только и могу, что схватиться сзади за ремень Рустама и выйти с ним в коридор. Я не помню, как он оделся, не помню даже, когда он вернулся. Получается, мы спали сегодня вместе. Шах пришел ко мне, когда я уже уснула, вот только сейчас мне не это этих мыслей, потому как вскоре раздаются очередные выстрелы, и Рустам пригвождает меня к стене. — Стой здесь! Ни шагу, поняла? — Что происходит? Кто это? — Не знаю. Разворачивается, а я за руку его хватаю с силой. — Не уходи! Рустаам! — Сиди здесь! Пригнись. Я приду за тобой! Шах достает пистолет и передернув затвор, он уходит оставляя меня дрожащую у стены в коридоре. Проходит несколько мучительных минут, я слышу какие-то крики и выстрелы, после чего щелкает входная дверь. Я же затихаю. Я не вижу Шаха, где он, эти люди…их было несколько, судя по количеству пуль, выпущенных по окнам. Взрываюсь криком, когда цепкий руки враз хватают меня за предплечье. — Нет, нет! — Тихо, это я.