Я отстраняюсь и молча ее одеваю. Она мне помогает, и в процессе ее взгляд падает на новую татуировку. Я замечаю ее грустную улыбку, прежде чем она поднимает на меня глаза. – Спасибо, – шепчет она. И я прекрасно понимаю, что она говорит не о только что полученном оргазме. Поэтому игнорирую свистящих нам с другого конца улицы прохожих и, нежно обхватив ее лицо, целую ее в лоб. Три года назад ЗОИ Жизнь прекрасна. Не думала, что когда-нибудь смогу это сказать, и тем не менее. С тех пор как мы переспали – это было неловко, смешно и приятно, – мы с Сарой стали близки как никогда, я еще больше похудела, и в довершение – Брайан ведет себя как ангел. Вот уже несколько недель он не кричит на меня и не поднимает руку. Я начинаю думать, что все это он делал потому, что я была недостаточно с ним мила. И доказательством этому служит то, что теперь, когда я стала добрее, наши отношения приобрели самый настоящий братско-сестринский вид. Он все еще принимает наркотики, но это не моя проблема. Так я и говорю Саре, когда мы, держась за руки, возвращаемся с занятий. – Я все равно волнуюсь, – говорит она, хмурясь. – Не расслабляйся, Зои. – На самом деле он не такой уж и плохой, – настаиваю я. – Думаю… думаю, я ошибалась на его счет. В конце концов, я вела себя с ним как последняя дрянь. Но посмотри, стоило мне стать милее, и он сразу же начал проводить со мной все свое время! Вчера мы ходили в кино – причем платил он! – а до этого как-то раз настоял на том, чтобы мы заказали мексиканской еды! Сара, поджав губы, ничего не говорит. Я знаю, что она меня не понимает: она думает лишь о том, как Брайан бил меня головой о стену моей комнаты. И сколько бы раз я ни говорила ей, что он за это извинился, что он хотел просто меня толкнуть, – она не меняет своего мнения. – Просто будь осторожна, ладно? Мне дорого это красивое лицо, – бормочет она, целуя меня. Я глажу ее по волосам, и мой язык прикасается к ее, а нежное чувство превращается в желание. – Мы же идем завтра вечером в «Голуэй»? – уточняет она, когда мы доходим до моего дома. Я морщусь и говорю, что не смогу. Сара оборачивается ко мне, приподняв одну бровь: – Мы же договорились три недели назад! – Знаю… Но Брайан попросил меня остаться дома и посмотреть с ним «Голос». Я сказала ему, что у меня уже кое-что запланировано. – И? – И он сказал, это моя вина, что мы с ним не были близки, и я совсем не стараюсь это исправить. Так что я уступила… Я смотрю на то, как она яростно мотает головой, проглатывая все то, что хотела бы мне высказать. Мне хочется сказать, что я не такая, как она, что во мне нет яростного огня и храбрости, которые так меня в ней восхищают. Быть может, однажды. – Ты ведь понимаешь, что с его стороны это эмоциональный шантаж? Я закатываю глаза и выпускаю ее ладонь: – Ты преувеличиваешь. Она хватает меня за руку и обнимает за шею. Она выглядит очень серьезной, когда прижимается своим лбом к моему. – Я не шучу. Это нездорово. Я ему не доверяю. Две недели назад из-за того, что мистер захотел «провести с тобой время», ты пропустила три дня в школе. Я улыбаюсь, пытаясь ее успокоить, и легко целую в сладкие губы. – Вот за это я тебя и люблю. Ты умеешь переживать. Она вздыхает, но сдается. Чтобы она не подходила слишком близко к зданию, мы расстаемся здесь: Брайан классный, но не настолько. Если бы он узнал, что я все еще встречаюсь с Сарой, он был бы в бешенстве. Когда я прихожу домой, мама уже там. Она достает белье из стиральной машины, а Брайан скручивает косяк на журнальном столике. – Моя любимая сестра! – восклицает он, когда я переступаю через порог. – Это ты запустила утром машинку? – устало глядя на меня, спрашивает мама. – Да. Оставь, я сама развешу. Она уже собирается согласиться, как вдруг Брайан, устремив на нее мрачный взгляд, сухо ее останавливает: – Это не твоя обязанность. Лучше иди сюда. Мгновение я колеблюсь. Мама выглядит такой изнуренной, что у меня болит сердце. Но я слишком боюсь Брайана и потому подчиняюсь и подхожу к нему. Он предлагает мне косяк, я отказываюсь. Он о чем-то рассказывает, но я слушаю вполуха и только и делаю, что киваю. Не знаю как, но разговор заходит о моем будущем. Я признаюсь, что хотела бы заниматься модой. – В Париже есть очень классная школа… – Мода – это для пустоголовых девушек. А ты-то умная, не? – Э… да. – Да и вообще, Париж – это слишком далеко. Ты не станешь тратить по полтора часа в день на дорогу для того, чтобы научиться шить. Это тупо. Ты нужна мне здесь, – добавляет он, обнимая меня за плечи. Я киваю. Мне неуютно. Он собирается сказать что-то еще, как вдруг нас прерывает мама, протягивая розовую футболку: – Это твое? Я мотаю головой. В этот же момент я чувствую, как напрягается сидящий рядом брат. Он встает и вырывает футболку из рук матери. Когда я понимаю, в чем дело, у меня сводит живот. Это его футболка. Вот только до того, как я положила ее в стиралку, она была не розовой, а белой. Он поворачивается ко мне: его лицо сурово и непроницаемо. Тишина стоит такая, что мама делает шаг назад. Она знает, что сейчас произойдет, и не хочет оказаться рядом с Брайаном, когда это случится. Мне хочется сказать ей, что она может остаться, что он ничего не сделает. У нас теперь все совсем иначе. – Это ты сделала? – ужасающе тихо спрашивает Брайан. Мое сердце вопреки моей воле заходится в груди. Я не смею даже моргнуть. Мне слишком страшно сделать что-то, что его разозлит. – Да. Мне… мне жаль. Я не спе… Он перебивает меня, ударяя мне по лицу мокрой футболкой. Сильно. От хлесткого удара горит щека, и я потрясенно подношу к ней руку. Черты лица Брайана искажены глухим гневом. – И что ты прикажешь мне теперь делать? – орет он, делая шаг вперед. Мои мышцы автоматически напрягаются, готовясь к ударам. Но они не прилетают, тогда я встаю с дивана и, дрожа, пячусь. – Ходить в гребаной розовой футболке? – продолжает он, плюя мне в лицо. – Как педик? Хочешь, чтобы я был как ты, так, что ли! Я точно знаю, что сейчас не время, но это нервное: у меня вырывается неконтролируемый смешок, когда я представляю его, одетого во все розовое. Смешок, который угасает, когда его кулак со всей дури прилетает мне в глаз. Удар настолько сильный, что, падая, я задеваю угол журнального столика и растекаюсь по полу. Кромешная темнота. Когда я открываю глаза, я не вижу ничего, кроме звездочек. Я понимаю, что отключилась. Я кашляю, лежа лицом в пол. Брайан никогда раньше не бил меня по лицу. Слишком заметно. Мне не нужно поднимать глаз, чтобы понять, что мама ушла. – Черт, – ругается он позади меня. – Черт, черт, черт. Мне не хватает сил подняться. Виски пульсируют, разбитая губа кровоточит, а правый глаз отказывается открываться. Я боюсь, что на этот раз Брайан закончит начатое и по-настоящему меня убьет. Единственное, о ком я думаю, – это Сара. Мне стоило ее послушать. – Зои, – говорит Брайан, поспешно приближаясь. – Черт, мне жаль! Оно само получилось, клянусь! Я чувствую на себе его руки – на моем лице, на моих волосах. Он пытается меня поднять, а я сдерживаю крик. Я больше не хочу, чтобы его руки меня касались. Я хочу только, чтобы он оставил меня в покое. Я вздрагиваю от его прикосновений, и по моим щекам текут слезы. Что, если бы я наткнулась шеей на край стола? Что, если бы, падая, я ударилась головой о стекло? Когда я снова обретаю способность ясно видеть, я замечаю, как он сидит рядом и держит в руках тряпку. Его глаза широко распахнуты от беспокойства. Брайан снова и снова извиняется, умоляя меня простить его и заверяя, что он не хотел сделать мне больно. И я ему верю.