— Такая красивая, — бормочет он. — Моя красивая малышка. Внезапная нежность в его голосе вызывает дрожь по моему телу, покалывание искрами пробегает по моей коже, его руки скользят вверх по моим бедрам, чтобы схватить мои икры и развести мои ноги в стороны, закидывая их себе на плечи, когда он входит в меня снова и снова. — Кончи на меня снова, малышка, — бормочет он, его рука проникает мне между ног, раздвигая мои складки, чтобы он мог поиграть с моим клитором. — Смотри, как я трахаю тебя, и кончай на меня. Раздвинувшись так, как я есть, я вижу это, как его огромный член снова и снова раздвигает меня, мощно толкаясь в меня, когда он перекатывает мой клитор между пальцами, подводя меня к самому краю кульминации. Другой рукой он сжимает мою икру, и я чувствую, как его взгляд жарко скользит по моему телу, пожирая меня глазами так же, как он делал это своим ртом ранее, подталкивая меня к очередному оргазму. — Виктор! — Я выкрикиваю его имя, когда оно обрушивается на меня, ощущение его члена, заполняющего меня, и его пальцев на моем клиторе слишком сильное. Я никогда не видела ничего более эротичного, чем мой великолепный муж между моих бедер, трахающий меня до очередного оргазма и напевающий мне что-то по-русски. Стыд, который я испытываю из-за того, что это так возбуждает меня, из-за того, как мое тело так легко откликается на него, преодолевается бесконечным, ослепляющим удовольствием, которое охватывает меня. Это выгибает мою спину и заставляет меня вцепиться в одеяло, моя голова откидывается назад, когда я кричу, постанывая и выдыхая его имя. Я чувствую, как он вздрагивает и пульсирует внутри меня, его бедра дергаются, когда он внезапно отпускает мою ногу. Он убирает руку между моих бедер, его тело подается вперед, когда он хватает мое лицо в ладонях, и его рот обрушивается на мой в обжигающем поцелуе, он содрогается рядом со мной, поглощая мои крики, когда я выгибаюсь ему навстречу, ощущение плоти к плоти только усиливает то, что осталось от моего оргазма. — Я собираюсь кончить, — стонет он в мои губы. — Блядь малышка, Катерина, блядь, малышка моя красивая…блядь… Слова путаются, переходя в еще один стон, когда он снова крепко целует меня, его мускулистое тело прижимается к моему, и я чувствую, как он пульсирует внутри меня. Я чувствую это, когда он кончает, горячий и густой, заполняющий меня, когда он снова толкается, его бедра сильно раскачиваются напротив меня, пока он извергается. Кажется, что это длится вечно, мои ноги обвиваются вокруг его бедер, когда он целует меня, его язык переплетается с моим, когда он втирает в меня свой член так глубоко, как только может, пульсируя, его сперма наполняет меня, пока я не чувствую, как она уже вытекает из меня вокруг его ствола, липкая на моей коже. Он удерживает себя там, когда я перестаю дрожать вокруг него, когда его член начинает смягчаться, а его губы все еще касаются моих. Я ерзаю под ним, чувствуя, как он обмякает, но он снова целует меня, его рука скользит вниз между моих бедер, где был его член, и прикрывает мой вход. — Я хочу, чтобы моя сперма была внутри тебя, малышка, — бормочет он, продолжая целовать меня, его язык скользит по моей нижней губе. Я чувствую, как его пальцы прижимаются к моему входу, выталкивая сперму, которая угрожает вытечь из меня. — Я хочу сделать тебе ребенка, принцесса, нашего маленького принца. — Я… — Я смотрю на него, тяжело сглатывая. — Я не знаю… — К черту то, что сказал врач, — рычит Виктор мне в губы, его пальцы все еще прижимаются к моему входу, толкаясь в меня, загоняя всю эту густую, горячую сперму глубже в меня. — Я хочу, чтобы каждая капля моей спермы вошла в тебя, пустив корни. Я хочу, чтобы ты наполнилась ею. — Я чувствую, как он уплотняется у моей ноги, даже когда он говорит это, его мягкий член набухает. Теперь его пальцы двигаются, почти трахая меня, тыльная сторона его ладони прижимается к моему клитору, и я тихо ахаю. — Малышка, это приятно, не так ли? — Он напевает это мне в губы, постанывая, когда чувствует, как я сжимаюсь вокруг его пальцев, удовольствие разливается по моей коже. — Так и есть. — Его рука движется против меня, терзая мой клитор, когда его пальцы начинают толкаться, извиваясь внутри меня, проталкиваясь глубже. — Кончи для меня снова, принцесса, со всей этой спермой глубоко внутри тебя. Да, блядь, ты такая чертовски тугая даже сейчас, да…. — Теперь он тверже, его член поднимается, когда он трахает меня пальцами до очередного оргазма, толкая их глубже, и моя киска сжимается, засасывая его и его сперму глубже, когда мои бедра выгибаются вверх, жадные до очередного оргазма. Его оргазм должен был положить этому конец, но я не могу сказать ему остановиться. Я хочу большего, больше удовольствия, больше его внутри меня, больше. Это так приятно, и когда он сильнее надавливает на мой клитор, его рот захватывает мой, и он целует меня горячо и сильно, а я не могу сопротивляться. Я вскрикиваю у его губ, мое тело мягкое, открытое и податливое для него, готовое ко всему удовольствию, которое он готов мне доставить. Я протягиваю руку, мои пальцы в его волосах, когда он заставляет меня кончить в очередной раз, и я еще сильнее притягиваю его рот к моему, мое тело перекатывается набок, чтобы прижаться к нему, когда я выгибаюсь под его рукой. Виктор рычит мне в губы, его член снова тверд, как камень, напротив моего бедра. — Ты хочешь еще, принцесса? — Он прикусывает мою нижнюю губу, вытаскивая из меня свои пропитанные спермой пальцы, чтобы снова перевернуть меня на спину. — Тогда позволь мне наполнить тебя снова. 7 ВИКТОР Катерина сводит меня с ума. Последнее, чего я ожидал, когда поднялся сегодня вечером наверх, это увидеть свою жену в нижнем белье, стоящую на коленях на полу для моего удовольствия, готовую и желающую подчиниться мне. Я никогда бы этого не ожидал если серьезно, не от Катерины. Я также не ожидал, что за этим последует, что она так полностью подчинится, примет флоггер и будет умолять меня позволить ей кончить. Ее сладкие мольбы почти уничтожили меня, но я хотел попробовать ее на вкус, поглотить ее киску и заставить ее кончить мне на лицо. Чтобы почувствовать, насколько полностью она может отдаться мне, когда решила позволить себе свое удовольствие. Я не знаю, почему Катерина решила сдаться, почему она перестала бороться со мной. Но я не могу заставить себя беспокоиться. Моя жена на коленях по собственной воле, моя жена склонилась над кроватью для своего наказания, моя прекрасная Катерина раздвигает ноги и просит мой язык и мой член, это за гранью эротики. Это за гранью возбуждения. Это лучший гребаный секс, который у меня был в жизни, и он вызывает привыкание. Мысль о том, чтобы потерять ее сейчас, потерять все это, немыслима. Я планировал взять ее сзади, кончить ей в задницу и полностью доминировать над ней, чтобы в полной мере воспользоваться ее готовностью подчиниться мне. Но где-то в середине этого, между тем, как она бесстыдно выплескивала свой оргазм мне на лицо, и удовольствием от того, что мой член погрузился в нее, я потерял свой гребаный разум. Это единственное объяснение тому, как я ее называл, тому, как я чувствовал, что мне нужно видеть ее обнаженное тело и ее лицо, смотрящее на меня, когда я трахал ее, больше, чем гребанный кислород. Мне нужно было видеть ее глаза, остекленевшие от удовольствия и отчаянно нуждающиеся во мне, нужно было, чтобы она была обнажена, целовать ее и поглощать каждой частичкой себя, когда я трахал ее, а когда я кончил в нее, единственное, о чем я думал, был возможный результат того, что моя сперма затопит ее. Катерина, беременна. Привязана ко мне, безвозвратно, навсегда. Моя. Моя блядь малышка. Этого было недостаточно, чтобы удержать первую жену со мной, но я знаю, этого было бы достаточно, чтобы удержать Катерину. Даже мои собственные дети, те, которые не принадлежат ей по крови, являются частью того, что удерживало ее от бегства так долго. Я знаю это. Наш ребенок сделал бы ее моей навсегда. Мне показалось, что мной овладело что-то первобытное, что-то жестокое и неоспоримое. Я никогда не делал ничего подобного тому, что я делал с ней, удерживая свою сперму внутри нее, доводя ее пальцами до очередного оргазма, когда я проталкивал ее глубже внутрь нее, и я никогда не был возбужден этим. Для меня входить в женщину всегда было физическим удовольствием, а не психологическим. Но внезапно мысль о том, чтобы наполнить Катерину еще больше, затопить ее своей спермой до тех пор, пока она не сможет удержать больше ни капли, показалась мне возбуждающей самым глубоким, первобытным, собственническим образом. Моя. Моя, моя, моя. Эта мысль крутилась у меня в голове, когда я довел ее до очередного оргазма, ее возбуждения и моей спермы, покрывающей мои пальцы, когда я засовывал их в нее, и я внезапно снова стал твердым, как скала, почти до боли. И когда она выгнулась мне навстречу, терзая мою ладонь своим наслаждением, я не мог дышать от того, как сильно я хочу ее. Потому что она хочет меня. Несмотря на все ее попытки отказать нам обоим, отвергнуть меня, бороться со мной и притворяться, что она презирает меня, сегодня вечером все это ушло в небытие. Желание на ее лице и написано каждой частью ее тела, такое же обнаженное, как и она сама. Я должен трахнуть ее снова. Наполнять ее, отмечать ее, пока она не пропитается мной настолько, что никогда больше не освободится от меня. — Ты хочешь большего, принцесса? — Спрашиваю я, покусывая ее нижнюю губу, когда она сжимает мои пальцы, наслаждаясь вкусом ее рта. Я вытаскиваю из нее свои пальцы, пропитанные нашей совместной спермой, и, перекатывая ее на спину, смотрю на нее сверху вниз, раскрасневшуюся, растрепанную и более красивую, чем я когда-либо видел ее. — Тогда позволь мне наполнить тебя снова. Она ахает, глядя на меня, и я пользуюсь этой возможностью, чтобы засунуть пальцы ей в рот, скользя ими по ее языку, чтобы она могла попробовать на них себя и меня. Когда ее губы смыкаются вокруг них, напрягаясь, и ее язык слизывает нас с нее, я думаю, что могу сойти с ума от похоти. Всю свою жизнь я гордился своим самообладанием. В мире, полном грубиянов и жестоких мужчин, мужчин, движимых своими желаниями, насилием, похотью и яростью, я пытался быть человеком, который придерживается кодекса. Это не тот кодекс, который понятен всем, возможно, даже не тот, который является моральным, но, тем не менее, я за него цеплялся. Я отказывался пытать мужчин ради мести или удовольствия, убивать из чего угодно, кроме необходимости, трахать женщин, которые этого не хотели. Я никогда не изменял жене. Я взял за правило приходить домой каждую ночь, любить свою семью, править с уважением, когда это возможно, и бояться только тогда, когда это необходимо. Если я зол, каждый, кто знает имя Виктор Андреев, знает, что я милосерден до тех пор, пока это не так, и тогда никакая просьба или сделка не сможет вас спасти. Я Пахан, Медведь, правитель своей территории, и это имя шепчут по всей России. И теперь один мужчина угрожает все это отнять, а одна женщина заставляет меня чувствовать, что я потерял всякий самоконтроль, который у меня когда-либо был. Всю свою жизнь я верил, что этот кодекс может стереть некоторые грехи, которые, я знаю, совершил, что он может уравновесить чаши весов. Но Катерина говорит мне, что этого недостаточно. Так же, как я требую ее подчинения мне, она требует кое-чего другого. Она требует, чтобы я изменился. И прямо сейчас, глядя на нее сверху вниз, когда ее полные губы обхватывают мои пальцы, а ее темные, остекленевшие от удовольствия глаза впиваются в мои, когда ее ноги обхватывают мои бедра, притягивая меня к себе во второй раз, я не могу не задаться вопросом, как бы это выглядело. Если есть способ сохранить ее и себя тоже. Ребенок. С Катей это не сработало, но моя Катерина сильнее. Я увидел ужас на ее лице, когда я рассказал ей, что сделала первая жена. Если я подарю ей ребенка, она останется. И однажды она увидит, что добро, которое я пытаюсь сделать, перевешивает грехи, которые она не может вынести. Она увидит, хотя первая жена не смогла. Ее вздох, когда я толкаюсь в нее, почти сводит меня с ума. Я вижу удовольствие, написанное на ее лице, в каждой линии ее напряженного тела, когда она встречает мои толчки, выгибаясь вверх. Ее руки вцепились в одеяло, ее груди трясутся, когда она обвивается вокруг меня, трахая меня так же сильно, как я трахаю ее. Я чувствую, какая она влажная, мой член блестит каждый раз, когда я выскальзываю из нее от ее возбуждения и моей спермы, и это заводит меня еще больше, делая меня тверже, чем я когда-либо был в своей жизни. Я хочу трахать ее всю ночь, брать ее снова и снова, пока мы оба не упадем без сил. Я не могу вспомнить, когда в последний раз я так сильно хотел женщину… возможно, никогда в жизни. Катерина заставляет меня чувствовать то, чего я никогда не чувствовал, хотеть того, чего я никогда не хотел. Вещи, которые должны быть недоступны для такого мужчины, как я, нереальны. Такие мужчины, как я, не женятся по любви. Мы не ищем женщин в качестве наших партнеров. Мы ищем красивых женщин, гибких женщин, женщин, которые могут вынашивать наших детей и растить их, женщин, которые могут вести хозяйство и ходить на приемы на наших руках и вызывать зависть других мужчин. Я верил, что Катерина обладает всеми этими качествами, когда женился на ней. И она обладает всеми этими качествами… за исключением гибкости. Но она также и гораздо больше всего этого. Она сильная, умная, храбрая и упорствующая. Она из тех женщин, которые сами по себе могли бы составить серьезную конкуренцию такому мужчине, как я. Возможно, такой тип женщин встречается раз в жизни. Такой тип женщин, которых мужчины в моем мире изо всех сил пытаются подчинить. И правда в том, что я понятия не имею, как наладить жизнь с такой женщиной, как Катерина. Все, что я когда-либо делал, это пытался заставить ее подчиниться моей воле, и подчинить. Но я не хочу ее терять. Я хочу ее всю Навсегда. Я снова целую ее, горячо и яростно, вгоняя в нее свой член, желая, чтобы завтра ей было больно, вспоминая, как это ощущалось при каждом движении. Я хочу, чтобы она была отмечена внутри и снаружи, и, судя по тому, как она цепляется за меня, ее ногти впиваются в мои плечи, когда она целует меня в ответ, она хочет того же. — О, боже, Виктор — она стонет мое имя напротив моего рта, ее тело напрягается в моих объятиях, когда я чувствую, что она снова на грани оргазма, и я чувствую, как моя собственная кульминация становится горячей и быстрой, быстрее, чем я когда-либо кончал во второй раз. Я чувствую, как она сжимается вокруг меня, ее голова откидывается назад, когда ее спина выгибается дугой, и я мог бы держаться за это, мог бы продлить это дольше, но притягательность удовольствия слишком велика, соблазн кончить с ней. Я хочу излиться в нее, когда она бьется в конвульсиях вокруг меня, и когда я чувствую, что она начинает содрогаться, я отпускаю это. Такое чувство, что моя душа выходит через мой член, когда я вхожу в нее, поток спермы вырывается из меня, когда я жестко трахаю ее, вдавливая ее в одеяла, когда ее ногти впиваются мне в спину, мое имя срывается с ее губ, и она снова кончает. Мы оба потеряли счет ее кульминациям, и я слышу, как я бормочу что-то свое, слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю остановить их между поцелуями. — Катерина…блядь. Любовь моя… — Я снова вонзаюсь в нее, дотягиваюсь до ее запястий и зажимаю их над ее головой, когда я терзаю своим ртом ее рот, прикусывая ее нижнюю губу, постанывая от удовольствия, когда я трахаю ее достаточно сильно, чтобы сломать ее, желая получить каждую каплю удовольствия, которое я могу выжать из этого момента между нами. — Люблю тебя. — Я слышу это снова, мой собственный голос произносит это прежде, чем я могу остановить себя, и когда ко мне возвращается здравый смысл, я благодарю бога, что она не говорит по-русски. Я дурак, что говорю такие вещи, даже в порыве удовольствия, но я не могу остановиться. Она заставляет меня чувствовать, что я бы бросил все на ветер ради еще одной такой ночи с ней. Когда я выскальзываю из нее, на этот раз, я перекатываюсь на кровать, притягивая ее в свои объятия, и укладываю нас обоих на подушки. Мы вдвоем тяжело дышим, потные и измученные, и Катерина откидывается на стопку подушек на кровати, ее ресницы трепещут, пока она пытается отдышаться. — Ты все еще выглядишь великолепно, — бормочу я, убирая прядь волос с ее лица. — Красивая малышка. — Что это значит? — Тихо спрашивает Катерина, ее глаза все еще закрыты. — Ты сказал это, когда… — Красивая. Прекрасная малышка. — Мои пальцы все еще перебирают ее густые темные волосы, ее обнаженное тело покоится в моих объятиях, и я задаюсь вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем я смогу быть готов взять ее снова. Прошло много времени с тех пор, как я трахался более двух раз за одну ночь, но я уже чувствую, как во мне снова поднимается желание, просто от ощущения ее груди на моей груди и ее стройного тела в моих объятиях. — О. — Катерина делает вдох, и мне интересно, собирается ли она спросить о другом, о том, что я сказал, когда кончил во второй раз. Я готов солгать, потому что не собираюсь в этом признаваться. Но вместо этого, к моему удивлению, она отстраняется. Быстро, почти методично, она высвобождается из моих объятий и садится, двигаясь к краю кровати и дотягиваясь до порванной лужицы шелка на пуховом одеяле. — Куда ты направляешься? — Спросил я. Я потягиваюсь, беря ее за руку. — Иди, полежи со мной немного, малышка. — Я думаю, мне принцесса нравится больше. — Катерина пытается вырвать свой локоть, но я сжимаю его сильнее, внезапно раздраженный. — Ты ненавидишь это прозвище. — Я хмуро смотрю на нее, чувствуя, как часть моего удовольствия от момента, который мы разделили, начинает ускользать. — Что случилось? Пойдем, ляг со мной. Может быть, через некоторое время… — Мы не собираемся снова трахаться. — Катерина дергает рукой, на этот раз сильнее, вырывая ее из моей хватки. — Я хотела, чтобы мы сделали это только один раз. Я увлеклась, когда ты… — Когда я ласкал тебя и заставил кончить снова? Да, я знаю, как быстро твое удовольствие заставляет тебя забыть, что ты хотела сделать. — Я слышу, как сарказм возвращается в мой голос, слышу, как я становлюсь холоднее. Я смягчился с ней сегодня вечером, позволил тому, как она отдалась мне, проникнуть мне под кожу. Но становится ясно, что она имела в виду нечто иное, чем я думал, и это меня злит. — Мне не нравится, когда меня обманывают, — говорю я ей низким и мрачным голосом. — Мне также не нравится, когда меня используют. Даже моей жене такое не сойдет с рук, так что, если ты хотела, чтобы сегодняшний вечер был чем-то иным, кроме удовольствия, принцесса, я предлагаю тебе… — А, вот и он. — Катерина встает, все еще прекрасно обнаженная, но выражение ее лица такое же холодное, как у меня. — Виктор, которого я знаю, вернулся. Не тот, кто нашептывает мне нежности по-русски, а Медведь, который на мне женился. Я свирепо смотрю на нее. — Я снова отхлещу тебя по заднице, жена, если тебе еще не хватило… — О, с меня хватит на сегодня, — говорит Катерина. — И на все последующие ночи. — Если ты думаешь, что можешь сказать мне… Катерина комкает шелк в кулаке, выражение ее лица тоже мрачнеет. — Я думаю, что смогу, Виктор, — тихо говорит она. — Если только ты не хочешь, чтобы твоя семейная жизнь была несчастной, чего, я думаю, ты не хочешь. Ты женился на мне не из похоти или по любви. Ты женился на мне по двум причинам. Ты сам так сказали. Ты женился на мне, потому что тебе нужна была мать для твоих детей и сын, который станет наследником. — Она делает глубокий вдох. — Очень хорошо. Я сделаю то, ради чего ты женился на мне. Я буду заботиться об Анике и Елене и воспитывать их как своих собственных, и я подарю тебе еще одного ребенка, если смогу несмотря на то, что сказал доктор. Я буду трахаться с тобой, пока не подарю тебе сына, мы будем делать это естественным путем, так, как ты желаешь, но это последний раз, когда это будет интимно. Я прищуриваюсь, глядя на нее. — Что ты подразумеваешь под интимным, принцесса? Катерина тяжело сглатывает, и мне кажется, я вижу, как дрожат ее руки, но она вызывающе вздергивает подбородок. — Я имею в виду, что больше этого не будет. Я не подчинюсь этому, и если ты все равно это сделаешь, ты можешь забыть ту часть своего морального кодекса, где ты веришь, что не причиняешь вреда женщинам и не принуждаешь их, потому что ты будешь принуждать меня. Больше не будет наказаний, больше ты не будешь заставлять мое тело отвечать тебе против моей воли, больше никаких соблазнов. Больше не ложись спать, чтобы утешиться со мной, больше никаких ночей, подобных сегодняшней. — О чем ты просишь, жена? — В моем тоне слышны опасные нотки, и я знаю, что она это слышит, но все равно бросается вперед. — Я хочу свою собственную комнату, — твердо говорит она. — Я больше не буду спать рядом с тобой. Мы трахаемся, когда время месяца будет подходящим, я буду отслеживать это и делиться с тобой результатами, чтобы ты знал, что я не лгу. Мы трахаемся так быстро, как это необходимо, и ты не прикоснешься ко мне за пределами этого. Я смеюсь. Я ничего не могу с этим поделать. Минуту назад я чувствовал себя на грани потери рассудка, готовым выбросить все прочь, пока я был погружен в нее ради чистого удовольствия от того, что, как я думал, мы делили. Сейчас Катерина говорит со мной так холодно, как я когда-либо обращался к ней, устанавливая для меня правила точно так же, как она пыталась делать в начале нашего брака.