В лифте едем молча, как два дебила, глядя друг на друга. — Чует моя… — Заткнись, ладно? Сейчас точно не до твоих шуток. Выходим на нужном этаже, нажимаю на звонок. Тишина. Звоню еще раз. Бросаю взгляд на часы, четыре сорок пять утра. Нужно действовать максимально тихо, чтобы не привлекать внимание соседей. Слышу за дверью шаги, беру из рук Руслана шлем и, как только дверь открывается, впечатываю его в грудь Вити, заталкивая в коридор квартиры. Отлично, он теперь не то, что кричать не сможет, минут пять только воздух пытаться глотать будет. За спиной слышу щелчок замка, за грудки разгибаю Виктора и с ненавистью смотрю в раскрасневшееся, искаженное гримасой лицо. Как он там говорил? Всё под контролем? Документы из сейфа нужны? Я ему их по одному скормлю и почтой отправлю заказчику. В расширившихся зрачках вижу страх и непонимание. — Какого? — выдавливает, надсадно дыша. Неожиданно тишину квартиры пронзает громкий женский визг. Смотрю в проем двери, ведущий вглубь квартиры, и вижу перепуганную сонную женщину. Руслан, чертыхаясь, сразу же выходит из-за спины и двигается к ней, уволакивает в комнату, предварительно зажав рот ладонью. А меня окутывает яростью. Всепоглощающей. Ядовитой. Черной. Перед глазами алая пелена, в ушах гудит. Значит, Оля там коды от сейфа узнает, а эта мразь… — Еще раз, — толкаю его в стену и от души впечатываю кулак в ненавистную физиономию. — Увижу тебя рядом с Олей… Кубарем летит на пол и противно смеется. — И что? — хрипит, криво усмехаясь. — Ты хоть представляешь, какой джокер мне в руки вложил? Проникновение, избиение сотрудника, износ. Я на тебя столько навешать могу… Не отмоешься. — А давай кто первый? А? — присаживаюсь на корточки, брезгливо глядя, как размазывает слюни с кровью по лицу. — Я уже был первым. Мне Оля девочкой досталась… Ах, ты ж, с*ка. Подрываюсь на ноги и тут же отлетаю в стену от мощного толчка в плечо. Взбешенно смотрю на Руслана, перегораживающего путь. — Макар, угомонись. Нельзя так. Раздражает это слово — «нельзя». Как кость поперек горла, душит. Мне давно можно если не всё, то многое. — О каких документах из сейфа шла речь? — оборачивается к Вите Руслан. — Кому ты должен был их передать? — Пошли вы… — подтягиваясь к стене, смотрит волком. — Разговаривать я с вами стану в отделе, когда вы оба будете за решеткой. А я смотрю на жалкое подобие мужика, валяющееся на полу. Долго смотрю, всё пытаясь понять, что она в нем нашла. Что тогда, когда замуж выходила, что сейчас. Жалкий, сыкливый капитошка, прикрывающийся погонами. В кармане брюк звонит телефон. Бегло бросаю взгляд на номер и снимаю трубку. — Давай пока сам, — киваю на Витю. Иду мимо зашуганной женщины, сидящей на стуле у окна, на балкон. — У меня две хорошие новости и одна плохая, — тем временем слышу в трубке. — Давай с хороших, — открываю пластиковое окно и закуриваю, глядя на багровый диск восходящего солнца за горизонтом. Костяшки чуть сбиты, кисть ноет с непривычки. — Первая. По твоей просьбе даже шевелиться особо не пришлось. У них в отделе полгода назад обнаружили пропажу десяти килограммов герыча. Кто-то выносил из вещдоков наркоту, а оставлял обычный порошок. Как думаешь, на какого козла отпущения хотят всё повесить? И вторая, Шеллакова нашли. Мертвого. — Когда? — Погиб месяц назад. Узнали, что это был он, на той неделе. — Как он умер? — Сгорел. В доме, в котором он отсиживался что-то с газовым оборудованием было. По предварительному отчету экспертов, неисправность одного из баллонов, а так как в том богом забытом месте газопровода не было, представь цепную реакцию. Так что, опережая твои предположения, скорее всего, умер мгновенно. Освещать это происшествие широкой массе не будут — слишком много жертв. Вся его свита была с ним. Так что особо не распространяйся. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это точно он? Разыграть свою смерть, когда это единственный способ выжить, — раз плюнуть. — Он это, Макар. Мы два раза проверили. Информация стопроцентная. — Тогда у меня для тебя тоже новости. Я нашему общему другу немного подправил физиономию. Ты уж постарайся, чтобы он там не сболтнул лишнего. Когда поднимется шумиха, мое имя не должно мелькать. У меня на носу контракт крупный. — Я, конечно, помню про фею, но ты знаешь, волшебную пыль пока генерировать не научился. Не суй палки в свои же колеса. Я всё улажу. — И да, еще одна маленькая просьба. Когда допрашивать его будете, поинтересуйся ненавязчиво, какие документы из моего сейфа он должен был передать третьим лицам и кому. Раз уж ты так против самодеятельности, — добавляю со смешком. Сбрасываю вызов и глубоко дышу. Мертв. Мой заклятый враг мертв. Брат отомщен. Виктор получил по роже и со дня на день будет гнить в тюрьме. Остается лишь доиграть спектакль в любовь. Глава 9 Ольга Резко сажусь, расфокусированно оглядывая гостиную. В утренней тишине слух улавливает удаляющиеся тяжелые шаги. Скидываю плед с ног, приглаживаю растрепавшиеся после сна волосы и поднимаюсь наверх. Сколько я проспала? От силы пару часов? Стоит переступить порог нашей спальни, как меня обдает волной облегчения. Из ванной доносится шум воды, а в комнате едва уловимо отдает шлейфом духов Макара. Наконец приехал. За последние три дня извелась вся. Плохо спала, не находила себе места, скиталась из угла в угол как неприкаянная. Не знаю, когда именно в моей душе поселился удушливый страх. Страх, что с Макаром может случиться что-то плохое. Я не знаю того мужчину, который организовал убийство Назара, но почему-то в моей голове он ассоциируется со вселенским злом, жутким кошмаром, который в любой момент может отобрать у меня любимого. Шум воды стихает, и через пару минут выходит Макар, облаченный лишь в тонкие серые тайтсы. Пробегаю взглядом по обнаженным участкам его тела, пока он энергичными движениями вытирает влажные после душа волосы, и с облегчением выдыхаю, не заметив видимых повреждений. Закончив, вешает полотенце на плечо и замирает посреди комнаты, глядя на меня. Губы сами собой растягиваются в глупой радостной улыбке, приближаюсь и приникаю к его груди, крепко обхватив руками. — Боже, Макар, я так соскучилась, — трусь щекой о покрытую редкой порослью мужскую грудь, впитывая в себя его тепло. — Я себе уже такого напридумывала. Не делай так, пожалуйста, больше. Слегка отстраняюсь, не разрывая объятий, и поднимаю взгляд. Он не смотрит на меня, уставился поверх головы куда-то вдаль. Вижу лишь мощный подбородок и ходящие ходуном желваки, как будто бы Макар очень зол. Только сейчас замечаю, что его руки, плотно сжатые в кулаки, так и не коснулись меня. Медлю еще немного и в полной растерянности отступаю на шаг, вглядываясь в застывшее лицо. — Что-то случилось? — спрашиваю сдавленно, с нарастающей тревогой глядя на Макара. Ответом служит полное молчание. Меня пугает его пустой взгляд и напряженная поза. — Макар, — зову тихо. — Посмотри на меня, пожалуйста, — добавляю мягче, приближаясь. Встаю на носочки и нежно веду ладонью по колючей щеке. Только сейчас замечаю залегшие под глазами темные тени, осунувшееся лицо, воспаленные веки. — Если тебя что-то тревожит, я прошу, не молчи. Я здесь, я рядом, — шепчу, уже перепуганная до чертиков поведением Макара. Обхватываю его лицо ладонями. В гнетущем молчании наши взгляды встречаются, и он долго смотрит мне в глаза, шумно дыша. Крылья носа подрагивают в такт нервному дыханию, во взгляде плещется колючая злоба. — Любимый, — шепчу уже с мольбой в голосе, а его губы медленно растягиваются в циничную усмешку. — Повтори, — просит обманчиво ласковым голосом, ощутимо сжимая ладонями мои запястья. — Ну! — Любимый, — повторяю растерянно, не понимая, что его так разозлило. — Макар, что происходит? — Ничего не происходит, — отталкивает мои руки, разворачивается и идет в гардеробную. Оторопело провожаю взглядом мужскую спину. Обнимаю себя руками, пытаясь проглотить ком в горле, и изо всех сил сдерживаю подступившие слезы. Лихорадочно пытаюсь вспомнить, чем могла вызвать гнев Макара или, сама того не подозревая, обидеть его. В то последнее утро, когда мы виделись, всё было просто замечательно. Он сам отвез меня на работу, долго целовал на парковке, напрочь испортив макияж и прическу. Помню, как смотрел, съедая взглядом, пока я шла к зданию больницы. — Тебя не было дома трое суток, — звучит с обидой, но сейчас я не могу взять под контроль свои эмоции.