Мальчишка не суетился, не доминировал, не довлел. Он улавливал на уровне флюидов каждое желание, любую мельком обозначенную прихоть. Верочке не пришлось подстраиваться, изображать неуёмную страсть. Она снова была сама собой, но испытывала немыслимое, запредельное блаженство не столько от слияния, сколько от того, что юноша был искренен, она это чувствовала каждой клеточкой тела, каждым нейроном мозга. – Спасибо тебе, Антон, – едва справляясь со смущением, произнесла она, прощаясь, – мы ещё встретимся? – Если пожелаешь. – Я замужем, – призналась она. – Дети? – Увы, нет. Игорь считает, что до тридцати пяти нужно жить для себя. – Любишь его? – Теперь не знаю. А ты, ты… свободен? – Что на самом деле хочешь услышать? – Прости. Со мной такое впервые. Опасаюсь, что теперь всё будет довольно сложно. – Роль любовницы может тебя устроить? – Боюсь, что нет. – Ко мне есть претензии? – Только одна – ты… слишком… слишком сладкий. Это не может быть реальностью. – Тогда лучше забыть. – Наверно лучше. Антон не был причиной или катализатором расставания с мужем, скорее лакмусовой бумагой, индикатором среды обитания. Развод состоялся довольно быстро, ведь у них не было детей. Верочка вернулась в свою квартиру, где с наслаждением предалась меланхолии в свободное от профессиональной деятельности время. Игорь безуспешно осаждал неприступную крепость. Он чувствовал опустошение, сдвиг энергетического баланса в сторону деградации. – Я тебя люблю, Верочка! – Зато я себя ненавижу, в этом суть. Мы разные. Предатель не способен к сопереживанию. Я тоже тебе изменила. И горжусь этим. – Это не имеет значения. Начнём сначала. – Непременно начнём . Только я не с тобой, а ты… тебя ведь есть, кому утешить. Жаль конечно, что наша совместная жизнь не оставила о себе прекрасных воспоминаний. За ущерб ответишь! Наступать на грабли и на вилы – Не моё. Спасибо за заботу! Я должна за то, что получила. Остальное – вычеркни из счёта. Любовь Козырь Сегодняшнюю ночь Анна почти не спала: Пётр не пришёл ночевать. – Немыслимо, чудовищно! Как он мог так бессовестно со мной поступить! Со мной, женщиной, руки которой безуспешно добивался больше трёх лет. Анечка вообще не намеревалась выходить замуж. Совсем. Зачем ей это понадобилось, сама объяснить не может. Жизнь вообще по сути своей парадоксальна, нелогична. Семья, брак – это слишком серьёзные взаимные обязательства, сковывающие по рукам и ногам, налагающие на бытовые поступки и образ жизни серьёзную персональную ответственность. Ты, свободный человек, и вдруг кому-то чего-то должен. – Нет, с этим нужно заканчивать! Петя сам нарвался. Супругу, конечно, многое можно простить, совместная жизнь предусматривает ошибки, покаяние, но измена… как иначе можно объяснить его отсутствие в собственной квартире… ночью! Она, Анна – женщина без комплексов, привыкшая больше всего на свете ценить свободу, в том числе в интимных отношениях, уступила его настойчивости, согласилась жить вместе. Как он сумел её уговорить на такой немыслимый шаг, покориться совсем не исключительным обстоятельствам? Пётр тогда привёл избыточное количество доводов в пользу стабильных отношений, обещал не ограничивать ни в чём, кроме, конечно, интимных связей на стороне, а сам… сам! Анна негодовала. Её колотил праведный гнев. Казалось бы, все моменты совместной жизни учтены, условия брачного соглашения обсуждены заранее, включая последствия в случае совершения неблаговидных поступков. – Как же это подло с его стороны – изменить той, которая тебе доверяет! Для чего, спрашивается, ему был нужен этот брак? Мы ведь и до свадьбы встречались довольно регулярно. В интимных ласках я ему тоже не отказывала. Анне нравился его молодецкий задор, позитивные взгляды на жизнь, впечатляющий, просто-таки неудержимый темперамент, стремление в любой ситуации выложиться до конца, сочетание богатырской силы с чувственностью и нежностью. Женщина любила романтические прелюдии, сладость горячих объятий и страстных поцелуев, да и постельную эквилибристику. И никогда не скрывала этого. До свадьбы Анна вела довольно вольную жизнь. Пётр знал, что она встречалась не только с ним. Но это совсем не повод для мести, для выяснения отношений, потому что прошлое невозможно изменить: оно уже состоялось. Анна запросто уступала нескромным, выходящим в мелочах за рамки приличий интимным желаниям Петра. Тайная супружеская жизнь неподсудна. Если муж горел желанием получить оральные ласки или опробовать немыслимую позу, Анна с ироничной улыбкой уступала ему, но затем останавливала эксперименты, предпочитала традиционный секс. Чего Петру не хватало, что заставило так цинично с ней поступить! Когда Анна нервничала, её мозг интуитивно перехватывал инициативу, заменяя волнение творческим азартом. Основным увлечением женщины, можно сказать смыслом жизни, было конструирование женской одежды. Анна выдумывала фасоны, творила безудержно, получая от процесса создания экстравагантных и роскошных нарядов интеллектуальное и эстетическое наслаждение, причём не меньшее, чем от эротических игрищ. Но у неё был пунктик: в любимом увлечении, как и в любви, она не могла, не умела быть корыстной. Женщин, желающих шить у неё наряды, было много, но Анна не была ремесленником, творила долго и тщательно, поэтому бралась только за те заказы, которые пробуждали в ней неукротимый творческий азарт. Превращать хобби в заработок Анна не желала категорически, поэтому на постоянной основе, чтобы иметь массу свободного времени для творческих экспериментов, работала дворником в жилконторе. Одевалась она до безобразия просто. Шедевры создавала только для других, предпочитая ходить в простеньких ситцевых платьишках, в просторной телогрейке и растоптанных ботинках. Удивительно, но даже в такой одежде Анна выглядела настолько потрясающе, что непристойные предложения от привлекательных мужчин получала по несколько раз за день. Причём не от местных алкашей или женатых страдальцев, от кавалеров, разъезжающих на Лексусах и прочих дизайнерских автомобилях представительского класса. Петру она доверилась. И вот итог! Создаваемые портнихой наряды всегда были неповторимо оригинальны, безупречно подогнаны, эстетически безукоризненны, элегантны. Вот только денег за свою работу она никогда не брала. Создание шедевров было любимым занятием. Анна считала, что творчество обязано быть бескорыстным. Теми же правилами она руководствовалась и в любви. Именно по этим причинам она не хотела связывать себя браком, однако поддалась уговорам Петра, теперь расплачивается за доверчивость и отступление от собственных правил. На волне зудящего напряжения Анна погрузилась в творческий экстаз. Схватила альбом, принялась рисовать эскиз за эскизом, потом долго колдовала с подбором тканей. Нечаянно брошенный за окно взгляд оповестил о том, что наступает утро. Скоро на работу, а нечестивого мужа всё нет. Творческая активность моментально уступила место болезненным эмоциям. Измены она не потерпит. – Вон… вон из моего сердца, из моего дома, из судьбы, из жизни! Анна решила стереть из памяти вероломного отступника, к чему незамедлительно приступила: разложила все до единой вещи Петра, даже самые любимые, на закроечном столе, и принялась ловко, с чрезмерным энтузиазмом кромсать их портняжными ножницами. Разгневанная женщина, в свойственной ей агрессивной манере созидания увлеклась процессом уничтожения следов присутствия неблагодарного супруга в собственной квартире, будто бы создавала очередной бессмертный шедевр. Женщина всегда и всё делала с азартом, даже двор мела, словно рисуя очередной эскиз. Она любила создавать, но из-за неверности Петра получила разрушительный импульс, которого неожиданно сама и испугалась. Очнулась, когда вещи мужа превратились в ворох утиля. Анне вдруг стало стыдно, что её интеллигентную, добродушную сущность победила первобытная животная энергия. – С чего бы мне так переживать! Пришёл ниоткуда и уйдёт в никуда: диалектика бытия. Нечего было начинать! С самого начала было понятно, что семья – это безумная, не имеющая перспектив авантюра.