Женщина принялась успокаиваться, пробовала применить технику динамической релаксации. У неё даже начало получаться. В этот момент неожиданно заскрежетал ключ в замке входной двери. Анна схватила большой целлофановый мешок, принялась заталкивать в него клочки бывшей одежды, личные вещи мужа, документы. – Что это у нас происходит, Аннушка, это твой новый проект? – Это мой ответ Чемберлену… ты здесь больше не жи-вёшь… ясно! Убирайся вон, грязный похотливый ублюдок! – Я чего-то не знаю! Что здесь произошло, пока я был на работе… кто тебя так обидел? – Не выворачивайся, не притворяйся паинькой. Проваливай к своей пассии. Этой территории со всем её содержимым отныне для тебя не существует. Даже приближаться к моему дому не смей. Дёрнул же меня дьявол связаться с тобой. – Прекрати, любимая. У меня была тяжёлая смена. Не представляешь, как я устал. – Зато я творчески отдыхала. Благодаря тебе, лю-би-мый! Получи-ка мешок настоящих шедевров. Полюбуйся, в какие прекрасные наряды ты будешь теперь одеваться. – Плевать я хотел на эту ветошь. Ты – моя жена и вправе поступать как угодно. Купим новое. Но что произошло! Я не понимаю причины твоего бешенства. – Ах, так, не понимаешь! До замужества я была счастливой женщиной. Меня любили! Ты связал меня узами брака, намеренно превратил в несчастную зависимую жену, мерзкий развратник. – Стоп! С этого момента подробнее. Ты меня ревнуешь! Позволь узнать – к кому… разве я дал повод усомниться в верности? – Ещё бы… где ты был, негодяй? – Конечно же, на работе. Я предупреждал. У Постникова дочь заболела, а жена в командировке. Пришлось его подменить. Ну… вспоминай! – Да-а? Да! Ну, говорил… кажется. Как я могла забыть! Ты это, иди под душ, что ли… я пока это… быстренько завтрак приготовлю, чего-нибудь вкусненькое. Как же так! Заработалась наверно. Боже, да я ненормальная, похоже. – Не похоже, а точно. Немножечко чокнутая. Именно за это я тебя и люблю. – Не врёшь, точно любишь? – Ещё бы. А за ущерб ты мне прямо сейчас ответишь. Теперь он не вернётся А счастье пролетает как болид, Дробясь о ссоры, «правильные» фразы… Любовь – она как родинка – болит, Чернеет и пускает метастазы… Алексей Порошин Первая любовь, как и всё, к чему прикасаешься, соорудив предварительно затейливую башню из ярких романтических фантазий и загадочных снов с налётом волшебства, обманчиво сладкая. Влюблённый остро, каждой клеточкой тела чувствует малейшие нюансы, оттенки чего-то поистине чудесного, восхитительного, волнующего, вживается в чарующую роль, не понимая до конца, что на самом деле происходит. Тем не менее, с нетерпением ожидает, когда будет позволено открыть сокровенные тайны непознанного. Его преследуют приступы томления, хмельной аромат воспалённого желания, блаженная суета вокруг образа любимого, жажда прикосновений, волнение, беспокойство, вожделение, трепетные муки нежности, которую непонятно, как выразить. Испытав странную эйфорию от произнесения имени любимого, его присутствия, взгляда, прикосновения, запаха, голоса, смеха, хочется ощущать, слышать и вдыхать это всё как можно чаще, лучше непрерывно. Природа изобретательна на такие крючки. Миллионы ловушек расставляет она на пути каждого из нас в нужное время. Вот и Лилечка не смогла избежать соблазнов наивной юношеской влюблённости, хотя воспитана была родителями, которые смогли ненавязчиво, но конкретно, донести до её незрелого мозга суть, детали и последствия большинства изобретений эволюции в проекции отношений мужчины и женщины. Митя, замечательный черноглазый мальчишка с цепким взглядом и обходительными манерами, пригласил её на выпускном вечере на танец. Ничего особенного поначалу не происходило, кроме, пожалуй, личной реакции Дмитрия на прикосновение к тонкой девичьей талии. Его рука дрожала, лицо налилось ярким румянцем, на верхней губе и на лбу выступил пот. Митя путался в собственных ногах, наступая на Лилины туфельки, отводил в сторону взгляд, странно пыхтел, словно выполнял тяжёлую работу. На следующий танец он опять её пригласил. На этот раз крепко прижался, иногда забывал переставлять ноги. Лиля хотела отстраниться, но неведомая сила воспрепятствовало этому желанию. Мало того, стало любопытно, отчего мальчишка так потешно напрягся? Тело юноши вибрировало, руки нежно скользили по девичьей спине и талии. От него исходил странный запах, вдыхая который Лиля неожиданно для себя пришла в непонятное возбуждение. Возможно, причина была совсем не в этом. Ей было приятно чувствовать близость и тепло тела мальчика, с которым она соприкасалась впервые в жизни. Юные выпускники танцевали весь вечер, потом, когда весь класс пошёл гулять по ночному городу, держались за руки, что оказалось впечатляюще здорово. Казалось, будто в неё вливается неведомая энергия, которой настолько много, что хочется кричать от радости, обнимать всех подряд. Поцелуи и объятия, необъяснимым образом слившие их воедино чуть позже, были изумительно вкусными. Лиля, то теряла сознание от избытка чувств и впечатлений, то взлетала над собой, отделяясь от тела. Волнение захлёстывало её с головой, передавалось Митьке, который был неутомимо ласков. Это была незабываемая ночь. Их первая ночь. Лиля сама не поняла, как и почему всё произошло. Был момент, когда она испытала кратковременный шок, почувствовала стыд, ощущение вины. Димка глядел на неё с любовью. Было это два года назад. С тех пор они постоянно встречались. Митька называл её “моя девочка” и Лилёнок, умел производить впечатление, доставить наслаждение, дарил ей цветы, небольшие приятные сувениры, водил по музеям, театрам и кафе. Не слишком часто. Но никогда не говорил о создании семьи, не строил планов на будущее. Кроме Лили у него были другие девочки. Она время от времени узнавала об этом. Оказалось, что он не настолько застенчив и робок, чтобы обходиться одной единственной любимой. Лиля каждый раз хмурилась, сокрушалась, вздыхала, даже била кулачками в его совсем не гренадерскую грудь. И опять прощала. Девочка тонула в его чувственной наглости, растворялась без остатка в волнующей сладости ласк, трепетала от вожделения, от нежных рук и горячих губ. Однажды, когда Лиля особенно в нём нуждалась, он не пришёл, хотя девочка готовилась к этой встрече. Позже он позвонил. Фоном была слышна приглушённая музыка, звонкий девичий смех… Лиля кусала губы, рвала на себе волосы, размазала по лицу и любимому платью тщательно нанесённый специально для свидания макияж. Ей было плохо. Очень плохо. В ревнивой лихорадке, в полубезумном наваждении, Лиля позвонила мужчине, который давно безуспешно добивался её благосклонности. От отчаяния, в приступе безутешного горя. Лиля угощала Рамиля приготовленными для Митьки блюдами, зажгла свечи из магазина интимных принадлежностей с возбуждающим запахом, купалась с ним в ванной, где плавали пластиковые игрушки, которые они покупали вместе с любимым специально для такой процедуры. Лиля напилась, нервничала, но ничем не смутила нечаянного любовника. Он был возбуждён и настойчив. Спали на простынях, на которых были вышиты её и Мити инициалы. Позже Лиля долго не могла прийти в себя: мучилась, восприняв состоявшуюся близость как насилие, долго рыдала, пока не обессилела полностью. Ничего, понимаете, она ничего, кроме отвращения к себе не чувствовала. Не меньшую брезгливость и стойкую неприязнь вызывал образ Митьки, её Митьки. Именно из-за него случилось так нелепо и гадко, что хотелось удавиться.