Косыми струями дождя Отплачет брошенная осень… Ты был жесток с ней, уходя К очередной из юных вёсен. И та, увы, обречена На боль осенней непогоды… Другая глупая весна Сведёт с соперницею счёты! Геннадий Ермошин Не в первый раз Антонина убедилась, что природа независимо от обстоятельств всегда стремится к состоянию гармоничного равновесия, тогда как жизнью и человеческими отношениями повелевают энтропия и хаос. Слишком хрупкие структуры – доверие, искренность – дунь и рассыпаются. Не успеешь выстроить из малюсеньких кирпичиков основание фундамента взаимной симпатии, обжить его, чтобы не абы как, а красиво, аккуратно и прочно продолжить возведение счастливого будущего, как оно начинает трещать по швам. Объяснение – любовь, это всего лишь игра, безумие, топливом которого являются гормоны. Выключили фай-фай, забыли пароль, не внесли вовремя абонентскую плату – гудбай: сами виноваты, нужно было следить за трафиком. Удивительно и странно лишь то, что страдает, как правило, не тот, кто стал банкротом, в чью кровь перестали поступать по причине лени или пресыщенности витамины любви, а тот, кому добродетель не даёт права жить во лжи. Антонина так любила своего мужчину, что даже случайную измену могла простить, если есть хоть малюсенький шанс начать строительство счастье с ноля, если удастся себя убедить, что он способен осознать, что причинил незаслуженную боль, что так жить нельзя. Опыт предательства Антонина имела ещё в школе. Поруганная первая любовь рвала душу до встречи с Егором, который вниманием и участием сумел заживить кровоточащие раны. Увы, он тоже оказался эгоистом, только прятал до поры неспособность быть великодушным и милосердным, поскольку цена обмена любви на секс некоторое время его устраивала. Увлечённый игрой в возвышенные чувства, Егор щедро впрыскивал в отношения эмоциональные транквилизаторы, делающие пресное – сладким, бесцветное – красочным и ярким. Антонина жила все эти годы в выдуманном мире, в котором было установлено табу на аудит реальности. Подвергнуть сомнению незаурядность и достоинства Егора как единственный смысл жизни было немыслимо, преступно. Она-то знала, что любовь – полная самоотдача, погружение в плоть и кровь до степени растворения, когда ты – это он, а он – это ты. Хорошо любимому – значит хорошо всем и наоборот. У человека, который любит, нет, и не может быть претензий к партнёру, разве что незначительные разногласия, поскольку реальностью становится не то, что на самом деле, а то, как ты это себе представляешь. И вот итог – у Егора появилась другая женщина: молодая, эффектная девочка, тренер по фитнесу – длинноногая Яночка. Муж цинично сравнивал новые и старые отношения, физическую привлекательность юной возлюбленной отнюдь не в пользу Тони. Красиво уйти – тоже талант. Кто-то, расставаясь навек, умудряется остаться другом. Егор не пожелал тратить духовную энергию на ту, которая в одночасье стала бесперспективным, более того, враждебным по причине неприязни и холодности прошлым, этаким раздражающим фактором. И неважно, что причин уходить, громко хлопая дверью, не было совсем. – Ты ничего не понимаешь, – злобно рычал он, – у нас любовь. Наш с тобой брак – досадное недоразумение. Мне нужна была женщина. Ангел она или похотливая самка – мне было тогда без разницы. Лишь бы молодая была, симпатичная, упругая, в меру доступная. В тебе всё это было, было в избытке. Ты на самом деле была изумительно хороша. Но пойми – однообразие приедается. Ты меня больше не возбуждаешь. – Зачем ты так! Это же ложь. Ты любил меня по-настоящему. Чувства невозможно изобразить, если их нет. – Плевать я хотел на твои доводы, на слёзы тем более. Что ты понимаешь про любовь! Может, что-то такое и было у нас с тобой. Наверно я находился под гипнозом. Растаяло, улетучилось, растворилось. Власть твоих соблазнов закончилась. Ты стала невкусной, пресной. Я свободный человек, позволь мне самому выбирать! Обсуждать с тобой, прав я или не прав – не желаю. С каждым новым оскорблением сопротивление Антонины слабело, желание отстаивать резонные аргументы иссякало. Создавалось впечатление, что он с наслаждением её добивает. Зачем? Оттого, что не мог простить собственной слабости, своих ошибок? Они развелись. Егор с помощью адвоката отвоевал квартиру (документы на неё были оформлены так, словно Егор заранее планировал этот процесс), выселил Тоню в коммуналку, в малюсенькую комнатушку без удобств. Она не сопротивлялась. Не было сил воевать. Что ещё хуже – суд оставил ему дочь. Антонина была замужем, выполняла обязанности домохозяйки, доходов не имела. Егор без труда доказал её финансовую несостоятельность. Что чувствовал победитель – тайна за семью печатями. Новая пассия не стремилась получить ярмо в виде свидетельства о браке. Ей хватало физической любви, подарков и прочих материальных знаков внимания. Вести хозяйство, заниматься ребёнком любовница отказалась, да он и не настаивал. Антонина вечерами перелистывала семейные альбомы, погружаясь с головой в атмосферу недавнего прошлого, в котором было всё, включая любовь. Было. Какие же они были молодые, какие красивые. Это медовый месяц в Крыму. Кроме любви и моря им ничего не было нужно. Даже есть порой забывали. А это Лебяжий остров. Кто же фотографировал? Ей казалось, они там были одни. Доступная! Где там. Егор добивался интимного сближения больше года. Именно там, в туристической палатке, они познали таинство соприкосновения, когда вопрос о создании семьи был решён окончательно, даже день свадьбы назначен. Врёт он всё, злится на неспособность отказаться от соблазнов, на своё же предательство. Ну и пусть, пусть живёт по собственным правилам. Она не такая. Этим всё сказано. Вот они купаются голышом в горном ручье, вот путешествуют по степи на лошадях. Посиделки у костра, песни под гитару. Лыжные прогулки, Новый Год. Это она в новом платье в большой красный горох, которое Егор купил, когда Тоня была в родильном доме, встречает его с работы. Вот он на беговой дорожке, тут играет в баскетбол. Школа. Тогда всё началось. На выпускном. Первый поцелуй. Сладкий-сладкий. Ничего, она переболеет, она сильная. Отогреется, оживёт, отсудит Юльку. Что ни день – слёзы. Прошлое не давало дышать, рвало ткань души по живому. Дочь она забирала к себе по субботам. Забрасывала все дела, гуляла с ребёнком (там, где была счастлива с ним, с Егором), играла, читала книжки, пыталась забыть всё плохое. Не получалось. Незримая нить связывала её с бывшим мужем. Слово-то какое колючее – бывший. – Может ещё вернётся, – думала она и тут же прикусывала язык. Зачем? Дважды в одну воду не зайти. Нужно записать все воспоминания, переживания на бумагу и сжечь. Этакий ритуал освобождения от прошлого, отторжения его от себя. С Яной у Егора не сладилось. Однообразие теперь приелось несостоявшейся невесте, но сначала она основательно высосала его финансовые ресурсы. Егор теперь мечтал о домашнем уюте, о сытной стряпне, глаженых рубашках. У подруги были иные представления относительно отношений мужчины и женщины: безудержный секс, шумные вечеринки, модные наряды, путешествия, шопинг. Ей было необходимо ощущение праздника, а Егор неожиданно понял, что устал от вечного праздника. На этот раз бросили его. Антонина не раз и не два видела, как он подглядывает за ней и Юлей в парке. Скучает. Поделом тебе! Нет, она не злорадствовала. Внутри поселилось холодное равнодушие, только и всего. Дочь ей отсуживать не пришлось. Сам привёл, сам попросил оставить у себя. Даже дал денег. – Прости. Глупый был. Может мы это… того. Дочка ведь у нас, ради неё, а! – Ты выглядишь смешным, Егор. Я успела привыкнуть жить одна. Помнишь, у Есенина – к прежнему возврата больше нет. У всего на свете есть срок годности. Любовник второй свежести. Это про тебя. Хотя, я не проверяла, врать не хочу. Представляю себе заголовок – Сгорел в погоне за страстью. Я не доктор, Егорушка. Справляйся со своими проблемами сам. Меня уволь. Ничто их больше не связывало, даже скандалить было нелепо, скучно. Перед Тоней стоял чужой постаревший мужчина, который вдруг забыл, что уже не имеет права извергать обвинения и проклятия. – Я же тебя любил, – шептал он позднее в телефонную трубку, – мне плохо. Разве я был плохим мужем? – Извини, не помню, каким ты был. – Дрянь, какая же ты дрянь! У нас дочь. – В том-то и дело, что помню, каким был её отец… когда-то. Не звони больше, не надо.