— Тоширо, нет! — Прощай, сестра, — майор Куба переступил порог. — Сто человек ждут меня — и я не могу их подвести. Он резко повернулся и побежал по ночным улицам Порт-Гибсона, стараясь не обращать внимания на крик Каминари — крик, который причинял боль не столько его ушам, сколько его сердцу. Майор Куба Тоширо уже садился в лодку и заводил мотор, когда где-то у него за спиной и одновременно высоко над головой ярко вспыхнул маяк острова Гибсона. «Надвигается шторм». Глава 4 «То утро было очень серым…» В то утро Фаустина-Кассандра Адиль Барриентос (лейтенант Кассандра Барриентос, Военно-Воздушные силы Альбионской Имперской Федерации, 1-й Воздушный Легион Филиппинского Содружества) проснулась раньше обычного и задолго до рассвета. Потому что день предстоял сложный и опаздывать было никак нельзя. Невероятным усилием воли оторвавшись от койки, она направилась в умывальную комнату. «То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало…» В свое время Кассандра получила очень религиозное воспитание, но никогда не была суеверной. Никакого противоречия здесь не было, потому что в католической школе ей объяснили, что суеверие — это тяжкий грех. Поэтому глупый стишок, преследовавший ее с самого пробуждения, Кассандру нисколько не смутил. Только раздражал. Откуда она вообще его помнит? «То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало, Застыли быстрые галеры…» Вспомнила! Вспомнила. В школе учили. Что-то из жизни древних римлян. Или греков. Там еще продолжение было… «То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало; Застыли быстрые галеры у деревянного причала…» Еще бы автора вспомнить, и будет совсем хорошо. Впрочем, это может обождать. На выходе из казармы Кассандра столкнулась с двумя коллегами, альбионскими пилотами из соседней учебной эскадрильи. Некоторое время она размышляла над тем, как ей следует поступить — молча пройти мимо с гордым и независимым видом, или все-таки вежливо поздороваться, как ее учили в католической школе? Но не успела Кассандра принять решение, как альбионцы решили эту дилемму за нее. — О, а вот и наша филиппинка! — ухмыльнулся первый. — Филиппинка-Апельсинка! — подхватил второй. После чего добавил нечто гораздо более смешное, но при этом совсем уже неприличное, что заставило его самого и его товарища громко и радостно заржать. «Козлы», — с тоской подумала Кассандра и мысленно добавила еще несколько нелестных эпитетов, которые приличной девушке из католической школы знать было вроде не положено. Не только эти два придурка. Все альбионцы — козлы. Конечно, они как бы союзники и товарищи по оружию, но при этом у них есть примерно одно достоинство — они все-таки лучше коммунистов. Строго говоря, почти кто угодно лучше коммунистов. С коммунистами у мисс Барриентос были собственные счеты. Японо-китайские захватчики даже не успели войти в Манилу, как их местные сторонники из «Народной Республики Тондо» расстреляли отца Кассандры, простого школьного учителя, назначенного «приспешником старого режима» (расстрелом командовал один из бывших учеников); чуть позже — дядю-аптекаря (по той же статье) и старшую сестру (просто подвернулась под руку). Уцелевшим членам семьи пришлось бежать на Палаван, под защиту Имперского-и-Федерального Альбионского Флота. И с тех самых пор Кассандра признавала коммунистов только одного сорта — хороших коммунистов. То есть мертвых. «А разве бывают другие хорошие коммунисты?» — задумалась она, но так и не нашла ответа. Когда сеньорита Барриентос добралась до родного ангара, то обнаружила, что на сей раз Хенни (капитан-инструктор Хенни ван дер Бумен, ВВС Альбионской Имперской Федерации, 2-я Воздушная Армия Нового Восточного Альбиона) ее опередила. По ее внешнему виду и поведению было трудно понять — то ли очень рано встала, то ли вообще не ложилась. Хенни всегда очень странно выглядела, и Кассандра ее откровенно побаивалась. Конечно, Хенни ван дер Бумен не являлась чистокровной альбионкой, к тому же принадлежала к женскому полу, то есть была почти настоящим человеком. Но примерно этим списком ее достоинства и ограничивались. Потому что Хенни ван дер Бумен была совсем сумасшедшая. Нет, не в переносном смысле — если в переносном, то добрую половину знакомых Кассандре авиаторов можно записать в сумасшедшие. А в самом что ни на есть прямом — буквальном, медицинском смысле этого слова. Конечно, нельзя ее судить слишком строго. Особенно после того, что мисс ван дер Бумен пришлось пережить на войне. Потом еще эти странные слухи про секретную экспедицию на Марианские острова… [1] Ей бы в желтом доме сидеть, в смирительной рубашке, под замком и за толстыми решетками. Но вместо этого Хенни гоняет в Альбионской Воздушной Академии зеленых курсантов и молодых пилотов из союзных держав и вассальных княжеств. Вот и Кассандру отдали под ее покровительство. Офицер Барриентос упомянула об этом в письме матери, и мама радовалась — «это хорошо, что твоим начальником будет женщина, не станет руки распускать». Сеньора Барриентос была настолько доброй католичкой, что даже понятия не имела о существовании таких порочных людей как Хенни ван дер Бумен. Интересно, что эта ненормальная выкинет сегодня? Опять начнет приставать и руки распускать?.. Но сегодня Хенни вела себя довольно прилично. Только все равно странно. Забралась с ногами на груду пустых снарядных ящиков, и то и дело прикладывалась к термосу, из горлышка которого поднимались густые клубы пара. Кассандра осторожно принюхалась. Судя по всему — очень крепкий кофе, смешанный с авиационным бензином. Или денатуратом. Хенни ван дер Бумен могла и не такое выпить. Кассандра Барриентос могла свидетельствовать об этом в суде. — Сегодня потеряешь девственность, — внезапно сказала Рыжая Ведьма, оторвавшись от своего адского пойла. — В смысле, полетишь без меня. Самостоятельный патруль, понимаешь? Без дураков. Как взрослые тети и дяди. С полными баками и магазинами. Ракеты, пушки и все остальное дерьмо. Сердце Кассандры подпрыгнуло от радости куда-то в район потолка, но внешне она оставалась невозмутимой: — Так точно, мэм! Разрешите уточнить? Одиночный полет? — Вот дура, — вздохнула капитан Хенни. — Я же ясно сказала — «патруль». То есть вас будет двое. Но так и быть, назначаю тебя командиром звена. О, а вот и твоя напарница. Очень кстати. — Я не опоздала?! — в ангар влетела запыхавшаяся Тильда (лейтенант Матильда Чан, ВВС АИФ, авиакрыло Вольного Города Сингапура). Вообще-то Тильда никогда не опаздывала, но панически боялась опоздать. Тоже какая-то детская травма, полученная где-то на полпути между сгоревшим Макао и чудом устоявшим Сингапуром. Больше лейтенант Чан не боялась ровным счетом ничего. Прежде чем отправиться на курсы пилотов, Матильда была воздушным бортстрелком — прослужила полгода на борту морского патрульного бомбардировщика, и за это время сбила двух разведчиков ВАССС над Южно-Китайским морем. На новом месте она получила специальное разрешения от командования нарисовать две звездочки на корпусе своего истребителя. За глаза ее называли «Тильда-Смерть» и другими страшными именами — ничего общего с Апельсинкой. — Нет, как раз вовремя, — на удивление мирно и вежливо отозвалась Хенни. — Итак, дамы, я вроде бы должна вас поздравить и произнести напутственную речь, что-то типа: «теперь вы офицеры Имперской Федерации, несите это звание с гордостью», «вы — железные лЕди в стальных кораблях» и прочее бла-бла-бла. Но не станем обманывать друг друга. Мы все здесь временно — как только покончим с япошками, разбежимся по домам. Все империи — тлен, а некоторые даже говно. Я знаю, о чем говорю — одну империю я уже пережила. Прежде чем меня закопают, надеюсь пережить еще несколько. — Далее произошло нечто совсем невероятное. Капитан ван дер Бумен нырнула в груду ящиков и вернулась с толстой книгой в черной обложке с золотым тиснением. — Я тут нашла кое-что, соответствующее моменту. Один из моих прежних командиров (мир его праху) очень любил это сентиментальное дерьмо. Цитировал к месту и ни к месту. До сих пор в ушах звенит. Прикажете мне одной страдать? Нет уж, с этого дня — и в ваших ушах тоже. Мировая премьера! Слушайте. — Хенни перелистнула несколько страниц и откашлялась: Мы — латники на границе [2]. Готы, гунны, вандалы, исаурианские горцы, Римляне не по рожденью, а по случайности службы, Знаем мы все так мало (больше мы знать не хотим) О Метрополисе странном: о храмах его со свечами, Сенаторах-педерастах, облаченных в белые тоги, Спорах на ипподроме, кончающихся резней, О евнухах в пышных салонах. Здесь проходит граница, здесь наш бивак и место, Бобы для походной кухни, фураж для наших коней И тяжесть римских доспехов. Ну, хватит! Лишь тот из нас, Кто в сумасшедшей скачке, достав тетивой до уха, Вбивает тяжелые стрелы в чеканные латы персов, Пронзая насквозь доспехи, успех завершая копьем, — Лишь тот достоин почета, достоин нашей любви. Меч свой в ножны вложить властно велел Христос Святому Петру, когда стража их превзошла числом. Тогда и была дана Святому Петру возможность Словом поднять толпу, на помощь ее призвать. Петр нарушил обет и от Христа отрекся. У нас за случай такой — забрасывают камнями, А не возводят в сан… Ни веры, ни истины нет, ни святости в Церкви Петровой, А справедливости нет ни во дворце, ни в суде. Священнику все равно, что мы продолжаем дозором Посменно стоять на валу. Достаточно нам вместо Бога, Чтоб на хоругви дракон от ветра распахивал пасть. Сердце империи — мы, а не этот облупленный город: Гнилому дереву жизнь продлевает только кора. «Ни веры, ни истины нет, ни святости в Церкви Петровой», — мысленно повторила Фаустина-Кассандра Адиль Барриентос. — «Хорошо, что мама этого не слышит!» — Все поняли? — Хенни резко захлопнула книгу. — Латники на границе — это мы с вами. Белголландцы, филиппинцы, сингапурцы. Только вандалов и гуннов не хватает. Впрочем, нет. Вандалы, как всегда, идут с севера, а гунны — с востока. Надо же, кое-что еще помню, — фыркнула капитан ван дер Бумен. — Издержки классического образования. Впрочем, всем насрать. Да. Гм. На чем я остановилась? Ах, да. Ладно, проваливайте. По машинам. Я вас даже провожать не буду. И следить за вашим полетом — тоже. Все разрешения получены и подписаны, говорите с контрольной башней без меня. Если вдруг разобьетесь нахрен — прошу на меня не валить. — Будда не допустит подобной несправедливости, — заявила глубоко убежденная в своей правоте Тильда, а Кассандра машинально перекрестилась. — Глупенькие, — осклабилась Хенни. — Сейчас только один бог должен вас интересовать. Совсем другому богу вы должны молиться. Богу войны. Во славу Марса! Марс, Арес, Ларан — называйте его как хотите, у него много имен. — А я и молюсь ему, — неожиданно для себя самой призналась Кассандра. — Господину Воинств, Властелину Небесных Армий. Тому, кто не мир принес, но меч. — Как все сложно, — пробормотала Хенни ван дер Бумен и снова приложилась к своему Термосу-из-Преисподней. — Вы все еще здесь?! Я же ясно сказала — пошли прочь! Шагом марш!!! — Что это было?! — недоуменно спросила Матильда, когда они удалились от ангара на безопасное расстояние. — Хенни в своем репертуаре, — пожала плечами Кассандра. — Мировая премьера. В штабе эскадрильи их встретил усталый дежурный офицер, пробурчавший нечто вроде «явились на мою голову» и продолжавший втыкать флажки в большую карту южной части Тихого Океана, занимавшую почти всю стену справа от входа. Карта в целом выглядела неплохо, много темно-красного альбионского цвета, но встречались исключения. После того как Седьмая (или Восьмая?) французская республика заключила тайное соглашение с ВАССС, воздушные пираты и разведчики Сферы использовали французскую Новую Каледонию как свою основную базу в этом уголке мира. Разумеется, французы все отрицали, но их секретный пакт с остазийцами являлся секретом Полишинеля. Так или иначе, пилотам с базы ВВС АИФ Фицрой, что на восточном побережье Австралийского материка, редко приходилось скучать. — Ваши позывные «Орка-Лидер» и «Орка-Дубль», — наконец-то снизошел до них дежурный офицер. — Две машины ожидают вас на взлетной полосе номер 1. Патруль номер Три, «Морская прогулка», стандартный маршрут. Знакомый маршрут, я надеюсь?