– Не дрейфь! – пихнула меня в бок Алла. – У меня тоже шлейф. – Я не дрейфлю… не дрейфю… короче, не это самое. Просто хочу дожить до последнего танца, не задохнувшись. – Похвальное желание, – кивнула Алла. – Тогда прыгай на пару сантиметров пониже. Береги дыхание. Вот ведь какая заботливая! В итоге я прыгала на пару сантиметров ниже, но все равно чувствовала себя стреноженным стрекозлом. Бедные девочки в кринолинах. Бедное казенное имущество. Бедная Ангелина. Мы сталкивались, наступали друг другу на юбки, смеялись от души, раскраснелись и провалились в детство с головой. Ну, по крайней мере, я. Хоровод с характерной безуминкой – то, что надо, чтобы отвлечься от серьезных взрослых проблем. Я их, кстати, не просила к себе являться. Сами пришли. Вот пусть сами себя и расхлебывают, а я еще немного попрыгаю! После того как Игорь – который вспотел, умаялся, плюнул на конспирацию и снял маску еще во время дикой маорийской хаки, – объявил следующий танец, мы с Аллой снова отступили к стене. Американские танцы середины двадцатого века – это вам не хухры-мухры, с турнюром их хорошо не станцуешь, а плохо… без надежного кавалера тоже вряд ли получится. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня уронили в процессе акробатического элемента. Может, если бы Вадим предложил… Но его что-то не было видно. Зато я наконец увидела Барби. Не пропустив пока ни одного танца, наш олененок Бэмби, казалось, совсем не устал. Наоборот, в ожидании, когда заиграет музыка, он нетерпеливо бил копытцем по полу… то есть каблуком по паркету. Волосы у Барби чуть растрепались, на щеках расцвел румянец, и она улыбалась во весь рот. Музыканты что-то там настраивали в своем углу, флейта сдавленно попискивала, счастливицы в коротких платьях готовились утереть нос всем остальным… И тут к Барби подкрался очередной кавалер, обхватил ее за талию и закружил на месте, не дожидаясь первого такта. Она откинула голову назад и от души рассмеялась. Взяла его за руку, остановилась, посмотрела на секунду в глаза… И тут их догнала музыка. А мы с Аллой – впрочем, не только мы – наблюдали, раскрыв рты, за танцем, который мог бы случиться где-нибудь на международном фестивале. Ну, уж точно не на любительском балу, где мужчины танцевали «для массовки», а девушки – чтобы приглянуться какому-то там миллионеру. Начинали Барби и ее партнер как на вечеринке в честь выпускного в старших классах. Весело, задорно, чуть неуверенно, изучая движения и манеры друг друга. Разошлись, сошлись, поменялись местами, хлопнули в ладоши, снова разлетелись на длину рук. И ноги ни на секунду не замирали на месте. Стук каблуков о пол, покачивания колен, движения бедрами… нет-нет, в длинном платье это было бы совсем бессмысленно! Я закусила губу. Чем дальше я смотрела на Барби, тем больше жалела, что на мне корсет и дурацкий турнюр, а не что-то по моде двадцатого века. Тем временем Барби с кавалером успели изучить друг друга, поймать ритм, поверить в то, что возможно все, и танец не то чтобы перестал быть томным. Он просто перестал быть танцем, превратившись в каскад поддержек и акробатических элементов, в какой-то донельзя горячий диалог двух людей, влюбленных в музыку и веселье; а еще все в зале узнали, какого цвета у нашей подруги нижнее белье. Бордовое. И бантики на резинках чулок – в цвет. Играла мелодия Гленна Миллера, дворец под Петербургом на мгновение превратился в данс-холл, башмаки и туфельки выстукивали ритм, Барби почти не касалась пола. Она держалась за кавалера кончиками пальцев, улыбкой, взглядом, и связь эта не прерывалась, даже когда она взлетала в воздух и крутилась. Если бы это был мультик или фантастический фильм, надо было бы обязательно добавить искры, разлетающиеся от нее во все стороны. И как только такая искра попадала на человека, он тоже начинал улыбаться, не в силах противостоять радости и свету. Ярко и весело, весело и ярко, раз-два-три-четыре… Уфф. Последняя нота еще звенела в воздухе, а они уже остановились, тяжело дыша. Высокий красавец взял ладонь Барби и прижал к губам, а она вдруг засмущалась и осторожно забрала руку, улыбнулась на прощание и скользнула в сторону. К нам. – Ну ты даешь! – сказали мы хором с Аллой. Барби с трудом переводила дыхание, ее идеальная прическа наконец-то стала растрепанной, а в глазах все еще отражались пятидесятые и линди-хоп. – Да? – спросила он, отдышавшись. – Не слишком… глупо это выглядело? – Ты чего. Это выглядело круто. – Надеюсь, – она медленно выдохнула и заправила за ухо выбившуюся прядь волос. – Знаете. Кажется. То есть совсем не точно. Но может быть. Это был он. – Кто «он»? – Александр. – Думаешь, наш миллионер – это по совместительству звезда линди-хопа? – недоверчиво протянула Алла. – Уж слишком хорошо он танцевал. – Или кто-то очень похожий на него… – Барби мечтательно прикрыла глаза. – Девочки, как он двигается… – Так-так-так, – Алла погрозила ей пальцем. – Кто там утверждал, что не верит в сказки? А теперь краснеет, бледнеет и трепетно вздыхает? Сохраняй холодную голову, эй! – Эй! – эхом вскрикнула я, когда меня пихнули сзади. Обернулась и обнаружила взволнованного Зинчика, который еле слышно прошипел: – А ну пошла танцевать! Потом объясню! И я пошла. Сначала пошла, а потом лихорадочно завспоминала, что там у нас дальше? Конга? Мамочки, а я ее вообще танцевать-то умею? Все, что я помнила о конге, это была цитата из ужасно смешной книги Джеральда Даррелла про гончих Бафута. «Раз-два-три, брык!» – вот оно, все богатство моих знаний о предстоящем веселье. Как и следовало ожидать, в результате были пострадавшие. Один пострадавший. Несчастный турнюр. Я даже немного удивилась, что он решил отваливаться на второй минуте конги, а не на первой. Потому что не рассчитано чопорное английское платье конца девятнадцатого века на то, что в нем будут носиться по кругу, на каждый четвертый шаг подпрыгивая и брыкаясь то одной ногой, то другой. Это было даже круче хаки, потому что незнание танцевальных па я решила компенсировать энтузиазмом. Ну что. Компенсировала. И срочно отступила в угол. А то что это такое: вроде приличная леди, а у нее попа отваливается. Непорядок! В итоге, давясь от смеха, Алла и Барби пытались что-то там у меня сзади поправить, приколоть и вернуть на место, а я стояла и делала вид, что все нормально. Чтобы не привлекать внимание Ангелины, если она вдруг решит проверить, как проводят время участницы шоу. – Почти, почти! – пыхтела Барби. – Я его просунула. Ал, как его там зацепить? – Блин, неровно встал. – Алла резко выдохнула и стукнула кулаком по турнюру. Из-за этого специальная накладка на попу снова выпала из-под юбки. – Жень, ты же переживешь, если придется остаток вечера провести с перекошенной жо… – Не переживу, – отрезала я. – Если я пойду танцевать танго в таком виде, то бал превратится в комедийное шоу. А потом на это будут смотреть тысячи зрителей и показывать пальцем. – Тогда стой в углу. – Вот уж нет! Давайте еще попробуем… – Тебе-то легко, – сказала Барби. – Стоять и переживать за результат – самая приятная часть починки, конечно. – Зато самая нервная, – насупилась я. – Пожа-а-алуйста… – Булавок не хватает. – Щас найду! – Я как раз увидела, что к нам снова движется вдоль стены Зинчик, и шагнула ей навстречу: – Извините, у вас булавки не найдется? – и добавила чуть слышным шепотом: – Заговоренной. – Возьмите, конечно, милочка. – Зинчик пошарила в кармане и извлекла обычную, на первый взгляд хлипкую булавочку. На самом деле на нее можно было пришпилить целый мешок с картошкой, и тот удержался бы. Что уж говорить о какой-то подушечке… – Спасибо! – Не за что! – И почти беззвучно: – Больше можешь не танцевать, если не хочешь. – А если хочу? – Тогда танцуй, – и подмигнула. Через несколько секунд турнюр волшебным образом встал на место, Барби ускакала плясать ча-ча-ча и утащила за собой Аллу, а я отправилась по залу искать розу. Потому что как еще танцевать танго, если не с розой в зубах! И нашла, между прочим. В процессе добычи цветка я коварно разорила целую художественную композицию из палочек, веточек, папиросной бумаги и растений. Роза была синяя, искусственная и очень ненатуральная, но никакой другой все равно не было, так что я смирилась. – Девочки-девочки, – вдруг незнамо откуда выскочил Иннокентий сразу после окончания ча-ча-ча и принялся сгонять нас в центр зала. – Таа-а-ак, ты сюда, а ты сюда, ты, с розой, чуть-чуть влево, дай я тебя немного подвину, отлично! Ты в первый ряд, а ты присядь… Все? Теперь глядите вон туда, мы делаем фотосъемку для рекламных материалов! Логично. Повседневная одежда и повседневная одежда с фартучками – это не так хорошо для рекламных материалов, как платья разных эпох. Фотоаппараты все щелкали и щелкали, а я вдруг поняла, что хорошее настроение куда-то уходит. Утекает сквозь пальцы, испаряется… Я внезапно ощутила, насколько сильно устала. Заболела щиколотка на ноге, в ушах зазвенело, воздуха стало не хватать совсем. Может, ну его к черту, это танго? Но пока я колебалась, Вадим оказался совсем близко – как обычно, подкрался сзади беззвучно и незаметно – и приобнял меня за талию. – Вы обещали мне танец, прекрасная леди. – Да… – я замялась. Мысли почему-то стали медленные и неповоротливые, не хотелось ни шутить, ни острить в ответ. Но я все равно попыталась. – Однако у меня уже есть кавалер. И подняла руку с розой. В ответ Вадим ответил: – У каждого свои недостатки! Взял цветок в зубы, улыбнулся мне, и мы начали танцевать. Небо и земля. Если сравнивать первый танец с последним, то они были как небо и земля. Если раньше я парила, то теперь каждый шаг давался так тяжело, будто земное притяжение увеличилось как минимум вдвое. Вадим что-то сказал, я рассеянно кивнула в ответ… Быстрей бы этот бал уже закончился. Даже не стала перехватывать розу, хотя всего пять минут назад это казалось смешной идеей. Вадим нежно провел рукой у меня по спине. Потом спросил: – Совсем вас корсет утомил, да? Я молча кивнула. В голове зазвенело, потом раздался тихий щелчок, будто где-то лопнула тонкая струна. – А как насчет фикуса и… – Не решила пока, – я и вправду не додумалась пока до правильного ответа на вопрос. А неправильный давать не хотелось. – Давайте я вам… позвоню, например? – Давайте, – согласился он. – Пришлю вам свой телефон. А пока, может, вас проводить в гримерную? Все равно это последний танец… Скоро все уже пойдут переодеваться. – Да. Спасибо.