Десерней отвесил Софии безукоризненный поклон, и она постаралась правильно присесть в реверансе. — Леди Гамильтон, вы удивлены? — Не то слово. — Я надеюсь, что нашел вас в добром здравии? Она пристально посмотрела на него: — А вы, месье? — Она вспомнила его, чуть не упавшего в обморок у нее на руках, ощущение его кожи, страх за его жизнь. — Вы вполне поправились? На его губах появилась еле уловимая улыбка, и он не ответил. В ней был задор, как будто он знал заранее, что она не станет задавать вопросы, которые действительно имели значение: «Что случилось с тобой после той ужасной ночи? Что, скажи на милость, ты делаешь здесь?» София оторвала взгляд от него и заметила, что Онория смотрит на него с нескрываемым любопытством. Нужно их представить, пока ситуация не стала абсолютно ненормальной. — Возможно, вы незнакомы со старшей дочерью хозяев дома? Мисс Монтегю, позвольте представить вам месье Жака Десернея. В тишине, которая последовала за поклоном и обменом любезностями с обеих сторон, Онория сказала: — Добро пожаловать, месье. Вы впервые в Брайтоне? — Да. — Вы здесь надолго? — На несколько дней. Я приехал вместе с месье и мадам де Вийер, — он кивнул в сторону французской пары, стоявшей неподалеку. — Маркиз! — воскликнула Онория. — Он большой друг моего отца. Да, они принадлежат к одному и тому же клубу в городе. Удивительно, что мы не имели чести познакомиться с вами ранее. — Я только недавно приехал в страну. Его голос был мягким и волнующим в контрасте с его крупной фигурой. Это было похоже на другие их встречи — она вспомнила то, как он говорил, как стоял, как смотрел на нее. София знала, что он изучал ее, делая каждое слово испытанием, он хотел вовлечь ее в разговор. «Кто ты?» Тот, кто стоял перед ней, был вовсе не осужденный Десерней; звание солдата было сброшено вместе с его изорванным в лохмотья мундиром. Его новая маска сидела на нем как влитая, словно он носил великолепно скроенную одежду и вращался среди таких людей, как маркиз всю свою жизнь. Тем не менее этот образ тоже, скорее всего, был поддельным. Она смотрела на него из-под прикрытых ресниц и узнавала его прямой, ищущий взгляд из тех их первых встреч. Он ждал, пока она сделает движение, скажет что-нибудь, но София совершенно не имела понятия, к кому она будет обращаться. Она заставила себе произнести: — Вы надолго приехали в Брайтон, месье? Онория удивленно посмотрела на нее: она ведь сама пару минут назад задавала этот же вопрос, а в глазах Десернея мелькнула лукавая искорка. София поспешила продолжить: — Я хотела сказать, вы здесь с какой-либо определенной целью? — Да, чтобы увидеть вас. Глаза Онории расширились еще больше, когда она переводила взгляд с одного на другого. Сердце Софии бешено забилось. — Вы думаете, — начала она гневно, затем постаралась смягчить свой тон, — что наше незначительное знакомство оправдывает такое заявление? Его интонация была ровной. — Все, что я знаю, это то, что я счел невозможным отказаться от приглашения на сегодняшний вечер. — Он повернулся к Онории и пояснил ей с приятной улыбкой: — Понимаете, мадемуазель, мы с леди Гамильтон уже встречались, больше, чем однажды. Онория уставилась на него, совершенно растерянная, но очарованная, жаждущая услышать признание, которое он, казалось, собирался сделать. София не могла выносить того, что он обсуждает их секреты с третьим лицом. Она неуверенно улыбнулась Онории и быстро проговорила: — Да, дважды в Новом Южном Уэльсе и один раз в Лондоне. Месье Десерней недавно служил в вооруженных силах ее величества. Мы немного знакомы друг с другом через моего отца. София увидела, как его лицо напряглось, и он посмотрел на нее с таким выражением, которое она могла интерпретировать с поразительной легкостью: упрек с оттенком презрения. Голос Онории был восхищенным: — Вы сражались за Англию? В каких войсках, месье? — «Британские стрелки». Онория, по всей видимости, не слышала этого названия прежде, ей это было не интересно. Ее щеки порозовели оттого, что она оказалась в гуще таинственных отношений между этим джентльменом и ее подругой, но она не была обязана разделять враждебность Софии. Жак подарил ей очаровательную улыбку, которая предназначалась и Софии. — Вы позволите мне представить вам своих друзей? — Он поклонился и пошел по направлению к французской паре, прежде чем одна из них могла что-либо ответить. Онория сразу же повернулась к Софии, ее глаза сияли. Девушка спросила прерывающимся шепотом: — Пожалуйста, скажи мне, кто… кто он? — Я практически ничего не знаю о нем, — ответила София. — И понятия не имею, почему он хочет представить нам своих друзей. Я видела их однажды, хотя мы не знакомы, а ты должна была приветствовать их у двери, я полагаю? Онория покачала головой. — Я разговаривала с дядей Филиппом, когда они прибыли. Он должен стоять рядом со мной в начале бала, ты же знаешь. Я бы с огромным удовольствием предпочла кое-кого другого, но так как папа… Ее голос умолк, когда вернулся Десерней с месье и мадам де Вийер. Они выглядели элегантно, дорого и изысканно одетые, поэтому было так трудно оценить их возраст. Может быть, около пятидесяти, а может, и больше. Маркиз был на несколько дюймов выше своей жены, высок, строен, с тонким и умным лицом. Маркиза стояла рядом со своим супругом, положив руку на его рукав таким образом, что это предполагало близкие взаимоотношения. София, глядя ей в глаза, могла видеть полное отсутствие знания о том, в чем Десерней только что чуть не признался Онории. После того как Жак представил их друг другу, София присоединилась к обмену репликами. — Вы живете в Сассексе, я права? — поинтересовалась маркиза. — Да. — У Софии возникло предчувствие по поводу названия имени своего дома или его расположения, в то время как Десерней смотрел на нее так пристально. — Я родилась и выросла в Сассексе. — О, — тон маркизы потеплел. — Я всегда чувствовала то же самое по отношению к Нормандии. Фактически все еще чувствую. Мы с маркизом планируем поехать туда в июне, но кто знает, будет ли разумно так поступить? Музыка в этот момент стихла, и щебечущие голоса гостей перекрыл низкий бас сэра Вальтера, который произнес приветственную речь и призвал гостей присоединиться к его дочери и его брату для первого танца. София посмотрела по направлению к двери и увидела, что Мэри и Август Эллвуд наконец приехали. Однако у нее не было другой возможности поприветствовать их, кроме как кивнуть и улыбнуться им, так как в этот момент Филипп Монтегю шел через залу, чтобы пригласить Онорию на танец, а другие пары, включая де Вийеров, начали двигаться по направлению к центру залы, когда музыканты вновь заиграли. — Мадам, могу я иметь честь танцевать с вами этот танец? София подняла глаза. Перед ней стоял Жак Десерней. Он проговорил быстро: — Вы не откажете мне? Она кивнула головой в знак согласия и опустила глаза. Он издал вздох облегчения. Затем он помог снять Софии палантин из тончайшей прозрачной ткани, который был у нее на плечах, и легким движением опустил его на спинку стула, на котором она сидела. После этого он освободил ее запястье от ридикюля — София почувствовала легчайшее прикосновение сквозь перчатку, когда он отвязал шелковую ленту. Наконец он взял ее за руку. Они пошли неторопливым скользящим шагом, согласно предписаниям, на расстоянии вытянутой руки, ее затянутые в перчатку пальцы покоились на его руке. София никогда прежде не испытывала такого волнения. Она чувствовала себя так, будто одной рукой он обнимает все ее тело целиком. Ей казалось, что пламя страсти, исходившее от него, проникает в ее собственное тело. За то время, которое понадобилось, чтобы пересечь танцевальную залу, она забыла о том, что они чужие друг другу; вместо этого их скрепленные руки говорили о другом. Они подошли к центру залы и заняли свои места. София не знала людей, находящихся вокруг, и вовсе не испытывала желания знакомиться с ними. Заговорить даже с мужчиной напротив, значит разрушить очарование. Все ее чувства обострились, поэтому, когда началась музыка, она влилась в нее вместе с воздухом, которым дышала. Прекрасно освещенная зала раскрылась как сцена из спектакля, в котором танцоры обеспечивали красочный фон для единственной фигуры, приковавшей ее взгляд. Десерней двигался грациозно и умело, и у нее было теперь время рассмотреть, как прекрасно сидел на нем фрак. В нем была не выраженная до конца элегантность, которая свидетельствовала о лучшем английском вкусе, с одним лишь индивидуальным оттенком — необычной булавкой в его галстуке в виде перевернутой подковы, окруженной бриллиантами. Она молчала в напряженном ожидании. В любой момент связь между телом этого человека и ее собственным может разорваться, возбуждение от соприкосновения рук, встретившихся в танце, исчезнет. Физический магнетизм, который он излучал, был всепоглощающим, но он, конечно же, будет отвергнут ею, когда танец закончится. Однако Жак решил заговорить, когда они, после того как музыка умолкла, отошли в сторону. Его слова, хотя их довольно четко могли слышать люди со всех сторон, прозвучали больше как ласка, чем как вопрос. — Вы танцуете вальс, леди Гамильтон? София, наконец, встретила напрямую его взгляд. В серой глубине его глаз мерцал свет изумления, как солнечные блики на холодных волнах. Она отрицательно покачала головой. — Какая жалость, — сказал он. — Вы изумительно танцуете. Если бы София сказала ему, что, по ее мнению, танцевать вальс неуместно, он бы только засмеялся. Поэтому она промолчала, удерживая его взгляд, и поняла, что она желала его так же настойчиво, как и в тот жаркий день, когда они встретились впервые, так же глубоко, как и тогда, когда он пришел к ней после полуночи во время уличных беспорядков. В следующую секунду он сможет посмотреть сквозь нее и будет знать, как сильно она его хочет.