— Прогуляемся с Вероникой в город. Хочу кое-что разузнать, пока есть время. — В город?! Там же полиция, жандармы… — Полиция и жандармы следят за неблагонадежными. После прошлогоднего восстания у них одна забота — вовремя вылавливать смутьянов. Мы выглядим прилично, к мятежу не подстрекаем, с какой стати кто-то вздумает к нам придираться? Мы не преступники, и наши портреты на столбах не развешаны. Успокойся. — А если все же?… — заикнулся Максимов, не вполне убежденный этими доказательствами. — Тогда ты нас вызволишь. — Анита чмокнула его в щеку. — Все! Некогда… как это говорят в России?., точить 1уаБ1. — Лясы, — поправил Максимов механически. — Жди и никуда не уходи — по крайней мере, до вечера. Если к закату не вернемся, значит, что-то случилось. Но это маловероятно. Максимов привык полагаться на рассудительность жены, поэтому хоть и без охоты, но принял ее доводы и занял позицию в рощице, укрывшись за огромным муравейником. С этой точки в просветах между деревьями просматривались и луг, и холм, и стоявший сбоку инфекционный барак. Вскоре после ухода Аниты и Вероники со стороны последнего донесся гвалт. Алекс вжался в дерн и напряг зрение. Возле дощатого строения возникли два санитара, один из них заглядывал в оконце и, по-видимому, переговаривался с запертым Рахимом. Уверившись, что произошла подмена, санитары высадили дверь и вызволили бедолагу. Рахим вышел, качаясь, как моряк после длительного рейса, и визгливо затараторил по-румынски. Этим языком Максимов не владел, однако легко было догадаться, что опозоренный страж призывает скорее настичь беглецов. К его досаде, санитары не проявили рвения, ограничились двумя-тремя фразами и удалились восвояси. Следовало принять в расчет, что они доложат о случившемся руководству. Но пока оно среагирует, примет решение, кого-нибудь пришлет — пройдет целая вечность. Схожее умозаключение сделал и Рахим. Сгорбившись и держась за ушибленный череп, он отпустил по адресу санитаров что-то оскорбительное и ухромал в другой конец барака, в свою сторожку. Не ожидая более сюрпризов от своих бывших притеснителей, Максимов сосредоточился на холме и прилегавшем к нему травянистом ковре. Солнце просеивалось сквозь кроны лип, ласкало спину. После гадкой сумрачной будки Алекс ощущал немыслимое блаженство. Его разморило, он смежил веки и раскинулся в позе морской звезды, позабыв, где и для чего находится. Из нирваны его вывел шелест шагов. Максимов вмиг поджался, как перед прыжком в воду, и с осторожностью выглянул из-за муравейника. Через рощицу шла пастушка. Сегодня она была отчего-то без козы, выглядела взволнованной и поминутно озиралась. Выйдя на луг, она сразу устремилась к каштану, и оттуда ей навстречу показался Адонис. Он, видимо, подошел чуть раньше и ждал ее, стараясь не маячить на виду. Они зашептались, но Максимов, как ни старался, не разобрал ни слова. Адонис казался смурным и настороженным. Разговаривая, парочка посматривала то на верхушку холма, то на барак. Максимову подумалось, что они осведомлены о нависшей над ними угрозе, но не знают, откуда она исходит. Если бы не наказ Аниты, он без раздумий подошел бы к ним и заговорил о вчерашнем субъекте с кинжалом. Но обещание есть обещание. За шиворот заползли муравьи, он вытряхнул их и продвинулся вперед, сменив наблюдательный пункт, чтобы лучше видеть место основного действия. На холме явилась черная фигура. Она как будто выросла из пологой вершины, и Максимов узнал давешнего типа в кожухе и барашковой шапке. Тот возвышался косматым фантомом, и на сей раз Адонис с Афродитой его заметили. Оба загалдели, Афродита попятилась к каштану, Адонис смело заслонил ее собой и выхватил из-под безрукавки нож, который выглядел не менее внушительно, чем оружие противника. «Молодец, парень», — оценил его предусмотрительность Максимов и на всякий случай положил подле себя реквизированный у Рахима ятаган. Дело пахло поединком, и он не намеревался соваться туда, покуда дуэль будет идти честно. Но от гаврика в кожухе можно ожидать чего угодно. Что ж, коли возникнет надобность вмешаться, — извольте. Афродита стояла, прижавшись к каштану, а дуэлянты кружили по лугу с выставленными клинками, как два клювастых беркута, готовящихся к схватке. Первым выпад сделал разбойник в шапке — Максимов окрестил его так сразу и бесповоротно. Адонис отбил удар, сделав это, пожалуй, с излишним ухарством. Рубились безмолвно, лишь надсадно кряхтели. Что до Афродиты, то она закаменела, как статуя, и не издавала ни звука. Силы сражавшихся были примерно равны, и Максимов настраивался на затяжную борьбу, но все закончилось нежданно и трагически. Разбойник наседал на Адониса, тот отступал зигзагами, не видя, что там, позади. Кинжал вжикнул в вершке от его правого уха, Адонис инстинктивно скакнул влево и развернулся боком, пропуская врага мимо. Разбойник оказался между ним и каштаном, в который вжималась несчастная пастушка. Ослепленный азартом Адонис потерял ее из вида — девушку заслонял топорщившийся кожух. — Кхо! — долетело до Максимова, который в зрительской ажитации дополз уже до кромки липовой рощи. Еще сажень — и вот он, луг, ставший гладиаторской ареной. Адонис ринулся с ножом, метя разбойнику чуть повыше брюха. Убил бы наповал, однако вражина совершил трюк, достойный акробата Жана Родригеса Мюллера, — колыхнулся маятником, ушел с линии атаки и, перекувырнувшись через плечо, отскочил от земли, как мячик. Он встал на ноги, а Адонис, будучи не в силах сдержать удара, воткнул нож прямо в грудь Афродиты. К такому чудовищному повороту никто не был готов. Максимов оцепенел и прирос к траве, Адонис выпустил рукоять ножа, издал дикий вопль и обхватил обмякшую красавицу. Разбойник подскочил к нему, занес кинжал. По логике должен был последовать финал в духе Шекспира, где выживший персонаж — большая редкость. Но, видя отчаяние Адониса, разбойник вдруг проявил человечность, опустил кинжал и склонился над умирающей. Максимов, опомнившись, взялся за ятаган, приготовился выскочить из укрытия, но кто-то сзади удержал его: — Нет, Алекс! Никуда не беги! Он обернулся. Анита стояла перед ним, запыхавшаяся, утомленная, в разодранном платье — явно после пробежки через лес. Он заговорил вполголоса, срываясь на сип: — Убили!.. Все, как ты предсказывала… Зови полицию, а я задержу этих! — То, что сейчас произошло, — еще не самое жуткое. Бежим! Мы должны успеть… Парадоксальные слова она произносила, Максимов ничего не понял. — Куда бежим? О чем ты? Краем глаза он смотрел на луг. Адонис рухнул на колени и патетическим жестом раскрылил на груди безрукавку, предлагая разбойнику совершить справедливое возмездие. Но тот придерживался другого мнения. Он сурово что-то прокаркал, показал на Афродиту, неподвижно лежавшую под каштаном. Она, безусловно, была мертва, — с раной, нанесенной таким могучим ударом, выжить невозможно. Повинуясь врагу, который внезапно стал союзником, Адонис поднял пастушку на руки и зашагал с нею за холм. Разбойник шел за ним. Максимов, никем не удерживаемый, выбежал на луг. — Они уходят! — Пусть! — Анита дернула его за рукав. — Я знаю, куда они отправятся. Есть короткая тропинка… Алекс, ты меня слышишь? — Да. — Тогда делай то, что я говорю, и ни о чем не спрашивай! Анита прижала к телу неуместно пышный сейчас подол платья и помчалась обратно через лес. Алекс нагнал ее, а потом и обогнал. Размахивая ятаганом, расчищал путь. Анита оценила его старания. — Смотри только, не задень меня этой штукой… — Не задену. — Максимов снес низко нависавший сук и увидел, что тропинка раздваивается. — Куда дальше? — Направо. Когда выбежим из леса, увидишь впереди овраг. Он нам и нужен. — А где Вероника? — Там. — Анита, силясь угнаться за ним, дышала все прерывистее. — У нее ответственное задание… — И прибавила раздраженно: — Алекс, мы же условились: все вопросы потом. Липовая роща кончилась. Насчет оврага можно было и не предупреждать — ноги вынесли Максимова на покатый склон и понесли дальше, на дно глубокой ложбины. Он еле успевал переставлять их, чтобы не упасть и не покатиться кубарем. Кто это внизу? Веронику в ее оборках и цветастой косынке не признать невозможно. Но она не одна — склонилась над кем-то. Максимов насилу умерил бег, встал, раздувая легкие, словно кузнечные мехи, и замер, ошарашенный увиденным. В овраге лежала девушка, одетая точь-в-точь как пастушка на лугу у холма. По виду целая и невредимая, только связанная. Вероника возилась с веревками, стараясь распутать хитроумные узлы. Анита еще на бегу разразилась бранью: — Baca sin cerebro[1]! Ты все еще валандаешься?! Слово «valandatsa» было у нее одним из самых любимых. Она выучила его почти сразу после приезда в Россию. — Анна Сергевна! — взмолилась Вероника плаксиво. — Гляньте, как затянули ироды… Нипочем не развязать! — Ajutor!.. — простонала скрученная по рукам и ногам страдалица. Ни Анита, ни Алекс, ни тем более Вероника румынского не знали, но по интонации и так было понятно, что прозвучала просьба о помощи. Максимов ятаганом рассек пеньковые волокна и освободил горемычную. Она попробовала встать, но затекшие конечности не слушались. Охнув, она села на слежавшуюся глину, выстилавшую овраг. — Пожалуйста… вставай! — обратилась к ней Анита, для пущей доходчивости размашисто жестикулируя. — Нет времени ждать, они сейчас прибегут! А они уже прибежали. Топоча, как табун лошадей-тяжеловозов, по склону сбегали разбойник в барашковой шапке и Адонис. По всему было заметно, что их враждебные чувства друг к другу окончательно улетучились, они бойко переговаривались между собой и, что удивительно, делали это на чистейшем русском. — Может, надо было ее сразу… того? — вопрошал Адонис пронзительной фистулой. — Дурак! — хрипел разбойник. — Пока мы с тобой на лугу козлами скакали, она бы уже окоченела. Здесь в полиции эксперт из Петербурга, он не идиот, с него станется заподозрить… Но поразительнее всего оказались не пробудившиеся в этих двоих лингвистические способности, а то обстоятельство, что за ними рысила свежезарезанная Афродита. На ее рубашке Максимов не разглядел ни порезов, ни кровавых брызг, да и передвигалась она так споро, что предполагать наличие у нее проникающего ранения в области сердечной мышцы было нелепо. — Опоздали… — выдавила Анита. — Теперь защищаться… Вероника, дай-ка мне вон ту дубину! Горничная, свыкшаяся с тем, что ее повелители вечно попадают в передряги, не стала причитать. Она метнулась и принесла госпоже корявую палку, валявшуюся невдалеке, а сама, не найдя ничего более подходящего, вооружилась булыжником. Максимов очнулся от оцепенения и приподнял ятаган, приготовившись к обороне. Разбойник, Адонис и чудом воскресшая луговая чаровница скатились с уклона и лицом к лицу столкнулись с теми, кого совсем не рассчитывали здесь встретить. — Добрый вечер, Юрий Антонович, — вежливо сказала Анита. — На бал-маскарад собрались? Этот костюмчик вам идет, а уж грим и вовсе бесподобен… Ольшанский! То-то в голосе разбойника Максимов уловил что-то слышанное ранее, да с ходу не сообразил. Генерал в бандитских отрепьях учтивости не проявил — обращение проигнорировал, оскалился и взмахнул кинжалом. Металл звякнул о металл — это Алекс пустил в ход ятаган. Вызволенная из силков румынка робко заскулила и отодвинулась от ристалища. Турецкий ятаган был куда длиннее кинжала, и Максимов с самого начала получил преимущество. Он напирал на Ольшанского (только вблизи рассмотрел, что тот смахивает на ярмарочного скомороха с приклеенными усами и подведенными углем бровями), а генерал отступал, яростно защищаясь. Шапка слетела с него, обнажив взопревшую лысину. Можно было ускориться и решить бой удачным ударом, но Максимов вынужден был держать в поле зрения еще и Адониса, который подкрадывался сбоку со своим — уже не бутафорским! — ножом. Где-то позади притаилась Афродита, она по-кошачьи напружинилась и что-то замышляла. — Алекс, осторожно! — выкрикнула Анита и огрела Адониса дубинкой по загривку. Тотчас мнимая пастушка разъяренной тигрицей сиганула на нее. От толчка Анита выпустила палку, но сумела сжать тянувшиеся к горлу пальцы с длинными ногтями, больше похожими на звериные когти. — Анна Сергевна! — заблажила Вероника. — Держитесь! Щас я эту стерву… Она пританцовывала с камнем в руке, прикидывая, как бы половчее тюкнуть коварную негодницу и не задеть при этом хозяйку. А та уже повалила Аниту, и они покатились, сплетясь, как пара змей, и влипая в глину.