– Принимаю. Арон Тонгил (нынешний) Настоящее время Тревога пробилась сквозь все слои чужой памяти, обвила суть Арона и вытащила наверх и наружу. Пробуждение оказалось резким и болезненным. И даже после пробуждения боль не ушла. Она спряталась в висках и в суставах рук, растеклась вдоль позвоночника и огненным шаром жгла из солнечного сплетения. Но боль можно было вытерпеть. Куда хуже было ощущение, будто его сейчас разорвет. Будто бы он ел, ел и ел – как едят после долгого голода, а потом запоздало опомнился. Вспышкой мелькнуло предупреждение Прежнего, что двадцать лет чужой памяти уничтожат его разум. Оказалось, даже эти обрывки, взятые из одного года жизни Прежнего, были для него… слишком. «Я никогда прежде не делился воспоминаниями», – подал голос Прежний, то ли объясняя, то ли оправдываясь, и Арон ощутил, как его присутствие ослабевает. Раньше, до появления этих воспоминаний, Арон не знал, затаился ли Прежний в его мыслях и наблюдает за реальностью или ушел в глубины памяти. Но теперь что-то изменилось и он понял, что способен это определять. После пробуждения тревога ушла. Похоже, он действительно слишком близко подошел к краю, раз сам Дар вмешался в происходящее. А источником тревоги, выдернувшей его из воспоминаний, был именно Дар – Арон ощущал, как Сила внутри его эррэ перекатывается беспокойными волнами. Арон сел и осмотрелся. Ночь еще длилась. Всего одна ночь, всего несколько часов, но в его ощущении они сравнялись с годом жизни. Чужой жизни – напомнил он себе, но душа не верила, как не верило сердце, все еще болевшее из-за смерти Мины. Дежурство Кирка уже кончилось, теперь у костра сидел Инис. Увидев, что Арон встал, наемник тоже поднялся на ноги. – Тибор, что? – Не спится. – Арон подошел к краю освещенного пространства и долго стоял, вглядываясь в темноту, в ту сторону, где начиналась Великая Степь, и чувствовал, как медленно отпускает боль. А потом над Степью разлилось сияние. Глава 12 Небеса над Великой Степью сияли, переливаясь всеми оттенками сиреневого, пурпурного, алого и золотого. Альмар стоял у входа в шатер Радгана Шега, единственного шамана в становище, и смотрел вверх. Два дня назад господин Митрил опять уехал, на этот раз оставив его на попечение шамана, который к своей новой роли опекуна отнесся весьма серьезно. То ли господин Митрил знал, чем угрожать, то ли знал, что пообещать, но теперь за Альмаром присматривали куда тщательнее, чем прежде. Даже тщательнее, чем ему бы хотелось. За пределы становища его вообще не выпускали – до сегодняшней ночи. – Вот это, – Радган, вставший рядом с ним, ткнул пальцем вверх, – это признак новой Волны, которая придет вне очереди. Кто-то или что-то пытается прорваться в нашу часть Степи, и предкам придется вернуться и восстановить защиту. – Кто-то или что-то? – повторил Альмар, глядя на шамана. Когда он впервые увидел Радгана, то был немного разочарован. Шаман ничем не отличался от обычного кочевника лет пятидесяти, рослого и все еще крепкого. Никакого обилия амулетов, или черепов, или экзотической одежды. Хотя маги ведь внешне тоже ничем не отличались от обычных людей. – Скорее всего, очередная попытка нижнего мира. Князья Хаоса знают, что мы защищены, и оттого пытаются еще упорнее. – Князья Хаоса? – Альмар моргнул, но это Радган объяснять уже не стал, только махнул рукой. – Собирайся! Скоро явится Идгаш, отведет тебя в Хранимое место. Они ехали не торопясь. Продолжавшее сиять небо позволяло хорошо видеть степь вокруг, но это все же была ночь – не самое лучшее время для путешествий. Идгаш, старший сын Радгана, был мрачен и неразговорчив, и Альмару оставалось только размышлять, наблюдая, как растет впереди громада Хранимого места. «Князья Хаоса», – сказал шаман. Звучало так, будто силы Хаоса вовсе не были безликими и неразумными, как объяснял Альмару его учитель по теории магии. Будто бы у Хаоса имелись хозяева. Но разве само понятие Хаоса не подразумевало отсутствие правил и законов, подчинения и управления? Это мир людей был разумен и упорядочен, а Нижние миры являлись безумной мешаниной материи, эфира, магии, осколков душ и тел. Гнилостным варевом, из которого выползали вечно голодные бесы. – Тойко Идгаш! – послышался голос за спиной. – Тойко Идгаш! Альмар обернулся. Обладателем голоса оказался Таш, который гнал коня за ними следом. Один из тех подростков, с которыми Альмар ездил в место Эха. Слово тойко, означавшее вежливое обращение к старшему родственнику, говорило о том, что Таш приходился сыну шамана родней. – Тойко Идгаш, кто-то сломал ограду и распугал ваших лошадей, они разбежались по степи, – проговорил Таш торопливо. – Если их не собрать до начала метели, они все погибнут. Идгаш натянул поводья и замер. Посмотрел на замок перед ними. Потом на Альмара. Потом вновь на замок. – Тут рядом, – сказал отрывисто. – Доберешься сам. Будь внутри. Не выходи, что бы ни случилось. Я вернусь, когда Волна уйдет. Альмар сглотнул, не зная, что ответить. – Тойко Идгаш, я могу побыть с Альмаром, – предложил Таш, – я не… – Нет! – торопливо оборвал его Альмар. – Не надо! Мне не нужна компания! Идгаш бросил быстрый взгляд на мальчика, потом на Таша и кивнул подростку. – Вернешься со мной. Поможешь с лошадьми. И, не оглядываясь, развернул коня и помчался назад. Таш задержался на мгновение, взглянув на Альмара с мрачным прищуром, и поспешил вслед за Идгашем. В этот раз Хранимое место ощущалось иначе, чем прежде, когда Альмар находился здесь с господином Митрилом. Холодное, враждебное, пугающее. Негостеприимное. И даже костер, разведенный Альмаром, не изменил этого. «Ты зря пришел сюда, мальчик, – будто говорила ему башня. – Зря». Альмар долго сидел, прижавшись боком к каменной стене, не решаясь закрыть глаза, но в конце концов все же заснул – чтобы проснуться от звука тупого удара. Распахнув глаза, увидел стрелу, застрявшую в щели между каменными блоками прямо перед своим носом. Вскочил на ноги, разворачиваясь к источнику опасности. Напротив, на расстоянии десяти шагов, с луком в руках, с новой стрелой, уже наложенной на тетиву, стоял Шенг. А небо в окне за его спиной сияло призрачным светом Волны. – Что ты делаешь? Шенг широко улыбнулся. – Убиваю тебя. Можно было спросить – зачем? Можно было пытаться угрожать гневом господина Митрила, пытаться взывать к совести, морали, богам или духам. Шенг явно ждал чего-то подобного. Альмар видел на его лице предвкушение, ожидание хорошего развлечения. Мальчик ощутил, как в нем что-то изменилось, напряглось, собирая силы. Что-то, чего он не ощущал прежде. Это что-то не боялось ни врага, ни смерти. Это что-то испытывало лишь гнев. «Если перед тобой враг, особенно враг старше и сильнее, бей первым», – всплыли в памяти слова полуэльфа. Враг был выше Альмара на голову, на четыре года старше и на четыре года сильнее. Как можно первым нанести удар тому, кто уже готов пронзить тебя стрелами? Левую щиколотку Альмара в сапоге что-то крепко сжало, потом отпустило и поползло по ноге вверх. Альмару потребовалась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть. Амулет Ниты. Шанс спастись? Ощущение движения, почти неслышный звук рвущихся ниток, натяжение одежды – оживший амулет порвал штанину в районе шва и оказался на свободе. Нельзя смотреть вниз. Нельзя привлечь внимание врага к амулету. – Что? От страха язык проглотил? – Я не сделал тебе ничего плохого. За что ты хочешь меня убить? – Альмар не смотрел на руки туура, он смотрел ему в глаза. По взгляду можно уловить решение врага спустить тетиву до того, как его руки шевельнутся. Уловить и, может быть, успеть метнуться в сторону. Шенг ухмыльнулся со злым предвкушением. Ему явно хотелось поделиться. – На тебя мне плевать. Но ты имперец, а имперцы лучше всего годятся на роль врагов. Мертвых врагов. Знаешь, шаманы уже сидят у нас в печенках со своими запретами. Нельзя вести войны, нельзя совершать набеги, нельзя угонять чужие стада, нельзя воровать женщин. Ничего нельзя. Прежде, чтобы стать мужчиной, нужно было убить врага и принести в становище его голову. А теперь мы становимся такими же бесхребетными, как вы, имперцы. Мягкотелыми трусами. Старики говорят, что чем раньше волчонок попробует кровь на вкус, тем свирепее волк из него вырастет. Конечно, враг из тебя так себе, но я не привередлив. Тууры. Самое многочисленное племя степи. Сотни тысяч становищ. Самоназвание тууры означало на их языке просто «люди», а степных волков они называли словом «туоры». Почти одно и то же. И у всех тууров общим родовым знаком была голова волка. – Застрелить безоружного сможет любой трус. – Альмар не мигая смотрел на Шенга. – А по-настоящему сразиться кишка тонка? Глаза Шенга вспыхнули гневом, и Альмару показалось – сейчас выстрелит. Но нет, подросток отбросил лук в сторону и вырвал из ножен длинный нож. – Ну, давай по-настоящему, имперец. Я вспорю тебе живот, выколю глаза, отрежу язык, а потом выброшу из башни под ноги предкам. Альмар молча выдернул из ножен клинок, который дал ему господин Митрил, и сжал в руке. Смерть из неизбежной стала всего лишь очень вероятной.