– По этой дороге никто никогда не ездит ночью, – попытался оправдаться один из тех, что стояли. – И в это время вообще комендантский час… Машина никак не могла там оказаться. Еще несколько секунд в комнате не наблюдалось никакого движения, а тишину нарушало только потрескивание огня, пожиравшего дрова. Потом высокий силуэт медленно выпрямился. – Мезлиф, вы идиот, – отчеканил он. – Я же велел вам обеспечить безопасность в окрестностях. Тот, кого назвали Мезлифом, маленький, коренастый, черноволосый, с густыми бровями и суровым лицом, стоял, опустив голову. – Надо было задействовать больше людей, – робко оправдывался он, что никак не соответствовало человеку, привыкшему, чтобы его уважали. – Чем больше народу, тем больше возможности уследить за побегами… Снова наступила тишина. Высокий человек отошел от кресла. Выйдя из мрака, чтобы подойти к камину, он протянул длинные руки к огню. В остальной части гостиной было очень холодно. Камин посвистывал и шипел. Пламя то взвивалось вверх, то опускалось, колеблемое ветром, проникавшим в дымоход. Оно снизу осветило морщинистое высоколобое лицо, бритый череп и настолько впалые щеки, что казалось, будто их хозяин что-то втягивает в себя. Глубокие морщины избороздили это лицо, как трещины на жесткой коре ясеня. На нем был шелковый домашний халат, надетый поверх пуловера, и велюровые брюки, а на ногах туфли без задников. – Такого не должно было случиться, – повторил он. – Этого парня надо было отправить домой живым, со словом, выжженным на груди. Чтобы он рассказал другим, как за ним гнались. Чтобы вся эта мразь поняла, что в игре появился новый игрок и теперь правосудие свершится по-настоящему. – Они уже задают вопросы, – сказал человек, почти такой же высокий, с длинным, похожим на собачью морду лицом и маленькими, близко посаженными глазками. Короткая бородка была неровно острижена и топорщилась. – Увидев слово, выжженное на груди, они наверняка поймут, что правила игры изменились. Высокий человек обернулся: – Но теперь в это дело сунет свой нос пресса. Подобные истории заставляют журналистов истекать слюной. Кто ведет расследование, уже известно? – Да. Группа майора Серваса, – сказал третий, широкозадый и пузатый, гораздо старше первых двух и единственный в компании в костюме и при галстуке. – Судебная полиция Тулузы. Отменный сыщик. Это он распутал дело об убийствах в Эгвиве два года назад… И в Сен-Мартен-де-Коменж десять лет назад: помните историю с конем, висевшим на канатной дороге, и с целой серией последовавших убийств? Эта новость не особенно хороша. – Надо, чтобы кто-нибудь нашел способ проследить, как будет продвигаться расследование, – сказал высокий. Было 28 октября, сразу после полуночи. Лев со стены наблюдал за четырьмя мужчинами, которые казались крошечными в огромном полутемном зале. А снаружи температура еще упала, и ночь накрыла окрестности замка, лужайки и огромные дубы. Среда 14 В этот вторник, 28 октября, Сервас проснулся позже всех и прикрыл глаза от яркого света, падавшего из окна. Он не слышал, как звонил будильник, как встала Леа. Сидя на краю кровати, он вдохнул запах кофе. Кофе он покупал cвежеобжаренный по очень простой причине: этот запах, витавший на улице вокруг магазина, возвращал его в детство. Но в последнее время он стал замечать, что чем старше он становился, тем больше воспоминания о том времени стали отдавать горечью, и теперь он их отстранял от себя. – Мартен, ты можешь взять на себя Гюстава? – раздался голос с другого конца квартиры. – Я опаздываю! – Я тоже! – крикнул он из-под обжигающих струй душа, без уверенности, что она расслышала или пожелала расслышать. – Можешь отвезти Гюстава в Центр развлечений? Ты слышишь меня? – Слышу! Это тебе по дороге, а мне придется дать круг! – Пожалуйста! У меня важное совещание! – Ладно, хорошо! Он не мог не вспомнить, что она говорила вчера вечером. Спалось ему очень плохо, он без конца просыпался от воспоминаний об их размолвке. – Спасибо, увидимся! – крикнула Леа. И он услышал, как захлопнулась дверь. Когда он вышел на кухню, Гюстав сидел за столом и завтракал, попутно смотря какой-то мультик. Вид у него был умиротворенный и счастливый. Одно это уже было маленькой победой после всего, что ему пришлось пережить. – Мама очень торопилась, – сказал он улыбаясь. Сервас почувствовал, как внутри все сжалось. Потом посмотрел на сына. «Может быть, случится так, что тебе надо будет отвыкнуть от нее, – подумал он. – И не называть ее больше мамой». – У нее сейчас очень много работы, – сказал он. – У тебя тоже, – заметил Гюстав. – Ты поздно приходишь. – Я знаю, радость моя. – И даже не говоришь мне «спокойной ночи». – Я сказал тебе «спокойной ночи» вчера вечером, а ты даже не заметил? – Ага, – ответил Гюстав с такой широкой улыбкой, что Сервасу стало стыдно за свою ложь. Прежде чем уйти, он забрал со стола в гостиной наушники Анастасии, дочки соседа. Радомил с самого утра уже занимался, несомненно, с открытыми окнами, чтобы поделиться со всей улицей, ибо Мартен прекрасно слышал звуки его скрипки. Он внимательно прислушался: это был скрипичный концерт Мечислава Карловича, произведение, требующее безупречного владения инструментом, виртуозной техники, блеска и совершенства в исполнении. Сервас пожалел, что пришлось прервать легато[28] и постучать в дверь. За дверью наступила тишина. Потом раздались шаги, и в дверях появился музыкант с длинными седыми волосами и черной бородкой. – Твоя дочка забыла у нас наушники, – сказал Мартен. Радомил одной рукой взял наушники, не выпуская из другой руки скрипку. – Ты хорошо сделал, что их принес. Иначе она запустит свой хип-хоп через колонки. Здравствуй, юный Гюстав, – прибавил Радомил, низко наклонившись к маленькому белокурому мальчику, который ответил на приветствие широкой улыбкой. – Играешь концерт Карловича? Музыкант с внешностью стареющего хиппи выпрямился во весь свой немалый рост и наморщил брови, даже не пытаясь скрыть изумление: Сервас уже не первый раз поражал его своими музыкальными познаниями. – Где это видано, чтобы у сыщика была такая высокая музыкальная культура? – сказал он. – Что, во Франции все полицейские такие? Радомил вместе с дочкой приехал из Болгарии пять лет назад. У него был вид на жительство, но он сразу подал заявление на получение гражданства. – Ясное дело, я достаю вам билеты, стараюсь, чтобы у Анастасии было время заниматься с Гюставом. Так что вам не на что жаловаться, Леа и тебе. – А что, бывает, соседи жалуются? – Ну, вот тебе музыка мешает? – Нет, конечно, – ответил Мартен, направляясь к лифту. – Музыка смягчает нравы, разве неправильно говорят? Сервас припомнил многочисленные скандалы между соседями во время весеннего карантина. Налетали обычно на слишком шумного соседа, который расходился с остальными в музыкальных вкусах. Порой все кончалось вмешательством полиции. – Я в этом не особенно уверен, – ответил он. – Хорошего дня, юный Гюстав! Развлекайся на всю катушку! – крикнул им в спину лучезарный длинный Радомил, прежде чем закрыть дверь. * * * Коридор третьего этажа здания полиции был переполнен людьми, которые сновали туда и сюда в масках, и порой Сервасу казалось, что он попал в какой-то научно-фантастический фильм и сейчас проснется. Но кошмар все длится и длится. Венсан Эсперандье был на месте, и уши его закрывали такие же белые наушники, как у Анастасии. Наверное, слушал инди-рок. Он пытался когда-то обратить Мартена в свою веру, но очень быстро отстал, когда тот принялся рассказывать о гениальном австрийском композиторе по имени Малер. Сервас вспомнил то время, когда он очень сблизился с Шарлен Эсперандье, красавицей женой своего заместителя. У них была почти непреодолимая тяга друг к другу. В то время Шарлен была беременна Флавианом, который в результате стал его крестником и которому уже исполнилось одиннадцать лет. Тогда никто из них не отважился перейти черту. И он часто спрашивал себя, что было бы, если бы они ее перешли. Как только вошел шеф группы, Венсан снял наушники. – Звонила Катрин Ларше. Они сейчас согласуют результаты в отделе генетической экспертизы. В отделе генетической экспертизы… Мартен почувствовал, как забилось сердце. – И кто это оказался? – Рыжий волос, застрявший в застежке оленьей маски, принадлежит Кевину Дебрандту, семнадцати лет. Шесть судимостей. Последняя по дате – за жестокое нападение вдвоем с подельником в одном из частных особняков Тулузы. Его поместили в специализированный центр для несовершеннолетних, но оттуда он сбежал.