Мартен жестом его остановил. Он вдруг заметил, как изменилось выражение лица Самиры над плечом лейтенанта. Она буквально впилась взглядом в Серваса, и у него сердце пошло в галоп. – Что? Что там такое? – спросил он. – Там дрянь дело. Владелец фургона – полицейский. 18 – Его зовут Серж Лемаршан, – сказала Самира. Он покачал головой. – Старший капрал отдела судебной полиции, командир опорной группы при комиссариате Северного сектора, продолжила она. – Да, я знаю, кто это… Он вспомнил этого человека. Ему сейчас лет сорок. Грузный, с копной курчавых волос и мешками под водянистыми глазами, всегда глядящими с недоверием. Он участвовал в операции департаментской Службы безопасности в июне 2018 года. Тогда была раскрыта болгарская сеть торговли людьми, которая свирепствовала на территории от цыганского табора до Габардии к северу от Тулузы. Те болгары были явно не столь чувствительны и романтичны, как Радомил. Они выписывали людей из разных стран, предварительно выслеживая и отбирая их на местах из самых уязвимых слоев населения, и заманивали их, соблазняя землей обетованной. Привезя их во Францию, они забирали у всех паспорта, обращались с ними, как со скотом, и заставляли просить милостыню на площадях Де Миним и Пон-Жюмо. Тех, кто пытался сопротивляться, закалывали ножами, избивали до бесчувствия электрическим кабелем, привязывали на ночь к дереву или просто переезжали автомобилем. Сто шестьдесят агентов, из которых сто десять следователей, принимавших участие в операции, обнаружили обессиленных людей, покрытых ранами и рубцами. А их мучители в это время разъезжали в дорогих автомобилях и постоянно курсировали между Францией и Болгарией. Служба безопасности тогда пригласила Серваса участвовать в операции, поскольку на нескольких мучителей пало подозрение в убийстве одного из их сотрудников, и расследованием этого дела занималась Уголовная полиция. Следя за ходом задержаний, он очень быстро понял, что, хотя Лемаршан и был всего-навсего капралом, именно он, благодаря своему опыту и бешеной активности, имел большое влияние на остальную часть группы. Правда, хорошего впечатления он не производил. Это был полицейский старой формации, в худшем смысле слова: закаленный в разных передрягах, наверняка не раз переступавший черту и зачастую забывавший о различиях добра и зла. – В это время Лемаршан должен быть в комиссариате или на задании со своими ребятами, – сказал он. – Сначала надо удостовериться, что он не заявил о краже автомобиля. А потом дождаться, когда у него кончится рабочий день, и отправиться к нему домой, чтобы задать несколько вопросов. Полицейские обычно более уязвимы дома. И потом, я не хочу, чтобы кто-нибудь из его коллег увидел, что мы с ним беседуем. Я знаю этот тип людей. Он человек бывалый, старая гвардия, а старой гвардией командовать трудно… Он достал телефон и позвонил судье Ногаре. – Ну что, майор, – зазвучал на другом конце ехидный голос, – какие исключительные результаты нынче представит мне полиция? Горю желанием узнать. Его сарказм не укрылся от Серваса. Ногаре никогда не упускал случая поддеть сыщиков. Это было сильнее его. Сервасу очень захотелось поставить его на место, но он знал, что дальнейший ход расследования во многом будет зависеть от доброй воли следственного судьи. – Возможно, у нас будет еще одна, – выпалил он, не раздумывая. – Еще одна? Я не люблю загадок, майор. Сервас выругался про себя. – Еще одна жертва… Возможно, юный Муса Сарр был не единственной дичью этих… охотников. В трубке помолчали. – Объясните, пожалуйста. Сервас рассказал о волосе, найденном в застежке маски, и об исчезновении Кевина Дебрандта, которого никто не видел в течение двух недель. О возможном его похищении в туннеле. Зато дальше воздержался сообщать Ногаре, что у них под подозрением полицейский. Хотя Ногаре, может, и набросился бы на эту кость, как умирающий с голоду. – Нам необходима прослушка телефонов родителей. И еще обзор всех перемещений Кевина Дебрандта… – Хорошо, – сказал судья. – Есть, правда, еще кое-что. – Что именно? – Нам надо бы допросить Бернара Лантене и его жену… В трубке снова наступила тишина. – Вы уверены? – Уверен. Кевин Дебрандт с подельником напали на них и пытались похитить из их собственного дома. Личность подельника не установлена. – Да, я помню эту историю, – сказал судья. – Это последняя история, в которую вляпался Кевин перед похищением. Нам нельзя будет упустить ни одного следа. Мы не случайно получили сразу двоих преступников, замешанных в этом деле. Оно явно имеет отношение к их прошлому. – Хорошо, – сказал магистрат, – я вам пришлю запрос по почте. И будьте там поаккуратнее с Лантене. Он славный толстяк, – прибавил он, огорошив Серваса. Тот ожидал под занавес какой-нибудь грубости, но ее не последовало. 19 Они стояли перед монументальной дверью на рю де ла Дальбад, в историческом центре Тулузы. Сервас подумал, что улица уж очень узкая, даже для той эпохи, когда она появилась: экипаж по ней точно не проедет. Зато декорирована коринфскими колоннами и украшениями в стиле тулузского Ренессанса. – Черт, и кому охота жить в такой тесноте? – прокомментировала Самира, дожевывая сэндвич. – Мне бы их деньжищи… я бы себе купила хибару на Сейшелах. Было уже больше трех пополудни. Дождь прекратился, но небо все еще мрачно нависало над городом. Сервас удержался от соблазна ответить, что у него нет ни малейшего желания на пенсии валяться на пляже с мелким песочком и мазаться кремом от загара и что эти тесные уголки принадлежат к потайным местам Тулузы, за которые он ее так любит. Однако сегодня он увидел гораздо больше дверей с камерами и кодовыми замками, чем порталов с лепниной. Он читал протокол: камеру вывели из строя бомбочкой с краской, а код двое налетчиков набрали сами. Оказавшись в этом дворе, они ориентировались без тени колебаний: Кевин Дебрандт хорошо знал место. Ради этого он и стал ухаживать за дочкой банкира. Она ему и назвала код. Единственное, чего не смогли выяснить следователи, получилось ли это случайно или она была его сообщницей. Во всяком случае, против нее не было выдвинуто никаких обвинений. Вдруг Мартену пришла одна мысль. В этом стоило покопаться: Муса Сарр был знаком с Арианой Амбрелот, Кевин Дебрандт был знаком с Аполлиной Лантене, обе папенькины дочки. Даже если преступления, совершенные этими двумя парнями, никак не связаны между собой, были ли оба парня знакомы друг с другом? – Минуточку, – сказал он, выбрасывая жирную упаковку от сэндвича в урну, прежде чем закурить. Как только он выкурил сигарету, они позвонили в дверь. Переговоры вела Самира. Наконец раздалось гудение, и дверь открылась. За тяжелой деревянной створкой оказался маленький вертикальный дворик, узкий, как колодец, но колодец этот впечатлял роскошью и красотой убранства. Сервас задержался возле атлантов и кариатид, нависших над землей, возле медальонов и карнизов с рельефной резьбой, возле аркад первого этажа и окон с витражами на верхних этажах и, пока шел, не заметил ни одной камеры. С трех сторон двор окружало здание, а четвертую замыкала стена с порталом. В окнах второго этажа горел свет, потому что во дворе было темно даже днем, а уж в пасмурную погоду и подавно. – Как будто в музей попали, – заметила Самира. – Если снизу смотреть – шею сломаешь. А Мартен подумал, что сегодня это у него уже второй банкир. Но Бернар Лантене не имел ничего общего с директором банковского филиала. Сервас о нем справился: Лантене принадлежал к одной из самых древних династий Тулузы. В их роду банкирство передавалось от отца к сыну. Однако Огюст Лантене, старший в династии, в XIX веке нажил себе состояние на терракотовых лепных орнаментах. Эта техника вполне отвечала запросам тулузской буржуазии того времени: она создавала в архитектуре пышность форм. В какой момент он перешел с терракоты на банковское дело, «Гугл» умалчивал. Но через несколько поколений члены семейства Лантене стали сливками местного общества. Да, в этом расследовании оказалось полно капканов. – Это там, – сказала Самира, указывая на окованную деревянную дверь под аркадой. Как раз за их спинами на второй этаж вела винтовая лестница. Внизу было сыро и холодно, как в подземелье. Они поднимались по высоким каменным ступеням, дрожа от холода. Банкир ждал их на верхней площадке, а вместе с ним и более приемлемая температура воздуха. «И банкиры тоже экономны», – подумал Мартен. – Комиссар, – сказал Лантене. – Майор… Нижнюю часть лица Лантене закрывала черная маска, и видны были только серо-стальные глаза. Возраст человека в маске всегда трудно определить, но Сервас читал, что банкиру был пятьдесят один год, как и ему. С той только разницей, что в волосах Серваса было меньше седины. А главное – он не ходил дома в шелковом галстуке и в халате заоблачной цены. – Следуйте за мной. Они прошли по коридору с кессонным[33] потолком, и вощеные плашки паркета скрипели у них под ногами, как и должны скрипеть плашки в богатых домах. На стенах из необработанного камня чередовались старинные гобелены и современные скульптуры на разноцветных пьедесталах, и это смешение старины и модерна наводило на мысль о зале римских карнизов в Музее августинцев. Кроме того, в доме было так темно, что лампы приходилось не выключать с утра до ночи. – Садитесь, пожалуйста. Банкир указал им на кожаные диваны цвета бычьей крови, стоящие в гостиной, просторной, как вокзальный холл. Потом подошел к бару, где наверху стояла кофемашина. – Кофе? Кругом царила тишина. Сервас спросил себя, где же остальные члены семейства. Скорее всего, уехали на выходные в День Всех Святых в какое-нибудь более веселое место. Этот же дом производил впечатление склепа. От кофе они отказались. Лантене приготовил себе чашечку и уселся напротив них. – Господин Лантене, – начал Сервас, – мы расследуем исчезновение Кевина Дебрандта. Я полагаю, это имя вам о чем-то говорит? Человек, сидящий напротив него, прищурился и молча кивнул, потягивая кофе. – У нас есть веские основания думать, что его похитили, – продолжил Сервас. – Не вижу, какое отношение это имеет ко мне. Похищения – обычная практика при сведении счетов… И у вас есть все основания понимать, что этот город вот-вот разделит судьбу Марселя или Гренобля… – Правда ли, что у вашей дочери были… э-э… отношения с Кевином Дебрандтом? Вы говорили об этом следователям после нападения на вас. Лантене уставился на сыщика, лицо его ничего не выражало. – Если у вас есть мои показания, зачем же заставлять меня их повторять?