Перо Серваса побежало по бумаге. – Так. Дальше. – Тибо Доннадье де Риб. Он живет… – Минуточку… – сказал с заднего сиденья Венсан, склонившись над телефоном. Они оба обернулись к нему. – Что там у тебя? – спросила Самира. – Ну, ведь не для собак же изобрели «Гугл», – ответил Эсперандье. Они подождали еще несколько секунд. – Бинго, – сказал он, читая то, что появилось на экране, и повернул экран к ним. – Генерал в отставке, Тибо Доннадье де Риб. Он даже в Википедии. Блестящий послужной список. У него больше наград, чем у члена советского Политбюро. И он прошел через многие войны. «Черт возьми, – подумал Сервас, – на этот раз они таки вычислили этого человека». Человека с синими глазами. Тибо Доннадье де Риб… Он попытался вспомнить, где слышал это имя, ибо был точно уверен, что слышал. И вдруг вспомнил: была одна история с французскими военными, которых военные других европейских стран обвинили в истязаниях. Они находились в одном лагере, и солдаты других государств подняли вопрос о незаконных поборах, в которых обвинили французов до самых высших чинов. – Это он, – сказал Сервас. Наступившая тишина была плотной, как осмий, и всем показалось, что в ней таилась невидимая, но ощутимая угроза. – Адрес есть? – спросил он Самира передала адрес. Светлый фасад выделялся на фоне сумерек, переходящих из оранжевых в фиолетовые. Самира дала задний ход и въехала на ухабистую дорогу, которая отходила от шоссе среди деревьев и кустарников с другой стороны шоссе, потом зажгла фары и выключила зажигание. Теперь они разглядывали замок сквозь решетку портала. – Дьявольское местечко, – раздался сзади голос Венсана. – Будем пытаться войти? – спросил сидевший рядом Кац. – Только с отдельным требованием на руках. Сервас открыл свою дверцу. – Все оставайтесь здесь. Он вышел из машины. Ночь обещала быть очень холодной. Температура упала, но его тело еще хранило на себе тепло автомобильного салона. Но когда он в полутьме начал подниматься по тропе, то ощутил на лице тонкую и влажную ледяную пленку. Он поднял воротник пальто, вышел на обочину и двинулся вдоль травянистой бровки, что тянулась параллельно стене, окружавшей замок, с другой стороны шоссе. В нескольких местах стена обвалилась. Сервас подумал, что содержать такой замок, наверное, стоит немалых денег. Он совсем немного прошел к западу, и тут дорога изогнулась в бесконечном вираже и пошла точно параллельно окружной стене. Метрах в тридцати от поворота стена кончилась и перешла в решетку. Сервас остановился. Сквозь решетку он только что заметил между стволами дубов что-то, похожее на конюшни. Несколько красноватых строений с лужайками вокруг, обнесенными белым забором. В сумерках все отбрасывало длинные печальные тени. Пульс у него участился. В мозгу всплыли слова Фатии Джеллали о соломе, найденной на подошвах Кевина Дебрандта… Вернувшись к машине, он занял свое место на пассажирском сиденье. – Ну, нашел что-нибудь? – нетерпеливо спросила Самира. – Конюшни… Все замолчали, обдумывая эту новость. – Не будем делать поспешных выводов, – предостерег он, догадываясь, какой вопрос сейчас услышит. – В этом районе много центров верховой езды. Но в глубине души он уже знал: это здесь. У него больше не было ни малейших сомнений. Оставалось убедить судью. * * * Кьевер наблюдал за ними в бинокль ночного видения. В машине он насчитал четырех человек. Адъютант генерала моментально записал номер автомобиля. Но он и так знал, кто они такие. Он мог бы сейчас покончить со всеми четырьмя, и они не успели бы даже понять, что с ними происходит. В прошлой жизни Кьевер был снайпером и служил под началом генерала. Служил двадцать лет. Тогда генерал был еще полковником. Для него он стал вторым отцом. Примером. Судьей. Жизненным ориентиром. На протяжении всей своей военной карьеры Кьевер был более предан Тибо Доннадье де Рибу, чем армии. Таких случаев, когда солдаты подчиняются прежде всего командиру, то есть человеку, а потом уже уставу, в армии достаточно много. Он сдвинул на лоб устройство ночного видения и повернул обратно. Пробравшись сквозь кусты и перейдя шоссе там, где его не могли заметить полицейские, он вошел в замок через потайную дверь. * * * Они возвращались в Тулузу. Уже настала ночь, и вдоль дороги загорелись редкие фонари. Позади остались опустевшие поля и холмы, тонущие в темноте точно так же, как тонули в начале времен. Сервас посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме своего отражения. Усталости он не чувствовал. Он думал о человеке с синими глазами, который жил в замке. В Википедии не было его портрета. Вместо него была надпись: «Мы будем рады любой лицензированной фотографии». Но Самира его уже описала Сервасу: худое лицо, поджарый, видимо, высокого роста (Самира видела его только сидящим). А глаза обрисовал и ресторатор, и Муса в разговоре с Арианой. Мысленный образ уже сложился в мозгу Серваса. Именно он и оказался врагом. Человек, с которым они столкнулись, был не просто подозреваемым: это был противник. И противник опасный. Опытный военный. Выходец из старинного католического рода, он вырос в той Франции, которой больше не было, и превыше всего ставил родину и честь. Но Сервас не забывал, как он ополчился на Мусу Сарра и Кевина Дебрандта. Одного он травил, как обыкновенную дичь, а труп второго выбросил на мосту. По мнению Мартена, он тем самым отрекся от всех ценностей, которые вели его по жизни. И, возможно, это были не первые его деяния. Кто еще, кроме Лемаршана, был с ним? Сколько из них служили в полиции, в жандармерии, в армии? Сколько у него было пассивных и активных соучастников? Сервас уже знал, что один из них служит в полицейском управлении. Такие люди, как он, процветали на глубоких трещинах, которые разламывали страну. С каждым днем их становилось все больше, им был нужен хаос, обрушение, чтобы потом, как они надеялись, силой захватить власть, которая, от выборов к выборам, уходила у них из рук, потому что избиратели отказывались за них голосовать. Это общество находилось на грани взрыва. Скреплявший его цемент рассыпался на глазах, а сидящие в засаде группировки только и ждали момента, чтобы разрушить последние стены. Эти группировки преследовали разные цели, но проект у них был один: свергнуть все власти на местах, включая власть демократическую. Это, безусловно, была проблема общая, но та проблема, что относилась только к нему здесь и сейчас, состояла в том, что синеглазый человек и его приспешники спровоцировали смерть Мусы Сарра и умертвили Кевина Дебрандта. А возможно, заодно и Ромэна Эймана, Лахсена Хениша и Нельсона да Роха. В его задачи входило арестовать убийц. Все остальное было вне его компетенции. Луна спряталась за облаками. За рулем сидела Самира. Эсперандье и Кац притихли на заднем сиденье. Сервас говорил себе, что развязка совсем близко. Он чувствовал ее по быстрым толчкам крови в венах. По тому, как расширялось время, и все, сидевшие в машине, постепенно становились частью его самого. Было восемь вечера субботы, 31 октября. 47 Он вошел в квартиру. Снял пальто. И услышал уличный шум, который доходил до прихожей: Леа, должно быть, открыла застекленную балконную дверь, чтобы проветрить. А когда вошел в гостиную, то понял, что так оно и есть, вот только шум совсем не похож на тот, что доносился из открытого балкона раньше. У него возникло впечатление, что он пришел домой часа в четыре утра, когда ночь уже опустилась на город и все звуки стали тише и доносились будто издалека. Куда подевались те сто тысяч студентов, которые в это время обычно шатались по улицам и набережным? Большинство из них приехали издалека и теперь небось сидят, закрывшись в своих комнатушках, подавленные и брошенные, мерзнут и пытаются не спятить и не начать биться в стены. А может, их отпустили на каникулы? – Есть хочешь? – спросила Леа из кухни. Он вошел. Она перемешивала овощи в китайском котелке, и от аппетитного запаха у него просто слюнки потекли. – Там на столе для тебя письмо, – сказала она, обернувшись. Он посмотрел на письмо и взял его. На конверте не было ни имени, ни адреса – Оно лежало в почтовом ящике? Она помотала головой: нет. – Все это очень странно. Внизу какой-то тип дожидался в машине. Как только я с ним поравнялась, он вышел и велел передать это тебе. Сервас напрягся. Ему очень не понравилось, что именно в такой момент некто подкарауливает Леа у них под окнами. Он вскрыл конверт и развернул лежавший внутри листок бумаги. Он был чист. На нем ничего не было написано. – Что там? – спросила Леа. Не отвечая, он взял телефон и набрал номер окружного комиссара. Пока устанавливалась связь, он почувствовал, как тяжело и тревожно забилась кровь в жилах. – Сервас? – удивленно ответил Шабрийяк. – Что случилось?