Журналистка встала, подошла к окну и распахнула его настежь, чтобы проветрить комнату. Откуда-то из глубины двора сквозь открытое окно доносилась песня, и кто-то, гремя посудой, отчаянно фальшиво ей подпевал. Щурясь от утреннего света, она вспоминала, как, засыпая, на все лады повторяла в уме слово «правосудие», и у нее возникло знакомое ощущение, что она совсем близко от передовой. Это слово неожиданно вызвало в памяти статью, которую она написала еще в прошедшие годы, но слабеющая память не позволила вспомнить, какую именно. Так, с помощью алкоголя, она досидела до самого утра. Она включила кофеварку, поставила на проигрыватель виниловую пластинку «The Ronettes»[60], приняла душ и, пока красилась, выкурила первую за этот день сигарету. Перед тем как выйти из ванной, она обрызгала себя целым облаком «Маленького черного платья»[61]. Когда же она спустилась на улицу, утренний воздух освежил ее. Город выглядел на удивление спокойным: карантин запрещал людям выходить из домов. В редакции «Ля Гаронн» оказалось всего трое сотрудников. Она поздоровалась с ними и прошла через зал. Ей очень хотелось пить, и казалось, что кожа ей мала, и поэтому лицо все время вздергивается кверху, а слизистая горла распухла и раздражена. Она налила в стакан воды из-под крана и залпом выпила. Потом сварила себе еще один эспрессо с двойной порцией сахара и отправилась к себе в кабинет. Включив компьютер, она соединилась с базой данных газеты, ввела слово «правосудие» и получила несколько сотен ответов. Эстер Копельман вздохнула. Надо было найти другое выражение, относящееся к этой статье, без которого ей придется искать крошечную иголку в огромном стоге сена… И вдруг она вспомнила. Да! Склонившись над клавиатурой, она ввела имя. Подождала. Безрезультатно… Но этого не могло быть. Она прекрасно помнила тот день, когда брала у него интервью, и тогда он несколько раз произнес слово «правосудие». В то время это ее поразило. Но теперь… Просто паранойя какая-то: выходит, кто-то удалил, стер ее статью из базы данных… Подняв глаза, она обвела взглядом пространство поверх перегородок. Один из журналистов наблюдал за ней. Это смешно, перестань, старуха… И тут она поняла. Интервью, скорее всего, относилось к более раннему времени, а оцифровывать газету стали только с 2013 года. Статья вышла раньше этой даты. Она относилась к эпохе, когда царствовали бумажные носители, когда сотни тысяч читателей покупали газеты и журналы в киосках. В те времена люди были еще жадны до серьезного материала за солидными подписями, до обстоятельного анализа, до выверенной и надежной информации. Тогда журналистов не опасались, как сейчас. Она вспомнила интересный образ, который попался ей в каком-то романе: «В то время как одни журналисты откапывают истину, другие сразу же забрасывают ее землей, чтобы закопать». Может, именно поэтому они и потерпели поражение. А может, из-за чертовых уловок в подтверждении информации: стремительно возрастало число людей, не воспринимавших информацию, если она не затрагивала их чувства, будь она и абсолютно достоверна. Эстер пожалела, что не сохранила картотеку этих старых статей в «Ворде». Она задумалась. Газетный архив располагался на первом этаже здания. На дворе было воскресенье. И она знала, где найти ключ: один из ключей висел в кабинете Шометта, если, конечно, тот не запер кабинет на засов. Она вошла в кабинет под подозрительными взглядами трех сотрудников, долго рылась в ящиках, пока не нашла ключ, и вышла. – Ты что такое делаешь? – спросил один из троих, журналист лет двадцати, с лицом, напоминающим лисью мордочку. – Похоже, ты каждый день задаешь этот вопрос своей подружке, которая изменяет тебе, пока ты сидишь в редакции, – огрызнулась она. * * * Дверь она заперла за собой на ключ. В архиве было тихо. Просторный зал освещали четыре больших окна, выходившие на рю де Луа. В помещении, пропахшем бумагой и типографской краской, скопилась пыль, напольное покрытие вытерлось и поблескивало белесыми пятнами. Почти все пространство занимали металлические этажерки, где рядами выстроились стопки газет. Только в одном углу стоял деревянный письменный стол, на котором громоздились два допотопных устройства для чтения микроформ. Сквозь матовые стекла проникал лишь слабый свет, и Эстер зажгла неоновые лампы. Потом подошла к одному из аппаратов и нажала кнопку включения-выключения. Ничего не произошло. Она нагнулась и заглянула под стол. И тут выяснилось, что оба аппарата просто не были подключены к сети. Пришлось забраться под стол, чтобы воткнуть штепсель в розетку. Вылезая, она стукнулась головой и ругнулась. Потом подошла к коробкам с микроформами, разложенными на этажерке по годам. Она рассчитывала, что нужная статья найдется среди материалов 2011–2012 годов. Материал 2013–2014 годов был уже оцифрован. И потом, надо же было с чего-то начинать. Если это ничего не даст, придется перерыть более ранние записи. Спустя час она все-таки заглянула в 2010 год. Двигая первую форму под стеклом, она то приближала, то отдаляла изображение, перебирая статьи и фотографии, плывущие по экрану. Ее прошиб пот. Здесь были собраны все ее снимки. И она почувствовала, как постепенно на экране собирается зло. Вдруг она остановила бег кадров и вернулась немного назад. Вглядываясь в экран над стеклами очков, она застыла на месте. Вот! «Бесполезные законы ослабляют законы необходимые, считает генерал Тибо Доннадье де Риб. Интервью с человеком, у которого слово «правосудие» не сходит с языка». Генерал Тибо Доннадье де Риб… * * * Сверив дату, Эстер нашла на стеллаже нужную газету и расправила пожелтевшие, высохшие страницы на деревянном столе. Теперь она все вспомнила, до малейших деталей. И снова увидела высокого военного с невероятно синими глазами, которые пронизывали насквозь. От этого человека исходила несокрушимая властная харизма. Интервью она брала в рамках галереи портретов активных участников общественной жизни: художников, политиков, исследователей и просто интересных людей… – Генерал, вы заявляете, что настало время призвать армию, чтобы положить конец власти пришлых князьков в городах. А вы не перегибаете палку? – Давайте говорить ясно. Только сила способна заставить насилие отступить. Речь идет о войне. О войне против нашей нации, против нашей цивилизации. Между князьками и исламистами существует негласный альянс. Это известно всем. И нельзя больше закрывать на это глаза. Проблему разрешит не идеология, а прагматизм и воля. Пришла пора действовать. Это вопрос выживания и одновременно вопрос справедливости. […] – Но разве вас не удерживает долг осмотрительности и осторожности? – Настает момент, когда молчание становится равно предательству. В условиях примиренческого правосудия, беспомощной политической власти и местных избранников, которые, по мнению многих, компрометируют себя, якшаясь с врагами демократии ради успешных выборов, нам нужны мужественные люди. Иначе нам не победить. Надо действовать смело, определить ясную стратегию и восстановить правосудие. […] – Генерал, вы много говорите о правосудии… – Потому что все начинается с него. Если правосудие на самом деле не работает, если преступники свободно расхаживают по улицам, если те, кто проповедует ненависть и насилие, не находятся под следствием, если преступления не… И дальше в том же духе. Она подсчитала. Тринадцать раз. В ходе интервью слово «правосудие» прозвучало тринадцать раз. Что там говорил ее информатор? Ходят слухи, что где-то существует тайная группа, которая собирается временно выправить все недостатки системы правосудия и восстановить справедливость своими силами. Группа состоит из полицейских, судей и военных. Все, как говорил он. Неужели она попала в цель? В глубине души она чувствовала, что стоит на верном пути. Это был ясный путь, правда, неизвестно, куда он приведет. Через десять минут она погасила свет в архиве и поднялась наверх. Сердце пустилось в галоп, как бывало всякий раз, когда она что-то ухватывала. Вернувшись в редакцию, она скинула туфли, открыла страницу «Гугла» и набрала в поисковой строке «Тибо Доннадье де Риб», слишком громко стуча по клавишам. Не задерживаясь на Википедии, она просмотрела все следующие результаты поиска, пробежала глазами три интервью, данные за последние десять лет, включая то, что нашла в архиве. И в каждом фигурировало слово «правосудие». Эстер была озадачена и растеряна. Что со всем этим делать? Дело было не в том, чтобы написать статью, тут все обстояло гораздо серьезнее… В этот миг она и приняла решение: необходимо передать эту информацию полиции. Она, конечно, обменяет ее на какую-нибудь сенсацию, но, как бы там ни было, они должны заинтересоваться. Пока не появились очередные трупы. Схватив телефон, она застыла в нерешительности. Если Рафаэль разболтает эту новость Сервасу, он себя демаскирует как источник информации, а это будет означать для него конец карьеры. Разве что прикинется, будто сам добыл эту информацию… Эстер послала ему сообщение и попросила срочно ей позвонить. Он копался добрых пять минут. – Что случилось? – спросил он. – У меня нет ничего нового. – Зато у меня есть. – Интересное? – Это не телефонный разговор… – Я очень занят, Копельман. Можешь сразу сказать чуть больше? – Я, кажется, знаю, кто за всем этим стоит. В трубке долго молчали. – Серьезно?.. Но ты не хочешь говорить по телефону, так? – Так. – Это легавый?.. – Всем заправляет не легавый… Скорее военный, – прибавила она. Снова молчание. – Высокий чин? – Прекрати задавать вопросы. Подробнее расскажу вечером. Мне надо еще кое в чем разобраться. Было бы хорошо, если бы ты любым способом нацелил расследование твоей группы на эту персону. Я хочу вам помочь: все, что происходит, действительно очень серьезно. Если ты против, я могу сама поговорить об этом с Сервасом… – Нет, не надо… Хорошо, я этим займусь. Где и когда? – Возле «Сами Кебаб», нынче вечером, в восемь часов. – Не люблю кебабы, они очень жирные, – сказал он. – Но я приду. 51 10:45 утра. В машине 15 градусов, на улице на 10 меньше. Лобовое стекло даже не запотело. Поставив машину на узком проселке с другой стороны шоссе, в густых зарослях, Сервас четко различал силуэт замка сквозь решетку ограды. И сразу почувствовал знакомое волнение. Тем лучше. Высокий уровень стресса стимулирует и обостряет способность к концентрации, низкий уровень ведет к апатии и инертности. А вот стресс чрезмерный изматывает и дезорганизует. Приоткрыв окно, он закурил уже третью сигарету, и в этот момент услышал на шоссе звук мотора. Ворота открылись, и серо-металлический «БМВ» медленно въехал в замковый парк, притормозив перед самой решеткой. Подняв телефон, Мартен увеличил изображение и сфотографировал номерной знак автомобиля. Потом связался по своему телефону NEO с системой регистрации транспортных средств и позвонил Венсану, который в это время должен был присутствовать при вскрытии тела Кевина Дебрандта.