Потом двинулась вперед. – А-а-а! – раздалось почти рядом. Я сделала шаг, другой, замерла и поняла, что стою на краю открытой ловушки. – Свет! Вижу свет! – донеслось из ямы. – Пожалуйста, вынь меня! Удивительно, как трудное положение делает вежливым человека, который не так давно вам самозабвенно хамил. А вот не плюй в колодец. Всегда помни, что можешь оказаться в непростой ситуации. Вдруг придется обратиться за помощью к тому, кого ты обзывала по-всякому! Я заглянула в яму и изумилась. Она очень глубокая, а стены серые, гладкие. Их, похоже, чем-то покрыли. Бетоном? Штукатуркой? Простите, не разбираюсь в строительстве. Но понятно, что тот, кто все сделал, постарался, не хотел, чтобы незваный гость вылез. Если стены из земли, то есть шанс вырыть ступеньки. А как выбраться, когда словно в стакан попал? Руки-ноги скользят, покрытие не отковырять! И почему не заметила, как выглядит стены, когда выручала пленницу в первый раз? Ответ пришел сразу. Стоял день, я не светила в ловушку фонарем. Да, стены и тогда показались гладкими, но я их не рассматривала. – Вы живы? – закричала я. Дурацкий вопрос! Но Олеся обрадовалась, закричала: – Да!!! Пожалуйста! Вытащи! Здесь труп! – Вы, слава богу, не умерли, – ответила я, вынимая из сумки лебедку, – все в порядке. Подождите несколько минут, надо установить аппарат. – Хорошо, – всхлипнула Калинина. – Постараюсь побыстрее. – Здесь труп! – снова долетело снизу. Еще раз объяснять Олесе, что она жива, я не стала. Вероятно, от страха у Калининой шок, вот и несет чепуху. Мысленно благодаря умного человека, который изобрел агрегат, я сбросила в ловушку пояс, объяснила Олесе, как его использовать, и начала вертеть ручку. Сначала из ямы показалась голова, а потом и вся Калинина оказалась на свободе. Она плюхнулась на траву и зарыдала. Меня укусила жалость. Разве девушка виновата, что ее детство прошло нерадостно? Имейся у Олеси любящие родители, она могла бы стать другим человеком. Я села рядом с освобожденной пленницей, обняла ее, прижала к себе, начала гладить по голове и сказала: – Все хорошо, ты жива! – Страшно одной в яме, – по-детски пожаловалась девушка, – знала, что никого рядом нет! Кого о помощи просить? Начала писать тебе. Ты не читаешь эсэмэски, батарейка заканчивается. А потом заряд весь израсходовался. – Все позади! – улыбнулась я. – В конце концов увидела твои послания. – Знаешь, как жутко сидеть на трупе? – рыдала Калинина. – Ты жива, – еще раз сказала я. – Да, – согласилась Олеся, – а он тапки откинул. – Кто? Девушка вытерла ладонью слезы и показала пальцем на яму и уж в который раз произнесла: – Там труп! Я вскочила, начала освещать ловушку фонарем и поняла, что на дне лежат кости. Глава двадцать девятая Через неделю мы все, включая Олесю, собрались в кабинете Степана, и мой муж начал говорить: – Эксперт считает, что скелет принадлежит мужчине возраста до тридцати лет. Зубы у него в идеальном состоянии, в костях нет ничего такого, что бы свидетельствовало о тяжелой болезни. Отсутствуют следы ударов на черепе, шейные позвонки в полном порядке. Со дня его смерти, вероятно, прошло несколько десятилетий. Звали покойного, предположительно, Роберт. – По костям теперь можно узнать имя? – изумилась я. – Нет, – усмехнулся Степан. – На щиколотке у скелета обнаружился браслет – стальные кольца с небольшой планкой, а на них гравировка: «Роберт». – Странно, что убийца его не снял, – удивилась я. Василий почесал в затылке. – Возможно, он не сумел стащить украшение. А вероятно, не догадался, что на ноге есть, так сказать, визитка. Дом стоит на отшибе, в эту местность редко кто заезжает, преступник мог подумать, что никто сюда не приедет, по ямам лазить не станет. Киллер определенно не профессионал. И следов огнестрельного ранения на останках нет. – Или парня не убивали, – прошептала Олеся, – он, как я, просто угодил в ловушку. Пошел по лужайке, не думая ни о чем дурном, и упал в яму. – Мы не можем утверждать, что смерть насильственная, – подхватил Бурлаков. – Возможно, Олеся права, парень просто угодил в западню. Она глубокая. А стены гладкие, словно их под окрашивание приготовили. Одному без шансов вылезти. Но! Я склоняюсь к мысли, что имело место отравление. Вероятно, его сбросили в яму уже мертвым. По какой причине подозреваю отравление? Чуйка подсказывает. – Роберт, – повторила я. – Так звали младшего брата Матвея Николаевича. – Хотя имя не самое распространенное в России, нет уверенности, что это останки именно родственника Кузнецова, – заметил Степан. Калинина подняла руку. – Можно сказать? – Да, пожалуйста, – разрешил Степан. – Простите меня, – очень тихо начала девушка. – Бросала эсэмэски Вилке в полном отчаянии. Знала, что она не придет. Будь я на ее месте, никогда бы не полетела спасать себя! А Тараканова примчалась. – Давайте перестанем вспоминать это происшествие, – попросила я. – Я не мать Тереза. Отправь вы сообщение Василию или Степану, приехали бы они. – Жутко обозлилась, когда меня за дверь выставили, – призналась Олеся. – До этого на работе только похвалу слышала. – Мы не успели узнать вас как профессионала. Вы не подошли по своим личностным качествам, – объяснил Степан. – Очень захотелось отомстить, – прошептала девушка, – самой разобраться во всем, потом отправить Вилке результат и написать нечто едкое, типа: «Еще стараешься понять, что случилось? Я не потратила много времени на поиск информации». На старое место работы меня вернуть не захотели, сказали: «Пока не нужна». Свободного времени навалом, а кое-какие вводные по делу были. Олеся повернулась к Бурлакову: – Вы отличный профессионал. Но есть места, куда никогда не войдете. – Я в даркнете как у себя дома, даже там, где все замуровано, – процедил Василий. – Даркнет, – усмехнулась Олеся. – В нем теперь даже пенсионеры плавают. Не спорю, там есть хорошо запертые двери, но они не так уж сложно открываемы. Я говорю об архивах, куда зайти невозможно. Существуют такие, где единицы хранения не оцифрованы и никогда не попадут в Сеть, потому что всегда есть шанс взломать любую защиту, и документы увидит тот, кому не следует. Девушка на секунду замолчала, потом продолжила: – Как я сумела ночью войти не онлайн, а своими ногами в тщательно охраняемую зону организации, где раньше занимала хороший пост? Друзей там нет. Но есть несколько людей, которым помогла, когда они влипли в неприятности, прикрыла их. Один из них очень нравился мне, глупой, я решила, что мужчина оценит меня по достоинству, у нас начнется роман. Нет! Он женился на другой. Вот я и напомнила парню, что долг платежом красен. Во время своего ночного дежурства он организовал мне доступ в хранилище, и ни одна камера меня не заметила. Как можно такое устроить, объяснять не надо, вы все равно не поймете. И главное не то, каким образом я очутилась у папок, за просмотр содержимого которых можно на тот свет уехать, а то, что я там очутилась. Примерно представляла, что нужно нарыть, определила цель своих поисков. Калинина встала и начала ходить по кабинету. – До моего увольнения обсуждалась личность Матвея Николаевича Кузнецова. Решила начать с него. В закрытом архиве по этому имени выудила интересные документы. Много лет назад кандидат наук с такими паспортными данными работал в разных хранилищах, где содержатся уникальные документы, и часть из них пропала. Камеры наблюдения там были, но они передавали информацию только внутри помещения, где сами и находились. Несмотря на громкие заявления о том, что мы бережно храним свою историю, на содержание архивов всегда выделялись мизерные средства. А зарплата сотрудников даже сейчас такая, что слезы из глаз льются. Но, несмотря на копеечный оклад, сложно обнаружить в коллективе человека, который за энную сумму вынесет бумаги. Архивисты, как правило, преданы своему делу. Предложи им миллион баксов за кражу чего-то – нарвешься на жестокий отказ и, вполне вероятно, окажешься в полиции. Но ведь в хранилищах и залах работает еще обслуживающий персонал, не только исследователи. Хотя и в среде научных работников попадаются алчные люди, не следует всех идеализировать. Калинина снова села за стол. – Теперь вернемся к Матвею Николаевичу Кузнецову. Напомню, в разных архивах пропали ценные документы. Но самый большой урон случился в одном крупном собрании. Из него в течение почти года выносили уникальные бумаги, за которые иностранные коллекционеры – американские, канадские, германские собиратели раритетных документов – заплатят баснословные суммы. Вор работал аккуратно, со знанием дела, и, вероятно, мог долго продолжать свое черное дело, но совершенно случайно обнаружилось, что из запасников испарились ценности. Олеся оперлась локтями о столешницу. – Каким образом можно спереть документ, чтобы никто его не хватился? В Москве в архивах содержатся миллионы единиц хранения. Поймите специфику архивного дела: документы из фондов могут не быть востребованы исследователями десятилетиями. Из-за этого о краже узнают, когда выясняется, что в некой папке отсутствует листок. А порой о воровстве становятся известно уже тогда, когда бумага продается на международном аукционе. Существует процедура снятия лота с торгов, возвращения его домой, но если документ без шума уходит в чужие руки, то о его исчезновении не узнают десятилетиями. Человек сдал после работы толстую папку, ушел, и тридцать лет потом никто ее не заказывал. К работе подключилась милиция. Делом занимался следователь Константин Петрович Соломатин. Ему дали четкое указание свыше не поднимать шума, работать очень осторожно. Константину не следовало упоминать об «ушедших» бумагах. Появление следователя в архиве объяснили тем, что из кабинета директора исчезла крупная сумма денег. О том, чем на самом деле занимался Соломатин, известно было только ему самому и его начальнику. Вора боялись спугнуть – вдруг он работает в хранилище? Следователь начал беседовать с сотрудниками, и одна девушка, недавно принятая на работу, сказала ему: «Украли деньги? Зачем всех подозревать? Подумайте, как я, например, к заведующей в кабинет попаду, когда ее там нет? Замок заперт. И вообще, фигня случилась, а вы стараетесь. Вон, моя подруга тоже работает в архиве, так у них много чего сперли из документов, а милицию и не подумали позвать. Директриса испугалась, что ее уволят!» Соломатин тайком проверил информацию, отправил в тот архив свою сотрудницу под видом уборщицы, и сведения подтвердились. Константин Петрович пошел дальше, послал своих людей в другие хранилища. И понял, что еще в двух архивах совершались кражи, о которых никому не сообщали. Тогда у мужчины возникла идея, каким образом можно вынести документ. В читальных залах есть камеры, на первом этаже дежурит сотрудник охраны. Константин предупредил заведующую о том, что проведет эксперимент, и в архиве появился аспирант. Парень приходил каждый день, спокойно работал. Он оказался очень приветливым, всегда останавливался поболтать с охранником у входа и с дежурной в зале. Молодой человек очаровал всех. Некоторое время его досматривали при выходе на улицу, а потом перестали. И настал момент, когда Соломатин и парень приехали к заведующему хранилищем домой и отдали ему листок, на котором один из российских императоров собственноручно начертал текст. Начальник схватился за сердце. «Никто из ваших людей денег не брал, – объяснил оперативник, – просто я стал своим, никому в голову не могло прийти, что совершу кражу». «Сотрудников следует тоже проверять на выходе! – вскипел заведующий. – А уж посетителей в особенности». «Вы правы, – согласился Соломатин. – Всех, вроде, досматривают, а на деле не каждого. С некоторыми членами коллектива охранники дружат, поэтому пропускают без обыска». «А в зале как? – не мог успокоиться главный. – Повсюду камеры! Как можно спрятать бумагу?» «Охрана состоит из людей, а они устают, – начал объяснять юноша. – Никто не способен просидеть восемь часов у монитора, не отрываясь. Поэтому секьюрити меняются. Когда приходит новый сотрудник, он минут пять болтает с тем, кто сдает пост. Камеры работают, но на пульте никого нет – ребята разговаривают. Ну и есть “слепая” зона, в разных помещениях она своя. Либо преступник знал служебное расписание, либо сидел в темном месте. Дежурная не всегда следит за посетителями, она уходит за документами, которые они заказывают. В зале положено находиться двум служащим – первый покидает помещение, второй остается. У вас же только по одному. А порой и единственный сотрудник два зала обслуживает. Зарплата крошечная, рабочий день долгий – трудно найти людей». Спустя короткое время Соломатин установил, что во всех архивах испарившиеся единицы хранения незадолго до их пропажи изучал кандидат исторических наук Матвей Николаевич Кузнецов. Он всегда сидел в «слепой» зоне, но ничего плохого о нем сказать не могли. Вся информация о молодом мужчине умещалась в несколько слов: пришел, заказал, почитал, заглянул в буфет, вернулся, почитал, сдал единицы хранения дежурной, ушел. Олеся посмотрела на меня. – Матвея вежливо попросили прийти на разговор. Кузнецов не сделал попытки удрать, не испугался, приехал к следователям. Он лишь удивился, спросил у Соломатина: «Зачем вам понадобился?» Константин Петрович не стал разводить турусы на колесах, сразу начал: «Десятого января этого года вы работали в архиве…» «Нет, нет, – остановил его Кузнецов, – в этот день читал лекции в институте, начал в девять, закончил в районе двадцати часов. Студенты и дневного отделения, и вечернего у меня». «А восемнадцатого числа того же месяца?» – осведомился Соломатин. И услышал такой же ответ. Константин сравнил рабочее расписание педагога с днями, когда он сидел в архиве, и увидел полное совпадение. Следователь поговорил с учебной частью института, где его заверили, что Матвей – человек-робот, никогда не опаздывает на занятия, не пропускает их, находится в учебном заведении с утра и до ночи. Перерыв между лекциями у преподавателей десять минут. Есть большая, так называемая «обеденная» перемена. Но за тридцать минут ни до одного архива, в которых были совершены кражи, не доехать. А сотрудницы залов, где занимался Кузнецов, твердо говорили: «Он приходил к полудню, сдавал материал в шестнадцать». Олеся повернулась к Степану. – Какая мысль приходит в голову после ознакомления с данной информацией? – Некто, похожий на Кузнецова, использовал его паспорт. Брал документ в те дни, когда Матвей укатывал на лекции, и успевал положить на место до возвращения владельца, – немедленно ответил мой муж. Глава тридцатая