"Хорошо. Ты ешь. Настолько мала." Она машет руками в воздухе, словно измеряя размер моей талии, и неодобрительно ц-цк. "Слишком маленькая." Я неловко смеюсь и принимаюсь за еду, а она возвращается к мытью посуды. Забавно, ее тупая критика моей фигуры, но тоже правда. Я всегда была стройной, но после месяца случайных приемов пищи я стала совершенно худой, мышцы на моем теле тают вместе с тем небольшим количеством жира, что у меня было. Даже добыча, которую я когда-то считал слишком заметной, теперь почти не видна; Мне, вероятно, придется сделать миллион приседаний, чтобы вернуть его. Что я и сделаю, когда все это закончится. Если это когда-нибудь закончится. Нет, не если. Я отказываюсь так думать. Я зашла так далеко, ускользая от преследователей, несмотря ни на что, и теперь все налаживается. Впервые с тех пор, как начался этот кошмар, я проспала всю ночь, у меня сытый живот, и я нахожусь где-то, где меня не могут устроить из засады. И через шесть дней я получу свою первую зарплату, а вместе с ней и больше вариантов, включая уход отсюда, если это то, что мне нужно сделать, чтобы быть в безопасности. Если тьма, которую я почувствовала в Николае, была чем-то большим, чем продукт моего воображения. В этой светлой, залитой солнцем кухне мои опасения по поводу мафии кажутся преувеличенными, иррациональными, как и мой вывод о том, что он хочет меня. Как заметила Людмила, я выгляжу не лучшим образом, и я уверена, что такой богатый и великолепный мужчина, как мой работодатель, привык к красавицам мирового уровня. Чем больше я думаю об этом, тем больше кажется, что мое влечение к нему могло привести к тому, что я неверно истолковала ситуацию прошлой ночью. Ласкательное имя, наводящие вопросы, низкий соблазнительный тон его голоса — все это могло быть следствием культурных различий. Я мало что знаю о русских мужчинах, но, возможно, они всегда так относятся к женщинам — так же, как возможно, что богатые русские привыкли иметь охрану из-за высокого уровня коррупции и преступности в их стране. Да, наверное, это так. Со всем стрессом последнего месяца я дал волю своему воображению. Зачем мафиозной семье поселиться здесь, в этой отдаленной глуши? Нью-Йорк, конечно; Бостон, вполне вероятно. Но Айдахо? Это бессмысленно. Покачав головой своей глупости, я допиваю остатки блинов и пью кофе, приготовленный Людмилой. Затем, впервые за несколько недель чувствуя себя приподнятой и полной надежды, я встаю, несу посуду в раковину, куда Людмила выносит ее, несмотря на мои протесты, и отправляюсь на поиски моей ученицы. Я могу сделать это. Я действительно могу. На самом деле, я с нетерпением жду этого. Я сворачиваю за угол в гостиную, быстро иду, когда натыкаюсь на большое твердое тело. Удар выбивает воздух из моих легких и чуть не отправляет меня в полет, но прежде чем я успеваю упасть, сильные руки смыкаются вокруг моих предплечий, притягивая меня к упомянутому телу. Ошеломленный, совершенно запыхавшийся, я смотрю на своего похитителя — и мое сердцебиение взлетает до небес, когда я встречаюсь с тигриным ярким взглядом Николая. — Доброе утро, зайчик, — бормочет он, его красивый рот изгибается в насмешливой улыбке. — Куда ты так торопишься? 15 Хлоя Каждая клетка моего тела воспламеняется жаром, мой пульс подскакивает до невозможности выше. Моя нижняя часть тела прилегает к нему, мои бедра прижимаются к твердым колоннам его ног, а мой живот прижимается к его паху. Я чувствую его одеколон, что-то тонкое и сложное, с нотами кедра и бергамота, а под ними чистый мускус теплой мужской кожи. И тепло . Даже когда мы оба полностью одеты, я чувствую его животный жар — и, к моему удивлению, растущую твердость, вдавливающуюся в мой живот. "У тебя все нормально?" — бормочет он, и я понимаю, что смотрю на него ошеломленно, как кролик, попавший в капкан. Примерно так я себя и чувствую. Его длинные пальцы полностью охватывают мои плечи, его хватка нерушима. И он огромный. До этого момента я не осознавала, насколько он высок и мускулист. Я среднего роста для женщины, но он затмевает меня во всех отношениях — и, судя по толщине прижатой ко мне выпуклости, он неизменно большой во всем теле. Моя кожа нагревается еще на тысячу градусов, а внутренности сжимаются от внезапной пустой боли. — Я… я в порядке. Только я говорю далеко не нормально, мой сдавленный голос выдает мое волнение. Я не могу думать, не могу ничего переварить, кроме того, что его эрекция давит на меня, и он по какой-то причине не отпускает меня. Он прижимает меня к себе, словно никогда не отпустит, его взгляд с каждой секундой становится все более пристальным. Медленно, словно притягиваемые магнитом, его глаза опускаются к моим губам и… «Коля». Голос Алины напряжённый. — Константин хочет с тобой поговорить. Николай напрягается и поднимает голову, его пальцы сжимают мои руки до боли. Из моего горла вырывается непроизвольный вздох, и он ослабляет хватку, но все еще не отпускает меня. «Скажи ему, что я ему перезвоню», — говорит он сестре. Его тон холодный и ровный, как будто мы все сидим за столом, а не он держит меня, как будто мы собираемся танцевать танго. Мое лицо, напротив, горит от смущения. Я даже представить не могу, о чем сейчас думает Алина. — Он хочет поговорить с тобой прямо сейчас, — настаивает она. «Он собирается на совещание через несколько минут и потом будет занят». Николай бормочет что-то похожее на русское ругательство и, наконец, отпускает меня. Потрясенный, я спотыкаюсь на нетвердых ногах и поворачиваюсь к Алине, которая с прищуренным взглядом смотрит, как ее брат уходит. Затем ее взгляд переключается на меня, и ее полные красные губы сжимаются. — Я столкнулась с ним, — выпаливаю я, прежде чем она успевает обвинить меня в чем-либо. "Это был несчастный случай. Я бы упала, но он… «Мой брат не попадает в аварии». Ее глаза подобны нефриту, окунутому в лед. — Тебе стоит запомнить это, Хлоя. И с этими словами она уходит, оставив меня еще более потрясенным, чем прежде. Через несколько минут я достаточно собралась, чтобы возобновить поиски Славы — на этот раз в гораздо более спокойном темпе. Однако когда я добираюсь до его комнаты, его там нет, поэтому я спускаюсь вниз, чтобы найти его. Ни его, ни Павла я не вижу ни в одной из общих зон, поэтому возвращаюсь на кухню, надеясь найти там Людмилу. Но и она ушла. Может, они все снаружи? Открыв входную дверь, я выхожу на яркий солнечный свет. Прекрасный безоблачный день, ветерок с запахом леса прохладно и освежает мое лицо. На подъездной дорожке никого нет, но я все равно иду туда, набирая полную грудь свежего горного воздуха, чтобы еще больше успокоиться. Нет причин волноваться. Ничего не произошло. Николай поймал меня, когда я бы упал, вот и все. Вот только… что-то могло случиться, если бы Алина не прервала. Я на девяносто процентов уверен, что Николай собирался меня поцеловать. И уж точно не представлял себе, как ко мне прижимается твердая выпуклость. Он хочет меня. В этом больше нет никаких сомнений. Я делаю еще один глубокий вдох, но мое сердце продолжает колотиться, а ладони вспотели, как сумасшедшие. Вытирая их о джинсы, я обхожу дом, любуясь видами на горы, пытаясь успокоить свои бешеные мысли. Это отлично. Все в порядке. То, что я нравлюсь Николаю, не означает, что между нами что-то произойдет. Я уверена, что он понимает, насколько все это неуместно. Что бы ни говорила Алина, это был несчастный случай, мы столкнулись друг с другом. Я не знаю, почему она предположила бы иначе. Может быть, она думает, что я заигрывал с ним? Но нет. Казалось, будто она предостерегает меня от него, как будто… Звук голосов привлекает мое внимание, и, заворачивая за угол, я вижу Павла и Славу. Они стоят у пня в пятидесяти футах от него, на нем лежит большая рыба. Подойдя, я вижу, как человек-медведь разрезает его наполовину, затем передает острый на вид нож Славе. Что за черт? Ожидает ли он, что ребенок закончит работу? Он. И Слава делает. К тому времени, как я добираюсь туда, мальчик выгребает рыбные внутренности своими маленькими руками и бросает их в пластиковый пакет, который Павел услужливо держит для него открытым. Тогда ладно. Думаю, они знают, что делают. Я сама несколько раз чистила рыбу — мой сосед по комнате, первокурсник, энтузиаст рыбалки и охоты, научил меня, как — так что я не против, но тревожно видеть, как четырехлетний ребенок делает это. . Они действительно не беспокоятся о нем с ножами. Остановившись перед пнем, я ослепительно улыбнулась. "Доброе утро. Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Мальчик улыбается мне и что-то бормочет по-русски. Павел, однако, выглядит менее чем довольным меня видеть. — Мы почти закончили, — рычит он своим сильным акцентом. — Можешь подождать дома, если хочешь. — О нет, мне здесь хорошо. Тебе нужна помощь с этим?» Я делаю жест в сторону рыбы. Павел сердито смотрит на меня. — Ты знаешь, как снимать чешуйки? "Я знаю." На самом деле я бы предпочла этого не делать, чтобы не испачкать свою единственную чистую одежду, но я хочу продолжать учить Славу, и лучший способ сделать это — проводить с ним время, занимаясь тем, чем он занимается. По моему опыту, дети лучше всего учатся вне классной комнаты, как и большинство взрослых. «Тогда вот». Павел тычет в меня ножом для удаления накипи. «Покажи ребенку, как это сделать». Судя по ухмылке на его кирпичном лице, он думает, что я блефую, поэтому мне доставляет огромное удовольствие взять у него нож и ласково сказать: «Хорошо». Стараясь не забрызгать рубашку, я приступаю к работе, все время объясняя мальчику, что я делаю и как. Я говорю ему, как называется каждая часть рыбы, и заставляю повторять слова, а затем позволяю ему самому попробовать очиститься от чешуи. Он так же хорош в этом, как и в нарезке, и я понимаю, что он делал это раньше. Когда Павел сказал мне показать ему, он просто проверял меня. Скрывая досаду, я дала Славе закончить работу и положила очищенную рыбу обратно в ведро. Павел несет его в дом, а мы со Славой идем за ним. Человек-медведь идет прямо на кухню — наверное, чтобы приготовить рыбу к обеду, — и я говорю ему, что веду Славу наверх переодеваться. В отличие от меня, у мальчика вся рубашка в рыбных пятнах. Павел что-то утвердительно хмыкает и исчезает на кухне, а я веду Славу в ближайшую ванную. Мы оба тщательно моем руки, а потом я веду Славу в его комнату. К моему удивлению, когда мы вошли, Людмила была там, предусмотрительно раскладывая чистую рубашку и джинсы для Славы на кровати. — Спасибо, — говорю я с улыбкой. — Он остро нуждается в переменах. Она улыбается в ответ и говорит что-то Славе по-русски. Он подходит к ней, и она помогает ему снять грязную одежду. Я тактично отворачиваюсь — мальчик достаточно взрослый, чтобы стесняться перед незнакомцами. Когда кажется, что они закончили, я оборачиваюсь и вижу Людмилу, помогающую ему расстегнуть пряжку ремня. — Все хорошо, — через мгновение объявляет она, отступая назад. — Ты сейчас учишь. Я улыбаюсь ей. "Спасибо, я сделаю так." Увидев, как она собирает грязную одежду Славы, я спрашиваю: «Есть ли где-нибудь в доме стиральная машина? Мне нужно заняться стиркой». Она хмурится, не понимая. "Прачечная." Я указываю на кучу одежды в ее руках. — Знаешь, чтобы постирать одежду? Я потираю кулаки, изображая человека, стирающего вручную. Ее лицо очищается. "О да. Прийти."