— Ты умираешь, ты знаешь. Я могу позволить тебе исчезнуть с миром или, — я достаю складной нож и открываю его, — могу разорвать тебя на куски и заставить почувствовать каждый кусочек. Его глаза тяжело открываются. «Отвали». Я бросаю взгляд через плечо. Хлоя лежит совершенно неподвижно, ее глаза закрыты. Надеюсь, она потеряла сознание или, по крайней мере, находится в таком глубоком шоке, что не заметит следующей части. В любом случае, выбора нет. Мне нужно получить ответы, быстро. Я ловлю взгляд Аркаша. "Сделай это." Охранник достает шприц и вонзает в шею умирающего убийцу запатентованный препарат нашего фармацевтического подразделения, за который российские военные платят миллионы. Мужчина поначалу почти не реагирует, только шлепает ослабевшей рукой по месту укола. Однако мгновение спустя его глаза широко распахиваются, и он садится прямо, его дыхание учащается, а румянец заливает его бледные щеки. «Эпинефрин, смешанный с несколькими другими забавными веществами», — жестоко говорю я ему. — Это не даст тебе заснуть до того момента, как ты захрипнешь. Что будет либо через несколько нейтральных, либо через несколько ужасных минут. Твой выбор." Он тяжело дышит, по лицу течет пот. — Кто ты , черт возьми ? «Если ты не начнешь говорить, человек, который превратит твои последние минуты в ад». Я киваю Аркашу и Кирилову, и они хватают мужчину за руки, легко поднимая их над головой, несмотря на его усилия. — Последний шанс, — подсказываю я, но ублюдок просто смотрит на меня. Я мрачно улыбаюсь. Я надеялся, что он окажется трудным. Как бы я ни предпочитал вести себя хорошо, это единственный раз, когда я с нетерпением жду возможности применить навыки, которым научил меня Павел. Со скоростью удара гремучей я вонзаю нож в почку мужчины и поворачиваю лезвие. Крик, вырывающийся из его горла, едва ли можно назвать человеческим. Наркотик не только держит его в сознании, он усиливает все ощущения, тысячекратно усиливая боль. Прежде чем он успевает прийти в себя, я выдергиваю лезвие и дважды разрезаю ему живот, разрезая кожу, жир и мышцы в виде большого креста. Его глаза вылезают из орбит, еще один нечеловеческий крик разрывает его горло, когда я отодвигаю треугольные лоскуты плоти, обнажая его внутренности. «Вы когда-нибудь задумывались, каково это, когда вам вырезают кишечник без анестезии?» — спрашиваю я в разговоре. "Нет? Потому что ты собираешься это узнать. Вообще-то, подождите — я думаю, это может убить вас слишком быстро. Мы начнем ниже». Еще одним быстрым движением я разрезаю пах на его джинсах, обнажая его вялый член и яйца. "Жди!" Его глаза безумны, когда мой клинок снова опускается. — Я… я скажу тебе. Я останавливаюсь в дюйме от его сморщенного члена. "Вперед, продолжать." — Я не знаю почему, ясно? Он никогда не говорил нам. Он кашляет, срыгивая кровь. — Просто сказал, что мы должны их убрать. "Их?" «Женщина и… девушка». Бля . — Ты должен был убить их обоих в тот день? "Ага." Его лицо бледнеет с каждым мгновением. «Только девушка опоздала. А потом каким-то образом она увидела нас и… — Он снова слабо кашляет, и я знаю, что лекарство проигрывает битву с его умирающим телом. "Кто это был?" — срочно требую я, когда его веки опускаются. — Кто вас нанял? Я прижимаю острие ножа к его яйцам. — Назови мне чертово имя! Его глаза затуманенно открываются, и он хрипит три слога — имя, от которого я чуть не выронил нож. Мой ошеломленный взгляд встречается с глазами Аркаша и Кирилова; на их лицах написано то же недоверие с отвисшими челюстями. — Ты только что сказал… — начинаю я, снова обращая внимание на убийцу, но в отчаянии замолкаю. Его глаза пусты, грудь неподвижна, а голова без костей свисает набок. Закончилось. Ублюдок ушел. Я вскакиваю на ноги, мой разум яростно перебирает то, что я знаю. У человека, которого он назвал, определенно есть ресурсы для этого, но какова мотивация? Связь? Как вообще его пути и пути Хлои пересеклись? Если только… они этого не сделали. Хлоя была не единственным человеком в его расстрельном списке; ее мать тоже была на нем. И тут, как лавина, меня обрушивает. Калифорния. Молодая мать, еще несовершеннолетняя на момент рождения Хлои. Отец, которого она никогда не знала. Полная стипендия, возникшая из ниоткуда. Другой мужчина, у которого нормальная, любящая семья, никогда не сделал бы такой извращенный, такой мрачный вывод. Но я Молотов, и я знаю, что общая кровь не гарантирует ни верности, ни безопасности. Я знаю, что любовь может быть более жестокой, чем ненависть. Сердце тяжело стучит, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Хлою. Если я не ошибаюсь, само ее существование — это скандал, заканчивающий карьеру, а еще один так называемый отец заслуживает моего ножа. 53 Хлоя Я в аду. Либо так, либо в ловушке кошмара. Моя рука горит, внутренности переворачиваются, и каждый раз, когда темный туман в моем сознании рассеивается и я приоткрываю веки, я вижу, как Николай делает что-то еще более ужасное, когда его низкий, ровный голос произносит угрозы, от которых у меня сжимается желчь. горло. И последующие крики… Мой желудок сжимается, и все, что я могу сделать, это не перевернуться и не вырвать. Это не реально. Этого не может быть. Темная дымка угрожает снова затопить меня, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы делать короткие, неглубокие вдохи и держать глаза закрытыми. Это должен быть сон, ужасный, образный сон или галлюцинация, вызванная крайним ужасом. Как еще Николай мог быть здесь? Как бы он меня нашел? Опять же, как поступили убийцы моей мамы? Мое сознание должно снова отключиться, потому что, когда я открываю глаза в следующий раз, я сижу на заднем сиденье движущегося внедорожника, удобно устроившись на коленях мужчины. Колени Николая — я узнаю этот запах кедра и бергамота где угодно. Его сильные руки обнимают меня, крепко обнимая, и мой пульс подскакивает от радостного облегчения, когда я понимаю, что это не сон. Николай здесь. Он пришел за мной. Я должна издать какой-нибудь звук, потому что он отстраняется, его глаза яростно золотятся на напряженном лице. — Почти готово, — обещает он более грубым голосом, чем я когда-либо слышал. — Доктор уже ждет. Пока он говорит, я ощущаю пульсирующую боль в правой руке и общее чувство головокружения и крайней слабости, а также ощущение, что меня всего избили дубинкой. Последнее должно быть из-за того, что он выпрыгнул из машины, а также из-за того, что молодой убийца сбил его с ног. Мое сердцебиение учащается втрое, когда я вспоминаю его лицо надо мной, искривленный голод в его плоских темных глазах. Как я попала оттуда сюда? Как это Николай... Внезапно мой разум проясняется, и нахлынули воспоминания, одно более тошнотворное, чем другое. Пожилой мужчина с оторванным черепом… Николай прыгает ко мне, держа пистолет как продолжение руки… Его допрос человека, который планировал меня изнасиловать; угрозы Николая и то, как жестоко, умело он орудовал выкидным ножом… И крики, эти грубые, леденящие кровь крики… Меня начинает трясти, когда мой взгляд скользит по машине, замечая Павла с каменным лицом рядом с нами и двух мужчин опасного вида впереди. Я никогда их раньше не видела, но, должно быть, это охранники комплекса. Мои глаза снова возвращаются к лицу Николая, к этому идеально вылепленному лицу, которое может выглядеть то диким, то нежным, и я замечаю красновато-коричневую полосу над одной высокой скулой. Кровь. Засохшая кровь. Моя дрожь усиливается. Неверно истолковав причину, Николай гладит меня по челюсти, его яростное выражение смягчается. — Все в порядке, зайчик, ты в безопасности. Они не могут навредить тебе». Но он может. Я болезненно, остро осознаю, что нахожусь во власти этого прекрасного, ужасающего мужчины. То, что он держит его на коленях, только подчеркивает разницу в размерах и силе между нами; его большое, мощное тело полностью окружает меня, мускулистая полоса его руки на моей спине так же неотвратима, как любая железная цепь. Не то чтобы мне удалось сбежать в любом случае — не с его людьми здесь, не в то время, когда внедорожник мчится на полной скорости. Мне лучше не знать, но я не могу сдержать вопрос. — Это был ты, не так ли? Мой голос превращается в напряженный шепот. — Ты выстрелил ему в голову. Словно пелена падает на лицо Николая, исчезают все намеки на выражение. "У меня не было другого выбора. Если бы я только ранил его, он мог бы убить тебя, пока я разбирался с его напарником. Когда их было двое, мне пришлось устранить одного, причем быстро. — А другой мужчина… — я сглатываю приступ тошноты при воспоминании о криках. "Он…?" — Умер от ран, да. В голосе Николая нет угрызений совести, в его спокойном взгляде нет и следа вины, а в моих венах застывает лед, когда я понимаю, что он делал это раньше. Он убивал и пытал других. Включая, скорее всего, собственного отца. "Останови машину!" Слова вылетают из моего рта прежде, чем я успеваю осмыслить их мудрость. Не обращая внимания на головокружительную вспышку боли в руке, я просовываю руки между нами и упираюсь ему в грудь, которая почему-то кажется стальной. В отчаянии я прибегаю к попрошайничеству. — Пожалуйста, Николай, выпусти меня. Мне нужно… Мне нужна минутка. Он не шелохнется, как и никто из его людей, когда он тихо говорит: — Мы почти дома, зайчик. Всего на несколько минут дольше». Дом? Мой панический взгляд прыгает к окну, и страх сжимает мою грудь, когда я узнаю дорогу, ведущую к комплексу, по крутым изгибам которой я шла только этим утром, когда я бежала от человека, который держал меня… человека, которого я на самом деле боялась и поверьте, был убийцей.