Они пошли по улице. Анна впереди, не оборачиваясь, Глеб чуть сзади. Хотя уже опустились сумерки, сейчас ему казалось, что вся деревня провожает их взглядами – любопытствующими и одобрительными, что вызывало в его душе весьма противоречивые чувства. Не то чтобы Анна ему не нравилась, как раз наоборот, но настойчивость, с которой все вокруг стремились их соединить, вызывала у Глеба внутренний протест. Проходя мимо двора старосты, Глеб приостановился. Паштык колол дрова у сарая. Это был крепкий, начинающий лысеть мужчина лет шестидесяти, глава большого семейства. Глеб знал, что из восьмерых его детей старшему стукнуло уже тридцать пять, младшей же дочери было всего восемь. Жена старосты, несмотря на такое количество беременностей, сохраняла, как и большинство женщин поселка, сухую, почти стройную фигуру, оставаясь легкой и быстрой на ногу. – Здравствуй, Петр Корнеич! – крикнул Глеб и повернулся к Анне: – Ты иди, я сейчас догоню. Староста отложил топор, вгляделся в сумеречный воздух. – Здравствуй, Йока. С охоты вернулся? Что добыли? – Да на рябчиков с Иваном ходили. Петр Корнеич, разговор есть. – Заходи, если недолго. А то я баньку наладил. Если хочешь – вместе попаримся. – Нет, спасибо, – мотнул головой Глеб. – Слушай, Петр Корнеич, мне домой пора отправляться. Засиделся я тут у вас. Ты бы мне помог, как местная власть. Может, попросил бы кого… Тебя послушают. – Так-то оно так… – Староста поскреб редкую щетину на подбородке. – Только кого же сейчас попросишь? Сейчас, Глеб, не знаю как по батюшке, самая работа у всех. Лето у нас короткое, надо запасы на зиму готовить. Как тут человека от дела отрывать? – Слушай, Корнеич, а ты тогда мне дай лодку, а? Я и сам доберусь. А лодку оставлю кому скажешь, потом заберете. – В чем вопрос! Бери на здоровье. Хоть мою, – легко ответил староста. – С мотором? – Ну… – Староста слегка нахмурился. – С мотором-то с мотором, да вот с бензином проблема. Нет у нас бензина. – Да как же! – воскликнул Глеб. – Иван говорил, что запасов до зимы хватит! – Это с чего ж он взял?! Бензин, понимаешь, у нас общественный. Такие дела в одиночку я не решаю. Если и хватит до зимы, то с трудом, это я точно тебе говорю. И вообще сомневаюсь… Нет, Йока, с бензином, извини, я тебе не помогу. – Так без бензина я отсюда не уеду! – Почему не уедешь? – удивился староста. – Вот зима наступит, река встанет, тогда можно будет. – Не могу я ждать до зимы, – упрашивал Глеб. – А что тут поделать, Йока? – развел руками староста. – Я тебя понимаю, только все равно ждать придется. По-другому никак не получается. На крыльцо выбежал паренек – один из сыновей паштыка. – Ата! Баня готова, иди, мать зовет! Староста тут же с облегченным вздохом вскочил на ноги. – Так не пойдешь со мной в баньку, Йока? Нет? Зря… Глеб свернул с улицы к дому Анны и грудь в грудь столкнулся с Донгаровым. Толчок получился совсем слабый, Глеб тут же отпрянул, бормоча извинения, но Донгаров совершенно неожиданно и очень агрессивно пихнул его твердой ладонью в грудь так, что Глеб отлетел на пару шагов назад. – Ты что, Аким? – растерянно сказал Глеб. – Я же случайно. – Улицы тебе мало! – злобно прошипел Донгаров. – Думаешь, ты здесь самый умный?! Он снова шагнул вплотную и схватил Глеба за запястье. Глеб попытался выкрутить свою руку из захвата, но пальцы охотника сжимались словно клещи. Лицо кривилось злобной гримасой. – Ты зачем сюда пришел, щенок?! Своего нет, чужое забрать хочешь? Я таких, как ты, в реке топлю!.. Глеба охватила жаркая волна гнева. Он хотел бы избежать ссоры с Донгаровым, но вряд ли теперь это было возможно. Вспоминая юношеские навыки занятий дзюдо, сцепил обе руки в замок и резким движением с поворотом локтя легко освободился. В глазах Донгарова вспыхнуло удивление. Он широко размахнулся, но Глеб без труда избежал удара коротким уклоном. – Прекрати, Аким! – крикнул он. – С ума сошел? Донгаров же все сильнее впадал в ярость. Прыгнув вперед, он вцепился в отвороты халата своего противника. Он был ниже Глеба, но намного жилистей и сильней, несколько секунд они с сопением топтались на дорожке, потом Донгаров приподнял Глеба, готовясь швырнуть наземь, однако тот зацепил стопой его ногу, и теряющий равновесие Донгаров был вынужден его оттолкнуть. Глеб все же не удержался на ногах. Упав, быстро перевернулся на бок и, не пытаясь подняться, провел подсечку. Донгаров грузно грохнулся на спину. – Хватит! – крикнул Глеб, успевший встать первым. – Довольно! Опомнись! Донгаров сел. Падение совсем не повредило ему, даже не оглушило, он просто пришел в некоторое замешательство, совершенно не рассчитывая получить от худосочного, слабосильного Йоки настолько квалифицированный отпор. Злобно бормоча что-то неразборчивое, он потянулся к ножу, висевшему на поясе в ножнах. – Гле-еб! – услышали они голос Анны. – Ты где? – Тут… я тут, – отозвался Глеб. – Я сейчас иду. Он быстро прошел мимо Донгарова. Тот так и остался сидеть, проводив Глеба взглядом, исполненным ненависти и угрозы. – Ничего, – негромко сказал он ему в спину. – Встретимся еще… Йока! – Что там случилось? – спросила Анна, заметив его возбуждение. – Ничего, – буркнул он, пытаясь скрыть учащенное дыхание. – Все в порядке. Срывая злость на колоде, Глеб швырял ее с боку на бок, перегоняя из одного угла двора в другой. Анна попыталась было помогать, но Глеб хмуро велел, чтобы не мешала. На кой черт вообще эту колоду было трогать, он не знал. Лежала на своем месте сто лет, пролежала бы еще столько же. Наконец дурацкая работа была окончена. – Спасибо, Глеб, – сказала Анна и отвела взгляд в сторону. – Чаю попьешь? – Нет, – грубовато ответил Глеб и, увидев, как вспыхнуло краской ее лицо, устыдился. – Ну, конечно, давай попьем. Он сполоснул руки и разгоряченное лицо под рукомойником и зашел в избу. В доме Анны он оказался впервые. Тут было чисто и светло, остро и приятно пахло какими-то лесными травами. Неизвестно как здесь обстояли дела с чаем, но на столе обнаружился настоящий ужин. Вплоть до пузатого графинчика с брусничной настойкой. – Садись, – тихо пригласила Анна. – Ну спасибо, – вздохнул Глеб, покоряясь тому, что неизбежно должно было случиться. Причем без малейшего усилия над собой. Ему совершенно не нужно было спиртное. Свежий запах, исходящий от Анны, лишал разума гораздо скорее. Все произошло очень быстро и естественно, потому что оба ждали одного и того же. Когда Анна подошла к Глебу с миской, чтобы положить ему какую-то снедь, он просто прижался к ней щекой, ощутив между своим и ее телом преградой лишь тонкий ситец платья. Минута прошла в неподвижности и тишине. Потом Анна, не отстраняясь, медленно поставила миску на стол. Ее руки мягкой лаской легли на голову Глеба. – Глеб, – сказала Анна, и голос ее звучал с хрипотцой. – Мне хорошо с тобой, Глебушка. Он гладил ее осторожно и нежно. Только ситец – почти неощутимый и оттого возбуждающий, отделял от него Анну. Его рука скользнула вниз и начала подниматься, попутно сминая в мягкий комочек эту последнюю преграду. – Анна, – пробормотал Глеб, пытаясь собрать воедино остатки разлетевшегося по Вселенной разума, – мне тоже так хорошо… – Не говори сейчас, – шепнула она в ответ. – Ничего не говори… Освободилась легко и необидно, сделала два шага к двери на вторую половину избы, коротко обернулась на Глеба и каким-то неуловимо быстрым движением сбросила через голову платье. – Не говори, Йока, – прошептала она. – Просто иди ко мне… * * * Как всегда, Радзин проснулся без будильника ровно в восемь тридцать и обнаружил, что жена уже встала. За дверью ближайшей ванной комнаты шумели струи душа. Радзин зашел в соседнюю. «И как это возможно жить в доме с одной ванной!» – подумал он и тут же поймал себя на том, что до сих пор не привык к созданному им самим комфорту. Такие мысли следовало поскорее изгонять. Обращать внимание на нормальные, в сущности, элементы быта – признак плебейства. Не велика роскошь – две ванных комнаты в квартире. Совершенное открытие слегка огорчило Радзина. Процесс избавления от плебейских привычек протекал недостаточно быстро. Он тщательно побрился, принял душ, а потом долго массировал лицо. От массажа кожа порозовела и разгладилась, Радзин придирчиво оглядел себя в зеркало и нашел, что для своих сорока пяти выглядит вполне прилично. Разве что лицо чуть полновато. Он втянул щеки внутрь, посмотрел и неодобрительно хмыкнул. Нет, аскетическая худоба ему явно не подходила. – Тебе сделать тост? – спросила из-за двери жена. – Пожалуйста, – хрипловато сказал Радзин, откашлялся и произнес еще раз, звучней и громче: – Пожалуйста! Пробуждение таким образом окончательно состоялось. Когда он вошел в столовую, тосты уже лежали на тарелке. Жена в халатике и тюрбане из полотенца пила кофе маленькими глотками, рассеянно глядя на открытую страницу какого-то глянцевого журнала. Тонкая полупрозрачная ткань туго обтягивала ее грудь. Радзин с удовольствием полюбовался, но потом отвел взгляд в сторону. Готовясь к рабочему дню, следовало сосредотачиваться на предметах иного рода… – Ты куда-то собираешься сегодня? – спросил он. – Встречаемся с Людмилой, – ответила жена. – В бизнес-центре презентация летней коллекции Зайцева. – Так рано? – поднял он брови. – Пока встретимся, пока поболтаем да прогуляемся… – лениво сказала она. Жена была моложе Радзина на двенадцать лет и до сих пор при вечернем свете выглядела абсолютной девочкой. Радзин доверял ей и не ревновал по пустякам. За легкомысленной внешностью супруги скрывался трезвый ум, за три года совместной жизни она ни разу не дала Радзину ни малейшего повода пожалеть о совершенном шаге. Она была не только прекрасным сексуальным партнером, но и надежным товарищем. – Передавай Людмиле привет, – сказал Радзин, отправляясь одеваться. Он разорвал пластиковую упаковку и с удовольствием натянул мягкую, снежной белизны сорочку. Этот этап утреннего туалета нравился ему более всего. Ненадолго задумался, выбирая галстук, и со вздохом вытащил желтый. Радзину не нравился этот цвет, он предпочитал более консервативные, спокойные тона, но ничего не поделаешь – приходилось следовать требованиям моды этого сезона. Тщательно завязал узел, надел пиджак и, отступив от зеркала на два шага, придирчиво себя оглядел. Кажется, все в порядке. Если бы только не этот дурацкий галстук!.. Коротко пискнул домофон, Радзин вышел в прихожую и включил экран видеокамеры. Его шофер и телохранитель Алик спокойно смотрел в объектив.