— Собираюсь, — ответил наш друг. — Разве не видно? — Прекрати немедленно! — Фло схватила кулинарные книги, которые Энцо только что положил поверх футболок, и отшвырнула их от чемодана. — Ты не должен смиряться! — Может, и не должен, — буркнул Энцо и принялся подбирать книги. — Почему бы тебе просто не остаться? Твоя мать не имеет права распоряжаться тобой. Пенелопа найдет решение, мы не позволим… — Нет никакого решения, — вздохнул Энцо. — Права или нет моя мать, это не важно. Она имеет полное право поступать, как хочет. Именно поэтому за свою жизнь я переезжал девять раз. Если мама вбила что-нибудь в голову, она не отступит. Он подошел к письменному столу и взял картинку, которую нарисовала для него тетя Лизбет в честь переезда: синий домик под смеющимся солнцем. — Моя мать может сколько угодно говорить о мире и счастье, — продолжил он, — но поверьте, если понадобится, она увезет меня в наручниках. Поэтому даже не напрягайтесь. — Он обернулся к Солу: — Эй, дружище, моя камера все еще у Лолы? Сол кивнул. — Я оставил ее на записи, — сказал он. — Когда позвонила Лола, Крысолов как раз говорил с этим типом Тимо. Мы хотели посмотреть позже, но… — голос у него задрожал, и он стал кусать губы. — Поверить не могу, что завтра этого всего уже не будет… Фло сглотнула. Меня душили слезы. — Можете оставить камеру, — сказал Энцо. — Только будьте осторожнее и присматривайте за тетей Лизбет. Он поднял голову и обвел нас взглядом. Японский домовой тревожно подрагивал у него в ухе. Ох уж эти мне домовые! Они приносят в дом счастье и благосостояние, но если их рассердить, то они уходят, обрекая семью на всякие беды. — Оставайся здесь, Энцо, — прошептала я. Но он уже принял решение, это было видно. — Пожалуйста, дайте мне побыть одному, — попросил он. У него был такой вид, что мы не решились возражать. Выйдя за дверь, мы услышали, как в замке повернулся ключ. Остаток вечера Энцо провел у себя в комнате. Не открыл он даже тогда, когда в дверь стучала Пенелопа, а потом и Алекс с Паскалем и Джеффом, и тетя Лизбет, которая принесла с дня рождения кусочек торта и никак не могла понять, насколько все серьезно. — Тебе нельзя уезжать, Энцо! — кричала она в замочную скважину. — Завтра же праздник! Будут карусели, блошиный рынок и сосиски. Ты обещал со мной пойти! Энцо не отвечал. Мы с Фло были самыми настойчивыми. Уселись на полу перед его комнатой и барабанили в дверь, пока не услышали: — Оставьте меня в покое! — Так ему еще тяжелее, — положила руку мне на плечо Пенелопа. Голос у нее был хриплый, и я поняла, что она расстроена так же, как мы. — Попробую завтра еще раз поговорить с Гудрун. Может, нам повезет, и за ночь она передумает. А сейчас пора спать. Только что звонил папай и сказал, что уже возвращается. Джефф с Алексом тебя проводят, а завтра приходи к завтраку. Но перед тем как уйти, я еще раз зашла в гостиную, где на диване сидела Гудрун и красила ногти на ногах красным лаком Пенелопы. — Ты права, — я постаралась вложить в свои слова все презрение, которое испытывала к этой женщине. — Твой сын — подарок, и он принес нам счастье. Но ты не любящая мать. Ты жестокая. Ты отнимаешь у Энцо домашний очаг и людей, которые о нем заботятся. И если такова воля твоего гуру, то этот индийский Шрим-Шрим — никакой не святой, а бессердечный негодяй. И ты вместе с ним. У Гудрун челюсть отвисла. На какой-то миг она даже дышать забыла. Так ей и надо! Сол уехал домой, Джефф с Алексом тоже ушли — мне хотелось побыть с папаем. Когда я вернулась, он был уже дома. В свою комнату я не пошла — к окну не хотелось подходить. Даже не переоделась в пижаму. Заползла под одеяло к папаю и спросила: как может мать, бросившая своего сына, иметь право его воспитывать? Ответа у папая не было, но он крепко обнял меня и позволил выплакаться. Плакала я долго-долго, пока не выбилась из сил и не заснула. 24. Пустая комната и ни минуты на вопросы Иногда я просыпаюсь с тревожным чувством. Именно так и случилось в воскресенье утром. Когда я с опухшими от слез глазами проковыляла в свою комнату, на улице вовсю светило солнце. Воскресенье, двадцать первое августа. А теперь я спрошу вас. Думала ли я тогда о том, что сегодня в тринадцать сорок пять в четвертой кабинке колеса обозрения в гамбургском луна-парке состоится передача наркотиков? Или ломала голову над вопросом, не об этом ли говорил вчера по телефону Крысолов со своим сообщником — белобрысым Тимо? Или, может, я беспокоилась о тете Лизбет, которая как раз в этот миг бродила по садику Фло? Или заметила Крысолова, который в подштанниках и футболке сидел за компьютером с чашкой кофе? Или собиралась просмотреть вчерашнюю запись на камере? Ответ на каждый из этих вопросов: нет. Все страхи, которые донимали меня в последнее время, отступили перед отчаянием из-за Энцо. У подъезда Фло я столкнулась с Алексом, Джеффом и Паскалем. По ним было видно, что они тоже не выспались. Когда мы позвонили в дверь, Пенелопа и Фло уже сидели в кухне за столом. Фло не поднимала взгляда от столешницы, Пенелопа пила кофе. — Мы сейчас пойдем на праздник? — поинтересовался Паскаль. — Наверное, попозже, — ответила Пенелопа и устало улыбнулась. Под глазами у нее лежали глубокие тени. — Привет, моя красавица, — сказал Джефф. Он остановился за спиной Пенелопы, и та, вздохнув, прислонилась к нему головой. — Энцо уже проснулся? — спросила я. Фло покачала головой, не отрывая взгляда от стола. — Еще не выходил, — добавила она. — А эта негодяйка? — Спит в гостиной, — Пенелопа посмотрела на часы. — Почти восемь, пора будить Энцо. — Вот и отлично, — кивнула я. — Пусть Гудрун спит, а мы возьмем Энцо и поедем на остров Зильт. — На Зильт? — нахмурилась мама моей подруги. — Что он там забыл? — Своего отца, — уверенно проговорила я и удивилась, как эта мысль не пришла мне в голову вчера. — Август фон Шанц живет на Зильте. Сейчас он в отъезде, но Алекс узнал номер телефона его офиса. Там мы просто возьмем и расскажем, как обстоят дела. Кто знает, может, он захочет принять Энцо, и все наладится. От волнения у меня безумно зачесалась голова. Но Пенелопа только озадаченно переглянулась с Джеффом и покачала головой. — Август фон Шанц не знает, что у него есть сын, — сказала она. — Все не так просто, как тебе кажется, Лола. — Оставить все, как есть, тоже нельзя, — упрямилась я. — Пойдем, Фло, поговорим с Энцо. С этими словами я проковыляла к комнате Энцо и постучала в дверь. Ответа не последовало. Я дернула ручку — дверь легко открылась, она была не заперта. Комната оказалась пустой. Ни чемодана. Ни Энцо. Фло бросилась в кухню, потом я услышала голос Гудрун, и через пять минут квартира напоминала растревоженный курятник. Гудрун моментально забыла все дыхательные техники, которым научил ее за сумасшедшие деньги ее обожаемый гуру. Она металась по квартире в ночной сорочке Пенелопы, которая была на пару размеров меньше, чем следовало, ерошила свои белокурые локоны и вопила. — Немедленно скажи, где мой сын, иначе я вызову полицию! — визжала она. Алекс посмотрел на Фло, Фло посмотрела на меня, а я… Я посмотрела на Энцо. Я ясно видела его своим внутренним взором. В «Жемчужине юга», с зеленой папкой в руке. Почему, взглянув на нее, Энцо вздрогнул, будто его оса ужалила? Я сделала знак Фло и Алексу следовать за мной. Взрослые сейчас не обращали на нас никакого внимания. Пенелопа изо всех сил старалась унять Гудрун. — Обувайтесь, — велела я друзьям, когда мы оказались в комнате Фло. — Нам надо выбраться на улицу. — Что? — растерялась Фло. — Куда ты собралась? — К Августу фон Шанцу, — ответила я.