И, потрясывая указательным пальцем для усиления своих слов, бабушка произнесла важное наставление внучке: – Запомни крепко, Аглая, любой труд должен оплачиваться. Иначе то, что ты оказала человеку какую-нибудь услугу или помогла дружеским одолжением, очень быстро превратится в обременение. Когда сделал что-то от душевной щедрости, помог раз, помог два – и неожиданно стал вроде как и обязан делать это постоянно, а если откажешь, то человек, которому помог по доброте и от чистого сердца, не просто обидится на твой отказ помогать, а ещё и возненавидит и обвинит во всех грехах. Ты творишь прекрасные вещи, вкладываешь в них душу и сердце, не говоря о дорогостоящих материалах, и если хочешь стать по-настоящему уникальным ювелиром, то обязана ценить своё творчество на высоком уровне, а не разбрасываться почём зря, как дешёвой бижутерией. – И так она это сказала, – повествовала о своём прошлом Аглая заслушавшемуся мужчине, – что я запомнила эти слова на всю жизнь. – Да-а-а, – протянул Игорь, – бабушки – это наше всё. – Точно! – звонко рассмеялась Глаша. – Вот поэтому, когда мой бывший одноклассник попросил меня сделать для его девушки нечто крутое, что можно носить с собой, но не надевая на себя, ну не признавала эта девушка любые украшения, оригинальничала так… Я сразу озвучила ему не самую маленькую сумму, а он взял да и согласился. Ну я и придумала этот брелок, он мне самой необычайно нравился, просто очень-очень. – И спросила у Шагина: – Ну классный же? – Классный, – подтвердил он. – Ну вот, – порадовалась поддержке Глаша. – Только к тому моменту, когда я его закончила, парень с девушкой своей разругался и расстался. Забирать заказ он у меня не стал и деньги, кстати, вернуть за него не попросил. Я в тот период мало что делала, совсем понемногу, просто времени не хватало, поскольку работала в большой ювелирной корпорации оценщиком. Это только спустя несколько лет я решилась начать своё дело и осуществить-таки заветную мечту. И то, вероятно, ещё бы долго не решилась, но получилось всё, как мы у нас в России любим: не было бы счастья, да несчастье помогло. – Какое несчастье? – уцепился за её слова Шагин. – Обычное, несчастное, – усмехнувшись, ушла от темы Аглая, явно не желая её развивать. – А сейчас вы делаете ювелирные украшения или всё те же кастомные? – продолжил расспрашивать с большим интересом Шагин, отступив, не настаивая на зацепившей его информации. – Сейчас я делаю в основном ювелирные вещи, но иногда, редко, если интересный заказ, то и дорогую бижутерию. – Надо будет у вас что-нибудь заказать, – подумал вслух Шагин. А Аглая весело и задорно рассмеялась на это его замечание. – Ох, извините, – попросила она и пояснила свою реакцию: – В ювелирном процессе так не делается. Если вы захотели приобрести что-то ценное, особенное, то начинаете с выбора ювелира. То есть пересматриваете каталоги работ, которые представляют сертифицированные специалисты, и выбираете того, чей стиль изготовления вам больше всего подходит и нравится. Ведь все работают в своей особой авторской манере. После чего вы знакомитесь с самим мастером, и он вам представляет своё, так сказать, портфолио и выставочные образцы, чтобы вы могли, что называется, вживую увидеть его произведения. Если вы убедились, что именно его изделия и манера исполнения вам подходят, то выбираете камни и материал. Либо приобретаете все материалы сами, либо берёте у ювелира, либо через ювелира заказываете по каталогу и обговариваете цену. Вы же понимаете, что в зависимости от камней и имени мастера цена варьируется. – А в каких пределах работаете вы? – В очень разных, – не порадовала конкретикой Аглая и повторила: – Очень. Я работаю в определённом сегменте нашего рынка, не превышающем некоего уровня. Проще говоря: с по-настоящему дорогими, именными, крупными камнями не работаю, это отдельный, не самый простой формат в нашем деле. Я, конечно, ценник конский не ломлю, но индивидуальные, заказные ювелирные изделия – это очень дорогое удовольствие. – Я думаю, что справлюсь. Только пока не знаю, когда и для кого, собственно. – Как определитесь, дам вам бесплатную подробную консультацию. – Договорились, – согласился Шагин и попросил: – А ещё вашего прекрасного кофе можно? – Да, пожалуйста. – Аглая поднялась из-за стола и спросила: – Ну а вы, Игорь Борисович, как стали юристом? Это потомственное, как я понимаю? Пошли по бабушкиным стопам? – Потомственное, – кивнул он. – Но не только по бабушкиным. Дед мой Архип Кузьмич, муж Музы Павловны, тоже был юристом, только военным. Они и познакомились с ним на конференции юристов. – А ваш батюшка? – заинтересованно спросила Аглая, поставив перед гостем чашечку с кофе и добавив нарезанных засахаренных фруктов на тарелочку. – Отец тоже юрист, но больше по научной части, не прикладник. Занимается международным юридическим правом. А вот дядька мой, старший брат отца Игнат Архипович, из семейной династии выпал, став учёным-историком. – Ну а вы в своём выборе не сомневались? – любопытничала Глаша, сев напротив. – Ещё как сомневался, – усмехнулся Шагин. – Не хотел ни в какие юристы идти категорически. Правда, в какую профессию направиться, чем хочу заниматься, к чему имею тягу и душа лежит, не знал и не понимал в юности. Поэтому… Поэтому Игорь Шагин и отправился работать на завод, отказавшись куда бы то ни было поступать по окончании школы. А через восемь месяцев отправился служить в армию, как и положено здоровому восемнадцатилетнему парню, даже не пытаясь «откосить» или прятаться от призыва. Во-первых, старшее поколение мужчин Шагиных не поняли бы такого поведения, считая, что парень сам отвечает за свои поступки и обязан понимать последствия принимаемых им решений. А во‑вторых, Игорь наивно полагал, что отслужит он легко и просто – подумаешь два года, фигня, – зато за это время как раз и определится, кем хочет стать, какую избрать профессию, на кого учиться и чем заниматься в жизни. «Ну-ну!» – хохотнула Судьбинушка над розовой картинкой в голове самоуверенного мальчика. Через месяц службы, находясь в «учебке», ползая по расквашенной земле да по прихваченным тонким ледком коричневым лужам полигона на брюхе и отплёвываясь от брызг грязи, летящих в лицо от сапог впереди ползущего товарища, костерил себя Игорёк Шагин последними что ни на есть словами: – Ой, вот я му… чуда-а-а-ак. Какого, спрашивается, хрена не поступил-то, а? Сидел бы сейчас на юрфаке и решал: хочу учиться, не хочу, в этом институте или в другом каком. Уж точно не здесь, где сейчас ползаю, как глист в го… Хотя почему как, в нём самом и ползаю. Хватило пары месяцев, чтобы все наивные пузыри размышлений Игорька Шагина смыло суровой войсковой действительностью. Хотя надо признать, что достаточно быстро Игорь втянулся в определённый армейский распорядок и жизнь, перестроился под новые реалии и систему взаимоотношений и просто служил, тянул эту лямку. О-очень непростую по тем-то временам начала двухтысячных годов, да ещё и не в самых простых войсках. Нет, ну а как бы он попал в простые и спокойные войска типа банно-прачечных или музыкальных каких при его-то отличном здоровье и фактуре – метр девяносто два ростом и со спортивным стажем волейболиста. Пусть и любительского спорта, а не профессионального, – но здоровый же лосяра. Ну вот и отправили этого красавца в Приморский край в морскую пехоту – всем большой привет! В университет на юрфак Шагин таки поступил после службы, с его-то отличным аттестатом и армейской льготой как раз было бы странно, если бы не поступил. А почему все же юрфак? Да вот так: послужил-побегал, поучаствовал кое в чём, в чём лучше бы никто никогда не участвовал, в кое-каких не самых весёлых местах, и как-то так понял, что – ну да, юрфак, а куда ещё – это его дело. И чего, спрашивается, дурак, выкаблучивался? Хотя… нормально. Игорь не просто не жалел, что пришлось отслужить, отдав два года своей жизни армии и долгу Родине, он даже не представлял, что могло сложиться как-то иначе, да и не хотел, чтобы сложилось по-другому. Выбрал Игорь Шагин своей специализацией уголовное право, окончил бакалавриат и магистратуру и поступил на стажировку в Следственный комитет по профилю, то есть помощником следователя по уголовным преступлениям. А сдав итоговую квалификацию и получив звание старшего лейтенанта юстиции, Шагин так и остался служить на прежнем месте в СК, только сразу поступил ещё и на заочную магистратуру по специальности договорного права. Понятное дело, что второе высшее – оно дело платное, и Шагину приходилось вкалывать не только на непосредственном месте службы, но ещё брать и дополнительные нагрузки, чтобы самому оплачивать учёбу. Просить или занимать деньги на дополнительное образование у родителей и родни Игорь отказался, отбояриваясь и пошучивая на их искренние предложения помощи: – Я у вас не деньгами, а постоем возьму и обедами по выходным. «Постоем» он взял, поскольку продолжал жить с родителями, а вот обедами взять не представлялось никакой возможности, ибо не было у Шагина этих самых выходных. За бесконечной напряжённой работой и учёбой Игорь и не заметил, как пролетело пять лет – пять! И осознал этот момент, только когда отец поздравил его с этим мини-юбилеем. Пять! Игорь реально обалдел тогда. Как так-то? Куда делись? Словно в бездну какую ухнули. Он попытался восстановить в памяти яркие моменты, которые произошли в его жизни за эти пять лет, и… и ничего, кроме некоторых побед по службе, каких-то интересных и сложных дел, не вспомнил. Романы-любови? Романы были, как им не быть у молодого, здорового и привлекательного мужчины. Только все проходные, всё так, на бегу и наскоком, пунктирно и несерьёзно. Достижения? Достижения тоже имели место, ну а как без них, – получил очередное звание, награждён был грамотами и отмечен начальством, но всё больше выговоры вспоминались и ковровые стойки «смирно» под начальственное обещание выгнать и лишить, если они не раскроют да не задержат. Подумал Шагин и решил: не, ну его, понимаешь, туда такую работу. Он, конечно, следователь одарённый, по-настоящему крутой стратег и аналитик, да только нет в нём того охотничьего разыскного азарта, той бульдожьей упёртости и той степени фанатичной преданности именно этому, разыскному действу, какая бывает у редких талантливых и гениальных врождённых сыскарей. Подумал, прикинул так и эдак, посовещался с родными, поделившись своими размышлениями и сомнениями, и рискнул – ушёл из СК. Сдал необходимые экзамены, выполнил прописанные процедуры и требования, получил лицензию, зарегистрировался в реестре и поступил на службу в адвокатскую контору. Ну кем-кем? Адвокатом. Тут вам не бесконечный аврал, постоянное напряжение и драйв с нервом, как в СК, тут клиент был в основном солидный, а дела, как правило, финансовые и коммерческие. Очень быстро Игорь научился искусству ходить в партикулярной одежде, повседневно выглядеть строго-изысканно, выдерживая стиль деловой роскоши даже в самых мелких деталях и мелочах, носить костюмы как вторую кожу и следовать определённому дресс-коду, надлежащему адвокату столь высокого уровня, к которому относилась контора, где он теперь служил. Поначалу Игорю было реально интересно овладевать новой специальностью, получать по-настоящему ценные знания, навыки, способ мышления, которые он впитывал с поразительной степенью усвоения и адаптации. Он с удовольствием прошёл расширенный курс профессионального профайлинга и специализированный курс психологии, он оттачивал умения владеть собственной мимикой, жестами и скрывать-маскировать свои эмоции и чувства, управляя лицом и реакциями тела. Всё было интересно, но… недолго. Как только прошёл этап интенсивной учёбы и овладевания новыми знаниями и навыками, как только работа с его подопечными перестала быть чем-то новым, превратившись в обычную и рутинную, в какой‑то момент Шагин вдруг осознал, что испытывает некий внутренний дискомфорт и отторжение, что ли, возникающие ещё на стадии знакомства с новым клиентом и его делом. – Меня всё больше начала угнетать необходимость держать внутренний нейтралитет и хотя бы внешнюю доброжелательность по отношению к некоторым клиентам. Поскольку фирма, в которой я работал, занималась делами только определённого ценового уровня с личностями не ниже этого финансового ценза, то и общаться приходилось с весьма обеспеченными и непростыми людьми. Я всё чаще ловил себя на том, что у меня вызывает внутреннее отторжение и какую-то человеческую брезгливость большая часть моих клиентов. А когда понял и отследил в себе этот момент, то принял решение уходить, – совершенно неожиданно для самого себя разоткровенничался Игорь. Даже не понял, как так получилось, как между ним и Аглаей возник такой тёплый и доверительный контакт. Это было странно и совершенно ему не присуще, но Игорь не испытывал никакого душевного неудобства, рассказывая Аглае о себе и своей жизни, мало того – делал это даже с удовольствием. «Ну надо же!» – подивился себе Шагин, но не остановился и продолжил свой рассказ: – Конечно, нездоровым прекраснодушием я не страдаю и довольно терпим к чужим слабостям, поскольку холю и лелею свои собственные. – Он иронично улыбнулся. – И ханжеским морализаторством тоже не обременён. Просто получилось так, что на решение снова сменить направление своей деятельности повлияло несколько факторов, наслоившихся друг на друга. Первое время я на них не акцентировался, занятый освоением нового дела и интенсивной, захватывающей учёбой, приобретением новых навыков. …А когда он вошёл в определённый, устаканившийся и наладившийся ритм работы, смог перевести дыхание и уже гораздо более спокойно и свободно анализировать себя и свою работу, вот тогда и обнаружил, что не встраивается в эту профессию, как его ни втискивай. Ну, во‑первых, потому что ощущение себя нанятым работником, человеком, «предоставляющим услугу», как закреплён адвокатский статус в законодательстве, а значит, специалистом, подстраивающимся под запросы клиента, который по определению всегда прав, было настолько не его историей и настолько противоречило внутренним, базовым параметрам личности и характеру Шагина, что его откровенно корёжило. Особенно после службы в Следственном комитете, где отношение к «клиентам» ровно противоположное, чем у адвокатов. А учитывая тот факт, что большая часть нынешних нанимателей Игоря сплошь и рядом совершали разного рода проступки и дела, нарушающие многие статьи закона и на поверку являющиеся преступными деяниями, то можно представить тот когнитивный диссонанс, который испытывал Шагин, привыкший находиться по другую сторону этих «баррикад» – выявлять и обличать, а не защищать и покрывать. К тому же никто пока не отменял особые полномочия, которыми наделяют «корочки» представителя карающих органов, и те внутренние ощущения, настройки и возможности, которые они дают их обладателю. И они противоположны полномочиям и возможностям человека нанятого, предоставляющего услугу, пусть и имеющего некоторые правовые преференции. Пусть и в сто раз больше зарабатывающего, чем представитель власти, и одетого хоть в золото и бриллиантами сверху обсыпанного, – но это совершенно разные мироощущения и возможности влияния на других людей. В общем, не словил Шагин куража адвокатского, и даже офигительные гонорары и способность приобрести наконец собственное достойное жильё и авто, пусть не премиум-класса, но близко к нему, не примирили его с этой ролью и профессией. Ну и во‑вторых: Шагин поймал себя на том, что порой просто офигевает, откровенно недоумевая, что люди, ворочающие десятками миллионов долларов, евро и рублей, с лёгкостью выкидывающие сотни тысяч на какую-нибудь откровенную лабуду, на хрень полную, влезая в заведомо аферный проект и зная, что он аферный, – эти же самые люди готовы буквально удавиться за пару тысяч долларов или удавить за них ближнего. Нет, понимал, конечно. С точки зрения психологии и психиатрии это имело вполне конкретное название и классификацию состояния психики. Но чисто по-человечески, по-мужски не мог принять и испытывал какую-то внутреннюю, душевную брезгливость. Особенно когда подобные деятели принимались отсуживать у бывших жён и детей всё подчистую. За такие дела Шагин никогда не брался, но от его «неучастия» дела подобного рода никуда не девались и не переставали быть – просто ими занимались его коллеги. Вот он и ушёл. Резко, практически в один день: решил – отрезал. Передал все свои дела и уволился. Но не просто так ушёл в никуда. А в один офигительной мощи проект… находящийся в стадии «ноль», то бишь существующий пока лишь на бумаге, зато подписанной президентом. Только то, что он подписан главным лицом страны, ещё никакой гарантии, что его воплотят в жизнь, не давало – сколько их уже было, таких проектов, доверенных президентом исполнителям и благополучно ими замыленных, слитых под причитания о невозможности воплотить и тихо задвинутых, типа «на перспективу, при более благополучных обстоятельствах». А вот Шагин рискнул, потому что лично знал руководителя, поставленного на этот проект, который и предложил Игорю возглавить юридический отдел целого консорциума. И знал некоторых его прямых помощников. Вот и встал Шагин рядом с этим мощным человеком, дав себе слово, что сделает всё от него зависящее, и осознав, что способен отдать свыше своих сил и возможностей, чтобы этот проект был реализован. – И у нас получилось, – нисколько не скрывая ноток гордости в голосе, завершил своё повествование Шагин. – На прошлой неделе президент лично приезжал на предприятие, чтобы перерезать ленточку и дать отмашку на запуск второй очереди. – Да ладно! – Глаша невероятно впечатлилась его рассказом и не сводила потрясённого взгляда с лица Шагина. – Это… – показала она куда-то в сторону окна пальцем, – тот вот подмосковный комбинат, не сильно понятно производства чего, который показывали по всем каналам и в новостной ленте сети, который президент открывал? Он ещё там интервью большое давал. – Да, – усмехнулся её восторженной растерянности Шагин, – он самый. И президент, и комбинат. А «непонятно чего», как вы изволили сказать, непонятно людям, не имеющим к этой сфере производства и технологии отношения. Ну ещё и потому, что многое засекречено, поскольку является продуктом так называемого двойного назначения, а в условиях военных действий, которые ведёт страна, это стратегическая тайна. – О-фи-геть… – ещё сильнее впечатлилась Аглая. – Я вообще-то немного в курсе про масштабы строительства вашего комбината, папенька со товарищи как-то горячо однажды обсуждали, сами будучи крутыми специалистами этого профиля… И, честно говоря, тоже офигевали, причём весьма уважительно. И что, – всё дивилась Аглая и никак не могла успокоиться, – вы главный юрист этого комбината? – Нет, – уже откровенно посмеиваясь искреннему изумлению девушки, разъяснил Шагин. – Я возглавляю юридический отдел не только самого комбината, но всего комплекса предприятий, входящих в его структуру, то есть консорциума. – Ничего себе… – протянула Аглая и вдруг совсем уж потрясённо от пришедшей в голову мысли посмотрела на него: – И вы взялись помогать мне в моём деле? В смысле в деле с убийством? – поправилась она и принялась изображать руками нечто, должное, видимо, обозначить невозможность сложить, состыковать очевидную разницу потенциалов: – Это же… настолько несоизмеримые величины: где вы с вашим масштабом, а где… какая-то я со своей даже не проблемой, а ерундой, и убиенный Витя, – как-то совершенно растерялась Глаша.