— Вам нужна крыша над головой. — Это был не вопрос. — Надолго? — Не знаю. — Кэт с трудом сглотнула: у нее пересохло в горле. — У меня есть деньги, но совсем мало. Госпожа Ноксон оглядела Кэт придирчиво, будто вещь, которую намеревалась купить: — Госпоже Ловетт здесь жить нельзя — как, впрочем, и любой другой юной леди. В этом доме снимают комнаты холостые джентльмены. Кэт повернулась, готовая выйти на улицу: дверь, ведущая со двора, до сих пор была открыта. — Вам необязательно уходить, — произнесла госпожа Ноксон. — Но остаться вы можете лишь в качестве служанки. Будете работать за кров и стол. — Я работы не боюсь. — А зря — потом узнаете почему. Ну так что? Останетесь как прислуга или уйдете как леди? — Останусь. Госпожа Ноксон скрестила руки на груди и устремила на Кэт пристальный взгляд: — Значит, теперь ты служанка. Кэт почтительно присела: — Как вам будет угодно, госпожа. — Тогда закрой дверь и иди на кухню. Госпожа Ноксон провела Кэт в дом и окликнула слугу, велев тому запереть двор на засов. На кухне она понизила голос и произнесла: — В этом доме тебя будут звать Джейн. — Да, госпожа. Джем вам обо мне рассказывал? Предупреждал, что пришлет меня сюда? Госпожа Ноксон хлопнула рукой по столу: — О Джеме даже не заикайся. Пока ты под моей крышей, ты Джейн, просто Джейн. Делай что велю и не задавай глупых вопросов. — Но я должна объяснить, почему… — Ничего не желаю знать, — возразила госпожа Ноксон. — Так спокойнее. Богатый оксфордский галантерейщик приобрел здание во дворе «Трех петухов» в качестве доходного дома. Оно стояло в вымощенном каменными плитами дворе рядом с тремя соседями. Узкий переулок с северной стороны вел к Стрэнду и Темпл-Бар. Главные апартаменты сдавали одиноким джентльменам. Всего жильцов было трое, но в настоящий момент в доме остался только господин Хэксби. Этот пожилой чертежник отличался вздорным нравом. Он работал над неким проектом вместе с доктором Реном, архитектором и математиком, которого король включил в комиссию по восстановлению Лондона, что сразу вызвало у Кэт живой интерес. Галантерейщик назначил госпожу Марту Ноксон домоправительницей. Раньше она была горничной супруги хозяина и, если верить намекам Марджери, его любовницей. Марджери занималась готовкой, но госпожа Ноксон не разрешала ей прислуживать за столом, поскольку считала ее слишком неряшливой. Еще в доме работали слуга по имени Джон и десятилетний мальчик, хлопот от которого было больше, чем пользы. Последний спал в хижине наподобие собачьей будки, пристроенной к дымоходу. Прислуге сказали, что Джейн — дальняя родственница госпожи Ноксон, приехавшая из деревни под Оксфордом. Слуги понимали, что это, скорее всего, неправда и загадочная молодая женщина по имени Джейн — самозванка, обманом проникшая в их мир, но все боялись госпожу Ноксон, поэтому не задавали вопросов и держали рот на замке. Кэт исполняла все, что прикажут, и лишний раз не раскрывала рта. Ну а если отмолчаться не выходило, она старалась говорить погрубее, подражая интонациям других слуг и повторяя их выражения. Остальные считали новую служанку гордячкой, но не трогали ее, опасаясь гнева госпожи Ноксон. Неожиданно Кэт нашла определенное удовольствие в том, чтобы превратиться в кого-то другого и стать Джейн. Работа часто была тяжелой, но ее обязанности были Кэт не в новинку. Ее готовили не только к тому, чтобы вести дом, но и научили управляться на кухне, убирать и всему прочему, что хозяйки обычно поручают слугам: труд — душеспасительное занятие, прививающее женщине скромность, а это благое качество и в глазах Бога, и в глазах человека. К тому же обзавестись подобными навыками весьма благоразумно: собственные умения помогают женщине лучше распоряжаться прислугой. Неприятным открытием для Кэт стала не сама работа, а то, что чувствует служанка, драя полы в чужом доме. На это дело смотришь совсем по-другому, когда полы принадлежат тебе и твоей семье. Воспоминания о прошлой жизни казались Кэт далекими, будто все это происходило не с ней. А впрочем, она слишком уставала, чтобы погружаться в долгие размышления. Но изнуряющий труд был ей даже на пользу, ведь иногда Кэт удавалось забыть, что она сделала с Эдвардом и во что теперь превратилась ее жизнь. Как только Кэт поднималась на чердак, который делила с Марджери, едва державшаяся на ногах девушка падала на тюфяк как подкошенная. И все же ей снились кошмары, и в них Кэт являлся кузен Эдвард, а вместе с ним появлялся страх: а вдруг она носит его ребенка? В первую ночь Кэт проснулась от собственных криков сама и разбудила Марджери. Через два дня после появления Кэт в доме госпожа Ноксон позвала ее в каморку рядом с кухней. Глаза хозяйки покраснели и опухли. — Я должна тебе сказать, что моего дяди больше нет в живых. — Ах, госпожа… Глаза Кэт наполнились слезами. Джем. — Никому об этом не говори. Траура не будет. Мы его не знаем и никогда не знали. Ясно? За всю жизнь не встречала большего дурака, чем он! Но камень, который Джем передал для нее через Кэт, госпожа Ноксон хранила вместе с деньгами, ключами, кольцами и другими ценными вещами. Тем вечером Кэт заснула в слезах. Она старалась плакать потише, боясь опять разбудить Марджери. Без Джема у нее не осталось никого, кто любил бы ее всей душой, несмотря ни на что. Без него она совсем одна. Если только отец не отыщет ее. Если верить досужей болтовне слуг, женщина, не получившая удовольствия во время соития, понести не может. Но эти рассуждения казались Кэт неправдоподобными — в первую очередь потому, что она не представляла, какая женщина способна получить удовольствие от подобного вторжения в собственное тело, пусть даже не насильственного. Кроме того, она видела, как этим делом занимаются животные на ферме и полях Колдриджа. Уж для самок совокупление точно было скорее суровой необходимостью, чем наслаждением. Страх беременности не покидал Кэт. Что может быть хуже, чем носить ребенка Эдварда, зачатого при таких ужасных обстоятельствах? Этого Кэт боялась даже больше, чем ареста за убийство Эдварда. Она произвела подсчеты. Вероятно, Эдвард все-таки жив. Будь он убит, новость к этому времени добралась бы даже до двора «Трех петухов» и подвальной кухни, вокруг которой теперь вертелась жизнь Кэт. Олдерли — настолько высокопоставленное семейство, что подобное известие распространилось бы по городу даже быстрее Пожара. Убийство не скрыть даже за высокими толстыми стенами Барнабас-плейс, но утаить преступления помельче вполне возможно. К примеру, нападение и избиение. Или изнасилование. В начале четвертой недели в услужении у госпожи Ноксон у Кэт заболело внизу живота и пошла кровь. Некоторые мужчины полагают, будто ежемесячные выделения женщин полны вредных соков: якобы от них сахар чернеет, вино киснет, а маринованное мясо становится горьким. «Мужчины такие глупцы, что поверят в любую чепуху», — подумала Кэт. Госпожа Ноксон дала ей не только тряпицы, чтобы они впитывали кровь, но и настойку валерианы и ириса для облегчения боли. Но и неприятные ощущения, и неудобства только радовали Кэт. Забеременей она, пришлось бы искать способ избавиться от ребенка. Постепенно Кэт поняла, что столкнулась с новой проблемой в лице слуги Джона. Это был высокий широкоплечий парень, в душе больше деревенский, чем городской, с рыжими волосами, ярко-голубыми глазами и плоским лицом, цвет и форма которого ассоциировались у Кэт с сырой бараньей ногой. Кухарка Марджери считала, что юноши красивей его не сыскать не только в Лондоне, но и на всем белом свете. Джон наслаждался ее обожанием и даже под настроение отвечал на него скромными знаками внимания. Но потом во дворе «Трех петухов» появилась Кэт, и, несмотря на все ее старания казаться скучной, ничем не примечательной дурнушкой, Джон не мог оторвать от новой служанки глаз. Даром красноречия Джон не владел, однако выражал свои чувства другими способами. Он краснел, когда Кэт входила в комнату. Словно ниоткуда возникал рядом с ней, когда она выносила помои, и огромными ручищами брал у нее кухонные горшки. Однажды, когда мальчишка завел привычку дерзить Кэт, Джон дал ему по уху с такой силой, что сбил паренька с ног. Последствием этой нежеланной безответной влюбленности стало то, что Марджери люто возненавидела Кэт. Глава 12 Наконец, спустя полтора месяца после Пожара, хлынул дождь. Кэт стояла у чердачного окна и, щурясь, глядела на уцелевшие крыши и неровные очертания руин, оставшихся от башни собора Святого Павла. После Пожара случались и кратковременные дожди, и пасмурные дни, когда небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, но летний зной смешался с жаром от огня и задержался намного дольше положенного. Но этот дождь был другим. Он падал с неба плотными серебристыми струями, будто воду лили через дуршлаг. К тому же значительно похолодало. Эта перемена радовала меньше. Кэт сошла на первый этаж по крутым ступенькам лестницы — эта конструкция была немногим основательнее стремянки, — а оттуда спустилась в подвал. В кухне стоял запах хлеба. Значит, в ее отсутствие приходил мальчишка из пекарни. — Почему ты так долго не шла? — набросилась на нее госпожа Ноксон. — Опять замечталась? Нет, так не годится. В моем доме нерадивых слуг не потерплю. Мне пришлось самой открывать мальчишке дверь. Кэт сделала книксен и извинилась. За последнее время она научилась вести себя кротко, а также откликаться на новое имя и прибегать по первому зову, будто собака. Собака по кличке Джейн. Оба урока дались ей нелегко. — Сходи к бочке за пивом. Кэт направилась к выходу, а госпожа Ноксон между тем накрывала поднос, который служанка должна была отнести наверх. В выражениях госпожа Ноксон не стеснялась, и «Джейн» не раз имела возможность в этом убедиться. Поначалу Кэт ужасно злилась: как смеет эта женщина разговаривать с ней в подобном тоне, особенно когда рядом никого нет? Но позже Кэт смирилась с неизбежным. Ее положение изменилось, а значит, она сама тоже должна меняться. Со временем Кэт научилась различать настроения хозяйки: когда госпожа Ноксон злится не на шутку, когда ее раздражение никак не связано с Кэт и когда она ругает служанку без причины для ее же блага — так же, как няня Кэт регулярно давала ей слабительное. Налив в кувшины пиво из бочки в судомойне, Кэт отнесла их на кухню. — Бери поднос. Господин Хэксби уже встал. Сегодня цирюльник придет его брить, и он хочет успеть позавтракать. Кэт постучала в дверь господина Хэксби, и он пригласил ее войти. Постоялец был одет по-домашнему: халат, косынка на бритой голове. Сидя за столом у окна, он уже приступил к работе. — Поставьте на сундук, — не поднимая глаз, велел он служанке. — И налейте мне пива. Кэт подчинилась и подала ему кружку. Хэксби взял ее, даже не взглянув на девушку. Она попыталась рассмотреть, над чем он работает. Перед ним лежал маленький листок бумаги. Кэт заметила чернила, но ни линейкой, ни циркулем чертежник не пользовался. «Наверное, его осенило», — подумала Кэт. Бывает, что идеи приходят ночью и их нужно поскорее перенести на бумагу, пока они не рассеялись при дневном свете. На листе было изображено нечто крестообразное. Наверняка церковь. А вот и восьмиугольник, где встречаются четыре крыла здания. Видимо, здесь должен быть огромный купол, как у собора Святого Петра в Риме. Расходящиеся от трансептов плавные внешние контуры были устремлены к нефу и клиросу, смягчая прямые углы, под которыми трансепты соединялись с продольной осью строения.