Пепел и воздух 11 ноября — 16 декабря 1666 года Глава 38 На пороге я замер в нерешительности — мне показалось, что в этот раз меня привели в другие апартаменты. Шедший позади слуга кашлянул, будто подгоняя меня. Он же впустил меня в дом в прошлый раз: я узнал и солдатскую выправку, и лицо, изрытое оспинами. Шторы уже были опущены. Малая гостиная в доме в Колыбельном переулке превратилась в роскошно обставленный укромный уголок. В угольном камине ярко пылал огонь. А из-за свечей в комнате было еще жарче: слуги зажгли штук сорок, а то и все шестьдесят — одни на столе, другие в настенных скобах. От такой расточительности у меня даже дух перехватило. Госпожа Олдерли сидела у камина, отвернувшись, чтобы не вдыхать жар. Приглушенный свет милосердно скрыл все изъяны, будто вернув ей юность. И снова казалось, что госпожа Олдерли здесь одна — рядом не было даже горничной. Угол комнаты, как и в прошлый раз, загораживала массивная кожаная ширма. Стоя в дверях, я невольно поглядывал на нее. Когда слуга вышел и закрыл за собой дверь, госпожа Олдерли взглянула на меня, но тут же отвела взгляд, будто должна была удостовериться, что это именно я, однако не желала смотреть на мое лицо дольше, чем необходимо. — Уверяю вас, мы одни, — произнесла госпожа Олдерли. — Если хотите, убедитесь сами. Я воспользовался ее приглашением и обнаружил за ширмой дверь с паутиной в верхнем правом углу, однако сегодня там никто не прятался. — Вы мне не доверяете, — уже мягче произнесла госпожа Олдерли. Я начал возражать, но она лишь махнула рукой. — Весьма благоразумно, господин Марвуд. В жизни ничего нельзя принимать за чистую монету. Уж этот урок я усвоила превосходно. — Мадам, я не хотел ставить под сомнение вашу честность, но… — Когда мы беседовали в прошлый раз, я не была здесь полноправной хозяйкой, — перебила госпожа Олдерли. — Прошу вас, садитесь. Я снова опустился на скамью, стоявшую в стороне от пышущего жаром камина. Некоторое время мы сидели молча. Оконные переплеты дребезжали от ветра. К запахам угля и свечного воска примешивались нотки благовоний — тех же самых, которые я учуял в карете в четверг. Госпожа Олдерли пригласила меня сесть, из чего следовало, что к прислуге она меня не относит. Но хозяйка не предложила мне выпить, а значит, госпожа Олдерли отнюдь не считает меня равным. В ее иерархии мое положение промежуточное, неопределенное. Часы пробили три. Послышался шелест шелкового подола — хозяйка подалась вперед. — Слышали новость? — спросила она. — Весь город слышал, мадам. Сэр Дензил Кроутон убит. — Вчера средь бела дня на Примроуз-хилле, почти что на глазах у моего пасынка и его слуги, а ведь с ними еще были мастифы. Несчастный сэр Дензил истек кровью на руках у Эдварда. Но убийцу никто не видел. Даже мельком. — Сэр Дензил что-нибудь говорил перед смертью? Госпожа Олдерли покачала головой: — Он пытался что-то сказать, но Эдвард не разобрал ни слова. Бедного сэра Дензила застигли врасплох — он не успел выхватить из ножен шпагу, да и пистолеты остались в кобурах. — У него были враги? — Возможно. Только откуда убийца знал, где его подстеречь? Мой муж обещал награду тому, кто поймает злодея и отдаст его под суд. — Ее губы изогнулись в улыбке. — По словам моей горничной, слуги думают, будто на нашей семье проклятие. Нас преследует смерть. — Трудно не заметить некоторую закономерность, мадам. — То есть все эти смерти взаимосвязаны? — Она понизила голос. — Да, знаю, король говорил с вами об этом. Его величество полагает, что в деле замешан Томас Ловетт. А моя бедная племянница оказалась втянута в эту историю. Подозреваю, Кэтрин было известно, что ее отец вернулся в Англию. Видимо, она сбежала из Барнабас-плейс, чтобы присоединиться к нему, ведь Кэтрин не желала выходить за сэра Дензила. Я заерзал на месте, и скамья подо мной скрипнула. Подобной откровенности я не ожидал. — Я надеялась, что вы нападете на след моей племянницы в Саффолке, — продолжила леди Олдерли. — Мне не удалось выяснить ничего определенного, мадам. Она устремила на меня пристальный взгляд, цепляясь за надежду, будто утопающий за соломинку: — Но что-то же вы узнали? Меня интересует судьба Кэтрин. — О девушке — нет, но об ее отце — возможно. Кажется, Ловетта укрывала старуха, вдова слуги, живущая в лесу рядом с Колдриджем. После встречи с ней я несколько дней болел и не мог встать с постели. Полагаю, старуха отравила меня, чтобы дать Ловетту время скрыться. — Вы рассказали об этом господину Чиффинчу? А королю? Я кивнул. — Больше им ни до чего нет дела, — с досадой произнесла госпожа Олдерли. — Их волнует один Ловетт. А судьба Кэтрин им безразлична, для них она лишь приманка. Они рассудили просто: где дочь, там и отец. Интересно, знает ли она от Чиффинча или от короля, что господин Олдерли тайно продал Колдридж? Я не осмеливался спросить напрямик. Мое положение и без того ненадежно. С какой стороны ни посмотри, дело нечисто, даже если Олдерли заботился исключительно о благополучии племянницы. — Я испытываю к ней добрые чувства, — медленно продолжила госпожа Олдерли, казалось, каждое слово давалось ей с трудом. — Она еще совсем ребенок, невинное дитя. Кэтрин совсем не похожа на своих ровесниц: ей нет дела ни до новых платьев, ни до импозантных джентльменов. У нее лишь одно любимое занятие — рисовать здания, которых никогда не было и не будет. У меня такое чувство, будто… — Да, мадам? Она бросила на меня сердитый взгляд: — Если вам так любопытно, я виню в ее побеге себя. — Госпожа Олдерли набрала полную грудь воздуха и, понизив голос, продолжила: — А впрочем, это глупо. Я просто хотела сказать, что могла бы его предотвратить. Тем вечером Кэтрин хотела мне открыться, а я не то чтобы отмахнулась от нее, скорее направила беседу в другое русло. Я знала, что предстоящий брак ее не радует и сэр Дензил ей несимпатичен. Однако я решила, что время лучший лекарь, к тому же сэр Дензил — великолепная партия, а ее дядя так сильно желал этой помолвки! А сейчас чем дольше мы пребываем в неведении, тем больше я боюсь, что моя племянница попала в беду. Да и как иначе? Бедняжка совсем одна, защитить ее некому. Господь свидетель, сэр, мне это состояние хорошо знакомо. Госпожа Олдерли отвернулась. Похоже, она жалела, что слишком разоткровенничалась. — Может быть, Кэтрин разыскала отца и они вместе бежали за границу. Возможно… — Думаете, мне это не приходило в голову? — сердито выпалила госпожа Олдерли. — Но одного «может быть» мне недостаточно. К тому же отец Кэтрин — плохой опекун для нее. — В чем повинен господин Ловетт, мадам? — Он же цареубийца! Все об этом знают. Я кивнул, будто удовлетворившись ее ответом, но во время нашего разговора король намекнул, что на совести Ловетта есть прегрешения еще страшнее. Я спросил: — А что говорит господин Олдерли? На лице госпожи Олдерли снова появилась недовольная гримаса. — Ничего существенного. Мой муж скрытен, но полагаю, что о местонахождении Кэтрин ему известно не больше, чем мне. Боюсь, он очень зол на племянницу. Господин Олдерли всей душой желал этого брака и опасался, что из-за бегства Кэтрин помолвка будет расторгнута. Но сейчас его страхи не имеют значения. Сэра Дензила из списка женихов можно вычеркнуть. И тут я сообразил, что для господина Олдерли его гибель даже в чем-то выгодна: теперь ему не придется объяснять, почему он тайно продал часть приданого своей племянницы. — Наши псы — звери свирепые, — меняя тему, проговорила госпожа Олдерли. — Мой муж не хочет рисковать, ведь в доме есть кладовая, где хранятся ценные вещи. Ночью собак пускают бегать по всему Барнабас-плейс, а днем мастифы обычно сидят на цепи. Едва завидев постороннего, они тут же его растерзают. Но собаки хорошо выдрессированы: для друзей, вхожих в дом, они угрозы не представляют, а с членами семьи мастифы и вовсе кротки, как ягнята. Я вспомнил, как во время моего первого визита в резиденцию Олдерли мастифы с жадностью слизывали кровь с каменных плит двора, когда выносили израненное тело Джема. Госпожа Олдерли искоса взглянула на меня из-под опущенных ресниц: — На Примроуз-хилле один пес сорвался с поводка. Что-то привело его в большое волнение. Эдвард спешился. Собака не откликалась на его зов. Тогда сэр Дензил поскакал за мастифом вдогонку. Эдвард поехал следом и нашел сэра Дензила при смерти. Пес стоял рядом. Поводок был обмотан вокруг ствола дерева. Похоже, мастиф — свидетель убийства. Я понял, к чему она клонит: — Мог ли поводок обмотаться вокруг дерева случайно? — Откуда мне знать? — ответила госпожа Олдерли. — Меня там не было. Ее обиженный тон застал меня врасплох, и я невольно улыбнулся. Госпожа Олдерли сразу стала похожа на простую смертную, и такой она нравилась мне еще больше. — Не вижу ничего смешного, — посуровела хозяйка. — Прошу прощения, мадам. Так, значит, если кто-то намотал на дерево поводок, можно предположить, что… Я умолк. Госпожа Олдерли коснулась лба кончиком указательного пальца. Я уставился в пол. Главное — не смотреть на хозяйку. — Да, — подтвердила госпожа Олдерли. — Возможно, собака знает убийцу. Более того, выходит, что мастиф его послушался. «Его». Коротенькое слово повисло в воздухе, заставляя вспомнить о своих собратьях. «Его» — или «ее». — Однако это все глупости, — продолжила госпожа Олдерли. — В Барнабас-плейс никто не желал сэру Дензилу смерти. Поводок наверняка зацепился за дерево случайно. Тут я осознал, что мы с ней ведем две беседы одновременно: одна состоит из произнесенных слов, вторая — из невысказанных намеков. — И что же, мастифы не напали на след этого человека? — спросил я.