В сиянии свечей лицо госпожи Олдерли выглядело бесстрастным. — Эдвард не отпускал их от себя: думал, что на сэра Дензила напала шайка разбойников. Мой пасынок боялся, что они вернутся. К тому же мастифы сторожевые собаки, идти по следу они не обучены. И снова произнесенное вслух не вполне отражало скрытый смысл. Госпожа Олдерли считала пасынка трусом. — Холм осмотрели? — спросил я. — Да. Магистраты прислали людей, но те не заметили ничего необычного. А господин Олдерли отправил на Примроуз-хилл своего мажордома с двумя слугами. Единственная находка, достойная внимания, — обнаруженный Эдвардом плащ. Вернее, плащ нашли собаки: он застрял в изгороди. Возможно, эта вещь принадлежит убийце. — Плащ, мадам? Вы можете его описать? — Плохого качества, — ответила госпожа Олдерли. — Слишком легкий для ноября. Довольно потрепанный, на подкладке прореха. — Какого он цвета? Госпожа Олдерли взглянула на меня, и на секунду между ее губами мелькнул кончик языка. Она походила на школяра, решающего сложную задачу. — В чем дело? Вы как будто удивлены. — Просто мне недавно попадался один плащ, — выговорил я. — Так какого он цвета, мадам? — Серого, — ответила госпожа Олдерли. — Хотите взглянуть? Чиффинч передал нам его на случай, если кто-нибудь из домочадцев узнает эту вещь. Позвоните в колокольчик возле камина, и я велю принести плащ. А впрочем, забирайте его — потом отдадите Чиффинчу. Глава 39 Когда лакей запирал за мной дверь дома, уже почти стемнело. Я задержался на пороге, привыкая к полутьме: перед глазами до сих пор стояло яркое сияние свечей в гостиной госпожи Олдерли. Под мышкой я нес сверток: мой собственный серый плащ, завернутый в старую простыню. Голова кружилась, будто я залпом выпил полбутыли вина. Возле тела обнаружили серый плащ, принадлежащий мне. Смерть сэра Дензила определенно связана с другими убийствами, хотя большие пальцы его рук не были связаны, не говоря уже о том, что сэр Дензил — последний, кого можно заподозрить в приверженности идеям Пятой монархии. Однако он жених Кэтрин Ловетт и друг Эдварда Олдерли. Его убийство не может быть случайностью. Я не улавливал между всеми этими смертями никакой связи. Однако она должна быть. В затянутом тучами небе над крышами домов напротив вился дым из труб и от костров, разведенных среди развалин. Видимо, после того, как я вошел в дом, поднялся ветер: полосы дыма тянулись на восток. Я заметил с другой стороны переулка какое-то движение. Я разглядел нищенку, как всегда сидевшую под аркой. Мелькнуло что-то светло-серое. Она жестом подзывала меня к себе. Я медленно прошел по мостовой, перешагнул через сточную канаву и склонился над старухой. — Что вам нужно? — спросил я. — Я уже дал вам пенни. Больше вы от меня сегодня ничего не получите. В сумеречном свете я разглядел, что глаза нищенки открыты и она смотрит на меня. Старуха что-то тихонько пробормотала скрипучим голосом. — Я вас не слышу, — с раздражением произнес я. — Вас ищут какие-то люди. Меня бросило в дрожь. Все-таки холодный сегодня ветер. — Что за люди? — Откуда мне знать, господин? Трое мужчин. Спрашивали, видела ли я, как вы заходили в дом Квинси. — С чего вы взяли, будто они искали именно меня? — Они описали вашу наружность, господин. Тощий, как спица, бледный, как привидение. И вашу одежду тоже. А еще им было известно, когда вы должны прийти. — Где они сейчас? — Не знаю. Ушли туда. — Старуха указала на север, в сторону Мургейта. — Вы это точно помните? — Я слышала, как они решили идти обратно вдоль стены. Весьма разумно, особенно в столь поздний час. Дорога вдоль стены Сити расчищена и относительно хорошо освещена, и народу там всегда много. Я и сам хотел идти домой этим путем, а не пробираться через развалины. — Как выглядели эти мужчины? Вместо ответа она вытянула руку и сложила ладонь ковшом. Получив свои шесть пенсов, старуха ответила: — Один из них — здоровенный детина. В темном плаще и черной шляпе. От таких примет мне никакой пользы. Шагая на запад по Колыбельному переулку со свертком под мышкой, сверху прикрытым моим новым зимним плащом, я попытался насвистывать. Этим я желал показать, что у меня ни забот ни хлопот. Один Бог ведает, кого я хотел обмануть. Возможно, себя. Значит, мужчины пошли на север к стене Сити. Как только скроюсь из поля зрения старухи, поверну обратно на юг, а потом пойду на восток к не тронутым Пожаром воротам Бишопсгейт. Портшез или наемный экипаж там найти легко. Конечно, я буду вынужден пойти на разорительные траты, зато вернусь в Савой в полной безопасности, не боясь слежки. Однако придется смириться с тем, что первая часть моего путешествия будет малоприятной. Эти улицы Лондона превратились в лабиринт из закопченных обломков. В сгущавшихся сумерках среди них можно было спрятать целый полк. С каждой минутой становилось все темнее. Под ногами хрустели валявшиеся в грязи угли. Звуки моих шагов казались мне удивительно громкими. Я всегда воспринимал уличный шум как должное: грохот, повышенные голоса, стук копыт, крики — на все это я не обращал внимания. Однако здесь тишина была физически ощутима, далекий звон колоколов и стук колес между воротами Бишопсгейт и Мургейт ее только подчеркивали. Я уже хотел выйти из Колыбельного переулка и углубиться в лабиринт из руин, но застыл на месте от внезапного звука: что-то маленькое и твердое подпрыгивало, ударяясь о булыжники мостовой, казалось, чья-то нога пнула камешек. Я вгляделся в темноту, но не увидел ничего, кроме разрушенных зданий и темнеющего пасмурного неба. Я застыл, считая секунды. Вот прошла минута, и вся моя смелость испарилась. Скорее бы выйти на свет, к людям. Я повернул назад. Меньше чем в трех ярдах от меня стоял высокий крупный мужчина в темном плаще и шляпе. В одной руке у него была дубина, вторая сжимала рукоятку кинжала. У меня за спиной послышались шаги. Я обернулся, чтобы встретить новую угрозу лицом к лицу. Путь к отступлению преградили двое мужчин. Тот, что ближе, был маленького роста и держал закрытый фонарь. У второго, покрупнее, на поясе висела шпага — когда он шагнул вперед, ножны ударились о кусок кирпичной стены. — Посветить на него, ваше высокородие? — Нет, я вижу, что это он. С этими словами из темноты возник Эдвард Олдерли. Из-за отсутствия одного глаза лицо этого человека казалось кривым, будто у чудища из ночного кошмара. — Добрый вечер, Марвуд. Похоже, нас кто-то выдал. Госпожа Олдерли вне подозрений. Ей невыгодно рассказывать кому-то о встрече, которую она сама же устроила. Но угрюмая горничная или лакей, сопровождавший карету, в которой я вчера говорил с их госпожой, могли нас подслушать. Мысли стремительно неслись вперед. На Боу-лейн я не воспринял Эдварда Олдерли всерьез, посчитав его хвастливым забиякой, испорченным отцовским богатством. Но похоже, я недооценивал этого человека. Ему — или его отцу — ничто не мешало подкупить слуг госпожи Олдерли, чтобы те шпионили за хозяйкой. Я остро осознавал собственную уязвимость. Если Олдерли — отец или сын — хотели побеседовать со мной наедине, в Уайтхолле меня найти нетрудно. Но вместо этого молодой Олдерли подстерег меня здесь. Ни одного прохожего. Он и его люди вооружены, а я беззащитен. Трое против одного, и все три противника выше и мускулистее меня. Мало того — при мне тот самый серый плащ, который Эдвард Олдерли вчера отыскал на Примроуз-хилле. — От холода околеть можно, — произнес Олдерли. — Пройдемся до ворот Мургейт и найдем таверну с теплым очагом. Таверна располагалась у стены Сити. Мы с Олдерли сидели наверху, в большом зале для чистой публики, за столом у окна с видом на улицу. Его люди ждали у подножия лестницы, охраняя единственный выход. Я положил сверток на стол. Эдвард тут же впился в него взглядом. Постепенно я начал успокаиваться. Здесь светло, шумно, вокруг много народу. Пахло табаком, специями и алкоголем. Этим троим трудно будет удерживать меня против воли в общественном заведении. Олдерли сам отпил большой глоток и подлил мне еще, прежде чем я успел притронуться к своей чаше. — До того как стать женой отца, мачеха была замужем за сэром Уильямом Квинси, — медленно начал Эдвард. — Слышали о нем? Когда король находился в ссылке, сэр Уильям оказал ему много услуг, а до того верно служил отцу нынешнего монарха. Вот почему его величество так добр к вдове Квинси. Я кивнул. Не мое дело рассуждать о том, что у королевской доброты могут быть и другие причины. Я отпил чуть-чуть вина. — Эта женщина многое вынесла, — продолжил Олдерли. — Сэр Уильям был весь в долгах. А потом ей пришлось сорваться с места и отправиться с ним за границу. Не говоря уже о том, что мачеха ухаживала за Квинси, когда тот болел, но в конце концов недуг убил его. — Тут Олдерли постучал пальцем по виску. — Бедняжка так и не оправилась, хотя со стороны кажется, будто с ней все благополучно. Она стала пугливой, Марвуд, ей приходят в голову дикие фантазии, однако все это лишь игра ее больного воображения. — Прискорбно слышать, сэр. Но зачем… — Я предупреждаю вас, чтобы вы были настороже. — Маленький темный глаз пристально глядел на меня. — В последнее время у госпожи Олдерли много огорчений. Сначала убийство нашего слуги Лейна, потом злодейское нападение, совершенное на меня в моей же спальне. К тому же мачеха скучает по моей кузине — та уехала в деревню. Ну а теперь убийство бедного сэра Дензила привело мачеху в такое смятение, что мы опасаемся за ее рассудок. Короче говоря, не верьте всему, что рассказывает вам эта бедная женщина. У нее бывают припадки, во время которых ее охватывает беспричинный страх: ей повсюду мерещатся заговоры и козни. — Олдерли вытер губы тыльной стороной кисти. — Так что она вам сказала? Я пожал плечами: