— Если мои услуги вам не… — начала Марджери. — Да, можете идти, — кивнул ей Хэксби. — Госпожа Ноксон, сэр… — Передайте ей, что я не возражаю, и скажите, чтобы не беспокоила нас. Когда понадобитесь, позвоню в колокольчик. Дверь за горничной закрылась, Хэксби сел в свое кресло и указал мне на ближайший табурет. — Итак, вы вернулись. Зачем? — Моя фамилия вам знакома, сэр? — Что? — Я Марвуд, сэр. Может быть, в прежние времена вы знали другого человека с той же фамилией? — Помню печатника Марвуда. — Хэксби склонил голову набок. — В прежние времена. Хотя близко я с ним знаком не был. — Он мой отец, сэр, — ответил я. — Я до сих пор ищу Джейн. — (Чертежник едва заметно пожал плечами, но ничего не сказал.) — Только на самом деле ее зовут не Джейн, верно? — Правда? С чего вы взяли? — Ее настоящее имя Кэтрин Ловетт. — (На секунду лицо господина Хэксби исказила гримаса, будто от внезапной боли.) — До Пожара эта девушка жила в Барнабас-плейс вместе с дядей Генри Олдерли и его семейством. Но через день-два после того, как сгорел собор Святого Павла, она сбежала и пришла сюда — возможно, из-за того, что дядя намеревался выдать ее замуж против воли. Подозревают, что старый слуга Ловеттов, некий Джем Брокхёрст, помог ей скрыться и в ту же ночь напал на кузена девушки, Эдварда. — Олдерли? — вскинул голову господин Хэксби. — Банкир? — Да, сэр. Он приказал высечь Джема, чтобы тот сознался в своих преступлениях, однако старик умер под плетьми. А тем временем госпожа Ноксон согласилась укрывать госпожу Ловетт в своем доме и дала ей другое имя. Ваша хозяйка наверняка знает, кто такая «Джейн», и полагаю, что вы тоже. — Глупости, — возмутился Хэксби. — Следите за языком. Не желаю слушать вашу клевету. Вам лучше уйти, иначе пожалеете. Я обращусь в суд. — Сейчас уйду. Но сначала выслушайте меня до конца. — (Хэксби сам знал, что его угрозы пусты.) — Позже госпожа Ноксон забрала сундук Джема, утверждая, что она племянница старика. Вероятно, так оно и есть — в любом случае наличие между ними родства легко проверить. Она отправила за сундуком слугу, но устроила дело так, что у господина Олдерли сложилось впечатление, будто госпожа Ноксон живет не в Лондоне, а в Оксфорде. Слуга доставил сундук из Барнабас-плейс сюда. Я выдержал паузу. Хэксби не сводил с меня глаз. Его взгляд был строг и одновременно бесстрастен, будто у судьи, выслушивающего показания. Левая рука чертежника лежала на коленях. Она чуть подрагивала. Отчего — от болезни или от страха? — Вы были добры к этой девушке, — продолжил я. — Когда та не поладила с другими слугами, госпожа Ноксон решила, что беглянка должна покинуть ее дом, и тогда вы предложили ей работу в своей новой чертежной мастерской. А перед этим девушка временно перебралась в кофейню. Но в субботу за ней пришел некий мужчина и увез ее. Он представился вашим именем. Но это были не вы. Длинные пальцы правой руки Хэксби сомкнулись на подлокотнике. Костяшки побелели. — Думаю, что Кэтрин Ловетт забрал отец, — продолжил я. — Томас Ловетт. Цареубийца. Вы хорошо его знали, сэр? Я имею в виду, в прежние времена. Хэксби не отвечал. Готовый впасть в отчаяние, я продолжил: — Сэр, мой родной отец пострадал за ту же веру, что и Томас Ловетт, и заставил страдать за нее своих родных. И все же я сочувствую подобным людям. Многие из них были благородны и честно служили своему делу. — А вы? Какой точки зрения придерживаетесь вы? — Я считаю, что прошлое нужно оставить в прошлом. Старые времена миновали. Жизнь меняется, и нам следует меняться вместе с ней. — Есть люди, которые никогда не меняются, — устало возразил Хэксби. — Они тверды как скала. — А госпожа Ловетт? Она тоже тверда как скала? И тут господин Хэксби наконец оставил притворство. — Эта девушка не похожа на отца, и очень сомневаюсь, что она разделяет его верования. Однако она унаследовала некоторые из его талантов. Но какое вам до нее дело? Почему вас так волнует ее судьба? Не все ли вам равно, что с ней станется? — Тетя Кэтрин, госпожа Олдерли, просила меня разыскать племянницу и привести ее домой. Она привязана к этой девушке и не хочет, чтобы та попала в беду. И, кроме мужа, у нее еще есть влиятельные друзья. — Вы правительственный шпион? — Нет, сэр, — ответил я. — Я служу секретарем у господина Уильямсона. Помогаю ему издавать «Газетт». — Значит, вы все-таки пляшете под дудку правительства, господин Марвуд? — Нет, сэр. Я просто зарабатываю на жизнь. Мой отец нездоров. Я должен обеспечивать нам обоим пропитание и крышу над головой. Хэксби встрепенулся: — Разве место дочери не рядом с отцом? — Только не этой дочери и не с таким отцом. — Я подался вперед. — Сэр, я не знаю, каким господин Ловетт был раньше, но мне известно, кем он стал. За эти два месяца он убил не меньше трех человек, в том числе слугу господина Олдерли, который его выследил, и своего бывшего соратника, человека по фамилии Снейд. — Снейд? Портной? Я его знал. Однажды, еще при Оливере, он сшил мне камзол. — В прошлом месяце тело Снейда выловили из Флит-Дич. — Он утонул? — Нет, сэр, — ответил я. — Ему в голову вонзили кинжал, и убийца явно знал свое дело. Со слугой расправились точно так же. В обоих случаях большие пальцы жертв были связаны. Хэксби изменился в лице. Я прочел в его взгляде страх. — Вы сказали, что Ловетт убил троих. И кто же третий? — Сэр Дензил Кроутон, жених госпожи Ловетт. Он пополнил число жертв в прошлую субботу. — Тот самый, которого зарезали на Примроуз-хилле? Вы бредите. — Неужели похоже, что я брежу? — Я встал и поглядел на него сверху вниз. — Три человека убиты, и кто знает, сколько еще погибло? Мало того — на прошлой неделе Ловетт устроил пожар в Уайтхолле. Бог знает, что он еще задумал. Хэксби сцепил длинные костлявые пальцы на колене: — Я боюсь за нее. Я наклонился к чертежнику и понизил голос: — Я желаю госпоже Ловетт только добра. Но разве вы не понимаете? Если сейчас девушка с отцом, он утянет ее на дно следом за собой. Однако, если вам известно, где она, неужели мы с вами не найдем способа ей помочь? Глава 48 Кэт сбросила рясы и медленно встала. Пальцы сомкнулись на рукоятке ножа. Она вытащила его из ножен. Круг света на полу рос. Дверь бесшумно открывалась. Теперь световые полоски появились и над дверью, и под ней, и сбоку — сначала узкие, но постепенно они становились все шире и шире. Свет был не слишком ярким. Кэт предположила, что он исходил от такого же закрытого фонаря, как у нее. Девушка попятилась в угол. В горле пересохло. Прятаться поздно. В этой комнате единственное убежище — шкаф, но он прямо напротив открывающейся двери, и юркнуть туда Кэт просто не успеет, не говоря уж о том, чтобы не наделать при этом шуму. Прижавшись к стене, она шагнула вправо. Потом еще раз. Благодаря этому маневру открытая дверь хотя бы отчасти станет преградой между ней и тем, кто по другую ее сторону. Раздался шорох — тихий, едва различимый. Оставалось только одно — напасть первой. Вспомнив кузена Эдварда, Кэт решила целиться в глаза либо в мужское достоинство. Или совместить обе эти цели. Нога Кэт задела кувшин, в котором еще осталось немного пива. Он со скрипом проехал по каменному полу. — Кэтрин, это ты? — раздался в полумраке шепот. Страх тут же испарился и уступил место гневу, холодному, точно клинок ее ножа. Да как он смеет? — Сэр? — произнесла Кэт. Дверь распахнулась во всю ширь. Фигура ее отца почти полностью загородила проем. Кэт убрала оружие обратно в ножны и положила в карман. Гнев быстро стих и сменился беспросветным отчаянием. Казалось, куда бы Кэт ни шла, все дороги ведут обратно к отцу. Ей никогда не убежать ни от него, ни от судьбы, которую он выбрал для них обоих. — Почему ты не там, где я тебя оставил? — почти капризным тоном спросил Томас Ловетт. — Я больше не могла жить в этом доме, сэр. Но как вы сюда попали? Почему… — Ты должна была оставаться в этом доме, потому что так приказал я, — резко возразил отец. — Ты не имела права его покидать. В честном труде греха нет, только в лености.